Бездна голодных глаз - Генри Олди

Сигурд не сразу понял, что Даймон уже давно молчит, но тихий грустный голос продолжает звучать в мозгу Девятикратного; и он не знает, чей это голос, и голос ли это…

— Спускайся вниз, мальчик, сын, потомок — мужчина и воин, — спускайся вниз, взыскующий ответа, и коснись великой памяти Отцов ножом своего сознания, открывая кровь и плоть ушедшего, входя в то, что было, входя в души видевших рассвет…. ты уже на снежинки, на дымные кольца разъят, ты в земных зеркалах не найдешь своего отражения… входи…

Солли вздрогнул, когда Сигурд Ярроу двинулся вперед, с уверенностью сомнамбулы скользя между неподвижными фигурами, под каплями природной клепсидры, выбирая тот сталагмит, который был для него сейчас единственно необходим. Солли вздрогнул, и ладонь Пустотника настойчиво подтолкнула Изменчивого вперед.

— Иди за ним. Он знает, что делает…

И Солли спускался вниз, шел между статуями, растворяясь в терпкой глубине окаменевшей жизни и скорбной Вечности; он садился рядом с Девятикратным, точно повторяя его позу, а потом взгляд Солли встретился с живым, трепетным взглядом человека внутри колонны, и Время послушно встало за спиной сидящих, распахивая свой серый плащ…

— В Согде восстание бессмертных!…

Словно огромная скала не выдержала тяжести собственного веса и рухнула в Сперхейский залив, вздымая крутые волны слухов и домыслов, неумолимо разбегающихся во все концы Согдийской империи и дальше, дальше…

Скребли бороды и переглядывались крестьяне Оккироэ и Шайнхольма, брызгали слюной купцы на заморских базарах Фиссии; замелькали между барханами Карх-Руфи клетчатые тюрбаны смуглокожих гонцов, и племена Бану стали задумываться над необходимостью платить дань; и наконец мутный вал, гудящий сотнями наречий, разбился о хребты Ра-Муаз, но брызги его успели долететь до деревень земледельцев, а там и до самой могучей Калорры, испокон веков косящейся в сторону богатого Согда хищным прищуренным взглядом…

Давненько уже снились Вершителям Калорры знаменитые Медные ворота гордого Согда, послушно распахнутые перед островерхими шлемами и кривыми саблями конных орд каллов; как снятся юношам прекраснейшие женщины, распахнувшие объятья только для них… Но, наверное, удовлетворились бы властелины мелкими набегами на нищие племена пустыни — окраинных вассалов Согда, когда б не донесения слухачей, засланных в столицу согдийцев еще при прошлых династиях…

Ну почему боги и демоны не выбрали для своего пришествия Калорру, где им воздвигали бы пышные храмы и четырнадцатилетние девственницы служили бы бессмертным?! Почему они явились в надменный Согд, где гордыня Совета Порченых жрецов — высших иерархов империи — низвела богов, прозванных бесами, до уровня парий, достойных лишь кирки рудничного раба или манежа гладиаторских поединков?! А демоны Пустотники покорно превратились в надсмотрщиков за бесами, и всех, похоже, устраивало такое противоестественное положение вещей… всех, но не Вершителей Калорры.

Пять династий сменилось на кованом троне каллов, пять девизов правления ушли в небытие, а Вершители ждали, наследникам передавая мечту о далеких воротах и опаску перед чужими бессмертными богами, которые развлекают на аренах вопящих зрителей, кичащихся своим человеческим Правом на смерть… Передавали, ждали, надеялись — и вот…

— В Согде восстание бессмертных!…

…Третий день войска шли через Калорру. Шли тяжеловооруженные латники юга, шли лесные братья из Оркнейских чащоб со своими луками в рост человека; шли копейщики Муаз-Тая, шли мерным шагом белые иноходцы с лугов Арродхи, несущие своих горбоносых седоков, страшных в стремительном обвале атаки; шли, ехали, везли осадные орудия и тараны… А впереди армад летела молва о героях, вышедших на защиту несчастных бессмертных, стонущих под пятой сыновей мрака и их Порченых жрецов, забывших о вере и чести. Доколе богам терпеть поругание? и уж коли сами они не выдержали, то святой долг армии Калорры…

Ведь не о богатствах же Согда вещать молве на все четыре стороны? — не о низменном… хотя и гораздо более близком к истинному назначению похода…

…Широкоплечий воин с длинными вислыми усами поднял к себе в седло девочку, стоящую рядом с матерью в толпе зевак.

— Расти скорей, ясноглазая! — весело крикнул он, улыбаясь ребенку, подхватывая девочку на руки и щекоча ее усами. — Когда я буду господином над черномазыми рабами, а боги вернутся к себе на небо, — я приеду за тобой! Мне тогда понадобятся сильные, здоровые сыновья, много сыновей!… Хочешь родить воина, ясноглазая?

— Не хочу, — серьезно ответила девочка. — Воина — не хочу. Хочу — бога.

Всадник поперхнулся, натянуто усмехнувшись, и передал ребенка матери. Потом он перехватил поводья и тронулся дальше.

Стоявший в толпе рядом с женщиной человек — мужчина лет тридцати в пыльном заношенном халате — покачал головой и стал выбираться из давки. Он пришел в Калорру месяца два назад и теперь работал подручным у кузнеца-оружейника. Кузнец нахвалиться не мог на нового подмастерья, и лишь одно смущало мастера: у молодого мускулистого молотобойца был тусклый взгляд древнего старика. Да еще дважды кузнец замечал краем глаза, как забывшийся подмастерье положил ладонь на раскаленную заготовку и отдернул руку лишь тогда, когда увидел изумленный взгляд хозяина. Надо ли говорить, что с рукой ничего не произошло?…

Кузнец не знал, что его новый подручный — беглый раб с согдийских оловянных рудников.

Бессмертный. А если короче — бес.

4

…Мир стал блекнуть, распадаться; и внезапно все исчезло. Смолк перестук копыт и лязг доспехов, угас блеск солнца и отсвет его на чешуйчатых шишаках, и лишь лицо беса, стоявшего некогда в толпе зевак Калорры, продолжало глядеть на Солли и Сигурда из глубины сталагмита.

Лишь оно напоминало о случившемся.

— Это было? — спросил Сигурд у подошедшего Даймона.

— Это — было.

— Это было давно? — спросил Солли.

— Это было давно.

Больше вопросов не было.

Следующим утром они не сразу пошли в зал. Солли заново перетянул Вайл разбитый бок и дал напиться, а волчица лизнула ему ладонь и искательно заглянула в лицо — но превращаться в присутствии Сигурда Солли… нет, не боялся, — стеснялся, что ли… Ярроу, латавший в углу износившуюся тунику, поднялся и с удивившей его самого деликатностью вышел из пещеры. На свежий воздух.

Там он некоторое время повозился с Зу, на которого неожиданно напало игривое настроение, потом салар несколько запыхался и отправил разогревшегося удава за провизией.