От Кяхты до Кульджи: путешествие в Центральную Азию и китай. Мои путешествия по Сибири - Владимир Обручев

За г. Манасом, который мы миновали на третий день пути, дорога пересекает большую реку того же названия, которая летом во время таяния снегов и ледников часто становится непроходимой вброд, несмотря на то, что она разливается на несколько широких русел. В известные часы дня, когда вода спадает, главное русло переезжают на телегах с очень высокими колесами, запряженных быками. На эти телеги складывают товары и багаж и сажают людей, а обыкновенные телеги едут порожняком. Благодаря осеннему времени, воды было не так много, и мы переехали реку без затруднений в своей телеге.

За Манасом мы в нескольких местах встречали даже леса из карагача и разнолистного тополя. Эти деревья, а также различные кусты располагались отдельными рощами или группами, чередуясь с полянами, поросшими травой, тростником, чием и более низкими кустами. Среди рощ видны были отдельные фанзы и пашни, иногда развалины.

Четырьмя днями позднее мы миновали р. Куйтун и город Караусу (Шихо), за которым оазисы встречались реже, орошение стало скуднее и местность часто представляла собой степь с песчано-галечной почвой и зарослями чия и кустов, или солончаки, или бугристые пески, местами переходившие в барханные. Но такой бесплодной черной пустыни, какую мы видели так часто на южном пьедестале Тянь-Шаня между Хами и Урумчи, здесь уже нигде не было. Особенно много песчаных площадей дорога пересекает за ст. Тото, где они чередуются с солончаками.

На север пьедестал Тянь-Шаня понижается к обширной впадине, которая на востоке орошена р. Манас, а на западе р. Куйтун; эта впадина ограничена с севера высотами хребта Майли-Джаир, которые с большой дороги казались плоским вздутием земной поверхности, огромным увалом, мелко расчлененным логами и долинами. У подножия Джаира р. Манас поворачивает на восток и разливается в озера среди обширных зарослей тростника и рощ тополя и других деревьев. Р. Куйтун, окаймленная широкой площадью зарослей и рощ, поворачивает вдоль подножия хр. Майли на запад и впадает в оз. Эбинор, которое синело вдали; здесь большая впадина, вытянутая вдоль северного подножия Тянь-Шаня, поворачивает на северо-запад, переходит в пределы России и отделяет горы Майли от более высокого Джунгарского Алатау. Эту часть впадины называют Джунгарскими воротами. Я имел возможность изучить ее только спустя 11–15 лет, и описание путешествия по Джунгарии читатель найдет в другой книге.

Поближе к оз. Эбинор видно было небольшое соленое озеро Иенху, в котором китайцы добывают соль. В городке Цзинхэ я разделил караван. Телега с багажом и одним из моих рабочих продолжала путь по большой дороге, которая идет далее на запад по подножию Тянь-Шаня, огибает оз. Сайрамнор и переваливает через горы к Кульдже по удобному перевалу. Я же, верхом, с двумя рабочими и одной вьючной лошадью свернул по верховой тропе, пересекающей Тянь-Шань по прямому направлению к Кульдже, чтобы хотя бы бегло познакомиться со строением хребта. Впрочем, первый день мы ехали еще рядом с телегой и благодаря этому выручили ее из беды. Дорога долго шла по оазису Цзинхэ, пересекая арыки, заросли тростника, рощи деревьев, старые и новые пашни; за окраиной оазиса начался солончак с участками болота, густыми и высокими зарослями, доходящий на юге до песчаных холмов с саксаулом. По окраине этих холмов идет дорога, пересекая языки зарослей. Один из таких языков представлял глубокую топь, в которой телега основательно завязла – пришлось ее разгружать и вытаскивать. Пока мы занимались этим, наступили сумерки; телега поехала дальше до ближайшей станции, а мы расположились на ночлег в песках по соседству.

Весь следующий день мы шли сначала по этим пескам, а затем поднимались по пьедесталу Тянь-Шаня, представлявшему то песчаную, то глинистую почву, усыпанную галькой и щебнем и поросшую саксаулом, который по мере подъема мельчает и превращается из деревьев в кусты. С высоты пьедестала было видно, что пески, ограничивающие с юго-запада оазис Цзинхэ, образуют в общем высокий увал, вытянутый с юго-юго-востока на северо-северо-запад и покрытый плоскими барханными валами и заросшими буграми. Простирание гребней барханов и положение крутых подветренных склонов показывало, что господствующие ветры дуют с северо-северо-запада, из Джунгарских ворот, и можно думать, что весь песчаный увал постепенно наметен ими.

По пьедесталу мы поднимались до устья ущелья р. Боргусты, у которого ночевали, а на следующий день шли вверх по ущелью этой речки, пересекающему северную цепь Тянь-Шаня. Последний носит здесь имя хр. Боро-Хоро, а его северная цепь называется Куюкты. Ущелье постепенно сужается, становится живописным; тропа часто лепится по обрывам; по дну то на одном, то на другом берегу расположены лужайки и рощи. Из этого ущелья мы свернули в долину р. Тогурсу, впадающей слева в Боргусту; она пролегает продольно с востока на запад между цепью Куюкты и следующей к югу цепью Кугур, и по ней мы поднялись на перевал Богдо, достигающий 2290 м абсолютной высоты, и затем продолжали путь по р. Джиргалан, долина которой лежит на продолжении долины Тогурсу между теми же цепями. На северном склоне цепи Кугур были леса и луга, покрывшиеся уже свежим снегом, тогда как южный склон гор Куюкты, хорошо согреваемый солнцем, – сухая степь.

Из долины Джиргалан мы затем повернули на юг и поднялись на цепь Кугур в пределах широкого понижения, которое образовали речки Джиргалан и Пеличин, прорываясь через эту цепь глубокими ущельями.

Дорога шла по водоразделу между этими ущельями, представлявшему высокий увал, покрытый лёссом; неглубокие дефиле в лёссе, по которым шла дорога, напомнили мне пейзажи Китая. Постепенно дорога спустилась с увала в долину небольшого ручья, вышла, наконец, в широкую долину р. Или и повернула на запад к г. Кульдже. В общем, расставшись с телегой, мы шли четыре дня в горах Боро-Хоро: день по пьедесталу, день по р. Боргусте, день по долинам Тогурсу и Джиргалан и день на спуске к Кульдже; эти последние дни моего путешествия дали мне возможность познакомиться с природой Тянь-Шаня и со слагающими эти горы породами. Несмотря на сильную усталость, жаль было расставаться со свободной жизнью и работой в просторах Центральной Азии, в которых оставалось еще столько не осмотренных интересных областей. Хотелось думать, что расставание с ними только временное.

Телега с багажом прибыла в Кульджу в тот же вечер. Телега с коллекциями, высланная из Сучжоу, давно уже благополучно доставила свой груз.

Быстро прошли десять дней, необходимые для ликвидации каравана. Мои верные спутники Па Ие и Гадин Ю получили расчет, палатку, часть имущества и всех лошадей для пути домой; моя палатка, седло, экспедиционные ящики и принадлежности нашли покупателей; коллекции и инструменты отправлялись постепенно посылками в Географическое общество в Петербург. Наконец, я сам выехал в пограничный русский город Джаркент (ныне Панфилов) и оттуда по почтовому тракту, через Джунгарский Алатау, Казахскую степь и вдоль Иртыша от Семипалатинска до Омска, куда уже дошла строившаяся Сибирская железная дорога. Вокзал находился еще на левом берегу Иртыша, который только что покрылся льдом. Вечером мы, несколько пассажиров, ожидавших ледостава в Омске, перебрались по льду через реку и сели в поезд, отправлявшийся к Уралу.