Пёс. Книга 1. - Nik Держ

Проводник, тем временем, по большой дуге обходил останки команды «Черного Солнца», двигаясь от конца одного луча креста к другому. Остановившись у луча, упирающегося в отвесную каменную стену, проводник призывно взмахнул руками.

— Пойдем, поглядим, чего он так разволновался, — заинтересованно произнес Виллигут, направляясь к тибетцу. Возле основания стены на земле лежал массивный обломок скалы, присыпанный камнями поменьше. Проводник что-то лопотал, указывая пальцем в небо.

— Он говорит, что раньше этот кусок скалы был козырьком. Затем козырек отломился и упал на землю. Это произошло позже, чем ритуальное самоубийство адептов Агарти.

— А ведь он прав! — согласился с доводами проводника Виллигут, рассматривая скальную породу. — Я ясно вижу то место, откуда сорвалась эта глыба. Там камень светлее… И произошло это действительно позже… Видите, кусок скалы придавил несколько тел? Значит, на тот момент они уже были мертвы… Ну и что он пытается нам доказать?

Тибетец подскочил к скале, забрался на глыбу и указал на выбитый в камне знак. Спихнув на землю несколько камней поменьше, он очистил второй знак.

— Ньямару-Джи! — пискнул худосочный монах, тыча пальцем в символы.

— Он хочет, чтобы мы расчистили площадку? — спросил Шварцвальда Виллигут.

Тот перевел. Тибетец утвердительно кивнул.

— Волли, зови парней! Придется поднапрячься! — распорядился группенфюрер.

Волли метнулся к жилым баракам в которых солдаты пытались навести некое подобие порядка перед ночевкой. Он вернулся обратно в сопровождении Валеннштайна.

— Слушай вводную, Иоахим, — произнес группенфюрер, — для начала нужно очистить место для работы. Мы должны разобрать вот этот завал.

— Эту каменюку тоже двигать придется? — по-деловому осведомился штандартенфюрер.

— Боюсь, что так, — ответил Виллигут. — Для начала пусть твои парни соберут останки в одну кучу. После мы их захороним. Да, пусть собирают перстни. Все «Адамовы головы» должны вернуться в орденский замок. Не будем нарушать традиции. Выполняй!

— До темноты не успеем, герр группенфюрер! — резонно заметил Иоахим.

— Тогда в первую очередь занимайся останками. Завалом займемся завтра.

— Будет исполнено, герр группенфюрер! — отрапортовал Иоахим и, развернувшись на каблуках, трусцой побежал к баракам.

— Исполнительный у тебя командир, — произнес Виллигут, обращаясь к Волли. — Жаль только, что у него напрочь отсутствует тяга ко всему необычному, новому… Как я уже говорил, прекрасный исполнитель, не более. Тактик, которому ни когда не быть стратегом. Но такие люди тоже необходимы ордену. На их верности и преданности держится очень многое. Но выше головы им никогда не прыгнуть. Штурмбаннфюрер Гипфель, — официальным тоном произнес Виллигут, — с сегодняшнего дня вы подчиняетесь непосредственно мне. По возвращении в Берлин я займусь вплотную твоим образованием… Можешь доложить Валеннштайну, что отныне — ты мой адъютант.

— Будет исполнено! — старательно пряча предательскую улыбку, помимо воли растягивающую губы, отрапортовал штурмбаннфюрер. — Он и без доклада догадывается…

— Доложи, чтобы не было двусмысленности, — настоял группенфюрер. — Как-никак, он был твоим непосредственным начальником.

— Есть доложить, майн группенфюрер!

Солдаты споро сносили останки в дальний угол двора, складывая костяки в ровные штабеля. Отдельной кучкой складировались ножи и перстни. К темноте двор был очищен, о чем Валеннштайн тут же доложил группенфюреру.

— Сколько собрано перстней? — поинтересовался Виллигут.

— Тысяча девяносто три.

— Их было 1111, - заметил Вейстхор. — Не хватает восьми штук.

— Есть еще тела под завалом. Завтра очистим.

— Перстни сложи в рюкзак и поручи кому-нибудь. Они должны вернуться в Берлин.

— А что делать с ножами? — спросил Иоахим. — Они ведь тоже своего рода реликвия.

— Ножи захороним вместе с останками. Ты представляешь, какая на них энергетика? Ритуальное самоубийство такого количества адептов, это не шутки! Хотя… Захватим с собой пару-тройку экземпляров, — подумав, решил группенфюрер. — Глядишь, сгодятся на что-нибудь… Нож далай-ламы?

— Лежит отдельно от остальных, так же, как и перстень. Нож очень хорош, — пояснил Валеннштайн. — Не иначе, как по спецзаказу ковали.

— А ты глаз на него положил? — усмехнулся Виллигут.

— Положил, но только не я, — признался штандартенфюрер, — а Ганс.

— Вот что, Иоахим, нож заверни во что-нибудь и принеси мне. Лезвия лучше не касаться, — предупредил он. — Так, пожалуй, будет лучше… После — отбой. Подъем с восходом!

С первыми лучами солнца работа в заброшенном монастыре закипела вновь. Завал из мелких камней удалось разобрать в течение пары часов, а вот большая глыба оказалась не по зубам солдатам Валеннштайна.

— Нужно соорудить какое-нибудь приспособление, — предложил Волли. — Что-то типа ворота. Я вчера выходил по нужде и видел нечто подходящее.

Взяв с собой пару солдат, Волли исчез за бараком, в котором провел ночь. Вскоре он вернулся и доложил:

— Там у них примитивный лифт сооружен. Веревки сгнили, а ворот, с помощью которого монахи поднимали наверх клеть, хорошо сохранился. Вполне можно использовать.

Солдаты быстро разобрали примитивную конструкцию монахов, перетаскали части механизма во двор и собрали её заново. Обмотав валун прочными капроновыми канатами из альпинистского снаряжения, рядовые под чутким руководством штандартенфюрера закрепили концы веревок на деревянном барабане ворота. Отобрав парней поздоровее, Валеннштайн расставил их у рычагов механизма.

— Навались! — скомандовал он.

Рядовые уперлись ногами в каменистую землю, барабан провернулся, натягивая канаты. Глыба покачнулась, затем медленно поползла в сторону. Раздался громкий треск — деревянный стержень поворотного механизма переломился, не выдержав нагрузки.

— Вот незадача! — воскликнул Волли. — Чертово бревно сгнило!

— Сейчас заменим, — невозмутимо заявил Иоахим. — пусть для этого нам придется разобрать крышу одного из бараков. Её балки должны подойти по диаметру.

Через час конструкция была восстановлена. На этот раз осечек не произошло — каменюка, оставляя на земле глубокие борозды, медленно открывала вырубленную в скальной породе темную нишу. Свободные от вращения ворота бойцы навалились на глыбу, толкая её руками. Вскоре нишу ничто не загораживало. Первым в нее заглянул тибетец-проводник.

— Ньямару-Джи! — благоговейно прошептал азиат, складывая ладони лодочкой.

— Ну-ка, друг, освободи местечко! — Волли бесцеремонно отодвинул в сторону монаха, освобождая место для группенфюрера. — О! Еще один жмурик! — произнес штурмбаннфюрер, заглядывая в темноту из-за плеча Виллигута.

В глубокой нише обнаружилось полузасыпанное песком и каменной крошкой мумифицированное тело монаха в истлевшем балахоне. Мумия сидела в позе лотоса, сложив усохшие руки на коленях.

— Ньямару-Джи? — уточнил у проводника группенфюрер.

— Ньямару-Джи! Ньямару-Джи! — словно китайский болванчик закивал головой тибетец.

— Что же нам с ним делать? — задумался Виллигут. — Разговаривать он явно не в состоянии…

— Да уж, — согласился Волли, — усох так, что хоть к пиву подавай!

Виллигут натужно улыбнулся и скомандовал бойцам «Эдельвейса»:

— Аккуратно достаньте тело из ниши.

Солдаты кинулись исполнять приказ генерала. Вскоре они извлекли легкую мумию из убежища и осторожно поставили её на землю. При ярком солнечном свете сморщенный мертвец выглядел отвратительно: темная задубевшая кожа на абсолютно лысом черепе местами была попорчена плесенью, запавшие глаза, полуприкрытые тонкими пергаментными веками, невидяще глядели перед собой мутной окостеневшей роговицей, отвисшая нижняя губа открывала черные сухие десна и желтые кривые зубы.

— Спроси у монаха, — произнес Виллигут, обращаясь к переводчику, — умеет ли он говорить с мертвецами?

Шварцвальд перевел слова генерала проводнику. Монах мелко затряс бритой головой и отрывисто произнес несколько слов.

— Он утверждает, что просветленный жив.

— Он что слепой?! — вмешался Волли. — Видно же невооруженным глазом, что перед нами мертвец! Я был в Египте… Так вот, в Каирском музее таких просветленных — пруд пруди! Его можно лишь посадить в стеклянную витрину вместе с остальными мумиями, а лучше зарыть поглубже! Так что пусть этот азиат мозги нам не пудрит! Так ему и передай!

Услышав перевод, монашек возмущенно пискнул и полез в заплечный мешок, с которым не расставался всю дорогу. Даже на ночных привалах он не выпускал его из рук, положив под голову вместо подушки. Проводник извлек из мешка пучок сухой травы, который тут же засунул в рот, и маленький острый нож, лезвие которого украшали непонятные символы. Затем азиат подошел к мумии, опустился перед ней на колени и униженно поклонился, достав бритым лбом земли. При этом он не переставал активно жевать траву. Из уголков рта на подбородок стекала зеленоватая жижа. Проводник бережно взял мумию под локоть и резко вонзил ей в усохший бицепс свой ножичек. Было слышно, как лопнула под напором металла задубевшая кожа. Когда монах выдернул нож из тела, сверкающее на солнце лезвие покрывала пленка густой черной крови. Из раны нехотя выкатилось несколько темных капель. Проводник победно взмахнул ножом, выплюнул в свободную руку пережеванную траву и залепил этой зеленой жижей рану на руке Ньямару-Джи.