Быть собой (СИ) - "Sleepy Xoma"

Элаикс даже не обернулся. Перед его взглядом вновь возникло лицо матери.

— Я соврал, — усмехнулся он.

Глава 11

Они бежали, точно преследуемые всеми богами и тварями подземного мира. Остановиться Трегоран решил, когда у взмыленных коней пошла пена, да и то лишь потому, что смерть животных замедлила бы их.

Итриада выглядела совершенно несчастной — девушка мало того, что бежала с поля боя, так еще и была повержена противником, который затратил на нее не больше времени и сил, чем на обычную муху. Трегоран пытался объяснить подруге, что опытный фарийский колдун без особых проблем может изжарить добрую тысячу человек, и что она просто невероятно везуча, раз смогла пережить встречу с ним и обойтись без увечий. Помогало не слишком сильно.

Димарох тоже не лучился радостью и оптимизмом. Этот вечно неунывающий человек пребывал в самом дурном расположении духа, которое Трегоран только мог представить — злость, выплескиваемая в пустоту, чередовалась с приступами самобичевания и апатии, когда за товарищем приходилось приглядывать, чтобы тот не бросился на меч.

Трегоран его прекрасно понимал, потому что сам знал, каково это — смотреть, как пылает город, в котором ты родился, и вырос. Видеть, как захватчики поганят его улицы своим присутствием, и как на этих самых улицах реками льется кровь.

Впрочем, Димарох постепенно приходил в себя, и у Трегорана с каждой пройденной милей крепла уверенность, что друг выкарабкается. Хорошо уже, что он соглашался есть, пить, спать и скакать. Не меньше радовало Трегорана то, что у него хватило ума взять деньги с собой, а потому вполне можно было рассчитывать на покупку нескольких заводных лошадей. Юноша совершенно серьезно вознамерился как можно дальше убраться от погибающего полиса, потому что прекрасно понимал — его не оставят в покое. Убийство мага империи само по себе — тяжкое преступление. Богоравный Анаториан защищал своих чародеев с яростью взбешенной львицы, если, конечно, те не перечили ему. Хотя и в этом случае имелись варианты. Поместье покойного Маркация являлось лучшим тому доказательством.

В любом случае Трегоран не был настолько наивным, чтобы не понимать — император запретил магию духа не просто так. Юноша, ощутивший всю ее колоссальную мощь, догадывался, что, возможно, монополия на пятую школу и есть источник божественной силы императора.

«Почему нет?» — рассуждал он на привале, когда мрачная Итриада нарезала мясо и ломти хлеба, купленные по дороге в одной из деревень. — «Я выучил несколько простейших заклинаний, всего лишь одно из которых можно применить в бою, да освоил пару трюков, и легкостью убил сильного и опытного мага. На что же способен мастер, достигший совершенства в своем искусстве? Кто знает, может, эта магия способна даровать бессмертие если не телу, то хотя бы духу. К примеру, почему он не может отыскивать похожие тела и вселяться в них, продлевая себе жизнь таким противоестественным образом?»

Он машинально взял предложенную пищу и принялся жевать, не чувствуя вкуса. Юноша осознал, что подобрался к какой-то тайне, опасной, но оттого лишь более притягательной. Подобрался так близко, как только это возможно для обычного человека.

«Итак», — продолжил он свои умозаключения, и неосознанно подражая Маркацию. — «Возьмем как данность, что некоторое время назад, пускай это будет полтора или два столетия, появился очень сильный и одаренный чародей. Этот титан получил отличное образование, а его Пламя горело ярко — без большой силы подобные чары не освоить. Что дальше? А дальше он придумал что-то новое, совершенно свое. Именно так, не иначе — если бы подобные заклинания существовали раньше, кто-нибудь обязательно попытался бы повторить его путь. А раз этого не было, то он был первым. Он придумал нечто, чем не захотел делиться. Что, в общем-то разумно. Если его чары могут продлить жизнь, зачем рассказывать об этом кому-то еще? Лишние противники в борьбе за место под солнцем ни к чему».

Он доел свою порцию, напился воды, справил естественные нужды, забрался на коня, и продолжил путь, совершенно не обращая внимания на окружающую действительность. Захоти Итриада или Димарох сейчас бросить его, не заметил бы!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Итак, наш гений не собирался делиться ни властью, ни знаниями, ни секретами. Как помешать желающим в этом случае? Ответ прост — подняться на вершины власти и уничтожить все упоминания о знании, делиться которым нет желания. Весь вопрос в том, почему ни фарийцы, ни атериадцы не разобрались в сущности этого „богочеловека“, ведь среди них просто обязаны были быть мастера магии духа. Пускай и не такие сильные, но все же» …

Этот вопрос увлек юношу надолго. Трегоран вертел его и так, и этак, но не сумел прийти к какому-либо разумному умозаключению. Максимум, на что его хватило, так это предположить, что серьезно магию духа изучали лишь в разрушенной Ширримской империи, а южные соседи лишь баловались ею, и все-таки подобное предположение выглядело несколько неубедительно.

Впрочем, ничего другого у него не было — не идти же к Анаториану, чтобы спросить у того, как все было на самом деле?

«А значит, будем есть то, что дают», — решил Трегоран и перешел к более насущным вопросам.

Для начала он огляделся — они ехали по проселочной дороге. Солнце еще не начало клониться к закату, и по его положению можно было с уверенностью сказать, что направляются путники на север. Дорога была пустынна, по обеим сторонам ее возвышались оливковые деревья, где-то наверху весело чирикали пташки. Так легко было поверить в то, что в трех днях пути к югу все хорошо, и проклятый полубог не взял штурмом один из древнейших городов в мире…

Кажется, эта мысль пришла в голову не только Трегорану — Димарох неожиданно зарыдал, точно ребенок.

— Проклятый демон! — во всю глотку заорал он, и погрозил небу кулаком. — За что? Что мы тебе сделали?

Больше он не сказал ни слова, отпустив поводья и уткнувшись руками в лицо. Трегоран с Итриадой, не сговариваясь, подъехали к товарищу и одновременно положили руки к нему на плечи.

— Мой город…Я был вдали от его стен столько лет, и вернулся, — рыдал Димарох. — Я вернулся домой… Чтобы увидеть гибель всего… Проклятые фарийцы!

Трегоран слушал, не прерывая. Ему такое было не в новинку — многие рабы по ночам рыдали в своих бараках, проклиная мучителей. Он и сам не один и не два раза плакал, уткнувшись в соломенную лежанку и мечтая о том дне, когда получится освободиться. Свобода пришла, но ничего не изменилось. С самого дня побега он только и делает, что бежит прочь. От преследователей, от фарийцев, от собственного страха.

«Могу ли я помочь Димароху или утешить его?» — задумался юноша. — «Сомневаюсь. Но все-таки, молчать тоже нельзя».

— Димарох, — тихо обратился он к рыдающему актеру. — Поверь, я понимаю тебя лучше, чем кто-либо другой. И я знаю, что не в состоянии унять твою боль. А потому скажу лишь одно: мы еще живы, у нас есть руки, ноги и головы. Мы обязательно найдем способ отомстить.

— Но как? Как? Ты видел, что он сотворил со стеной?

— Видел.

— И что? — Димарох обратил свой яростный взор на юношу, отчего тому стало неуютно.

— Не знаю. Я никогда не встречал столь могучих волшебников. Даже мой учитель не смог бы начаровать нечто подобное. Но я убежден, что пока мы живы, шансы есть. Всегда есть, уж поверь мне!

Атериадец невесело усмехнулся.

— Я видел твою спину, охотно верю.

Кажется, слова Трегорана возымели действие, и тот продолжал увещевать товарища, пытаясь заставить атериадца взять себя в руки.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Когда-нибудь я поведаю тебе свою историю. В более подходящее время и в более спокойном месте, а пока же мы должны не терять надежду и убираться прочь.

— Куда?

— Далеко, как можно дальше.

Димарох начал приходить в себя — слезы оказали целебное действие. А так как ум его не утратил прежней остроты, актер почти сразу понял невысказанное.

— За нами отправят погоню.