Эшелон - Иосиф Шкловский

Теперь для полного торжества конденсационной гипотезы не хватало одного: водяного пара. Запуски ракет для измерения его концентраций были проведены уже в 60-х годах под руководством Андрея Всеволодовича Федынского (сына члена-корреспондента АН СССР В. В. Федынского). Они дали благоприятные результаты: в соединении с весьма низкими температурами в мезопаузе (около 150 K) концентрация водяного пара была достаточной для образования там слоя ледяных кристаллов.

В конце 1964 года умер профессор В. В. Шаронов. Теперь рабочую группу по серебристым облакам Межведомственного геофизического комитета возглавил Иван Андреевич Хвостиков. И руководил ею до самой кончины – в 1969 году.

Для меня ясно, что срыв, описанный Шкловским, был для Ивана Андреевича случайным. В середине 60-х годов он выпустил две большие монографии: «Физика озоносферы и ионосферы» и «Высокие слои атмосферы». Они и сейчас не потеряли своего значения.

В феврале 1972 года Иосиф Самуилович Шкловский и академик А. Д. Сахаров подписали письмо в защиту диссидента Кронида Любарского. Я знал этого человека чуть ли не с его школьных лет, да и Иосиф Самуилович, прежде чем подписать упомянутое письмо, советовался со мной. Поэтому нелишне будет кое-что здесь о Любарском рассказать.

Детские и юношеские годы Кронида Аркадьевича прошли в Симферополе. Там, в самом конце 40-х годов, он вместе с Василием Мартыненко и Павлом Чугайновым организовал Симферопольское общество юных любителей астрономии (СОЛА).

Кронид Любарский был одним из активнейших членов СОЛА и в дальнейшем избрал астрономию своей профессией. Он поступил на физфак МГУ, окончил его и уехал в Ашхабад, где занялся оптическими и радионаблюдениями метеоров.

Он начал печататься, будучи ещё членом СОЛА; в студенческие годы опубликовал несколько серьёзных работ, в частности по анализу обстоятельств падения некоторых метеоритов; составил второй в СССР каталог ярких метеоров, при полёте которых были слышны треск или шорох (как установлено сейчас, эти звуки имеют электромагнитное происхождение). В 1966 году Любарский защитил в МГУ кандидатскую диссертацию на тему «Космические лучи и возраст метеоритов»; он подверг анализу около 400 метеоритов и по трекам от космических лучей определил их возраст – от нескольких миллионов лет для каменных метеоритов до сотен миллионов для железных.

Было у Кронида Аркадьевича ещё хобби: астробиология. Вопреки утверждению Шкловского, Любарский никогда не работал у Г. А. Тихова. У него был свой собственный взгляд на возможность растительной жизни на Марсе, и он изложил его сначала в двух статьях, написанных с крымским астрономом Б. М. Владимирским, а затем в небольшой книжке «Очерки по астробиологии», которая вышла в 1962 году в издательстве «Наука».

После защиты кандидатской диссертации в жизни Кронида Аркадьевича начались первые невзгоды. Его лишили московской прописки на том основании, что она была временной, на срок аспирантуры. Пришлось переехать в Черноголовку, где ему (кандидату наук!) предложили заведовать школьной обсерваторией.

Столкновение с нашей бюрократической системой, видимо, и привело Кронида Любарского в лагерь диссидентов. Но – обо всём по порядку.

Кажется, в 1968 году в штат аппарата Центрального совета ВАГО (Всесоюзного астрономо-геодезического общества), где я занимал пост учёного секретаря, была введена должность референта. По рекомендации руководителя астрономического кружка Московского дворца пионеров Б. Г. Пшеничнера на эту должность был принят его питомец Владимир Попов. Парень был какой-то странный, с ним то и дело приключались неожиданные события. То его задерживали в запретной зоне в Крыму, то он попадал не в те города, куда его командировали, а в другие. Мы не знали тогда, что он развозил по этим городам самиздатовскую литературу.

В ноябре 1970 года в Казани собрался V съезд Всесоюзного астрономо-геодезического общества. Незадолго до начала съезда меня пригласил к себе председатель Казанского отделения ВАГО, директор Астрономической обсерватории имени В. П. Энгельгарда профессор А. А. Нефедьев и, положив перед собой список делегатов съезда, показал обведённую карандашом фамилию Попова (он был избран делегатом от Московского отделения ВАГО):

– Скажите, кто это такой? Дело в том, что им заинтересовалось Чёрное Озеро.

Через некоторое время за мной заехали вежливые молодые люди, посадили в машину, вывезли куда-то за город, в пустынное место, остановили машину и стали показывать фотографии:

– Скажите, это Попов? А это – Любарский? А это?..

Мне казалось, что всё происходит не на самом деле, а в каком-то детективном фильме, где я играю чью-то роль. Молодые люди после показа фотографий отвезли меня обратно в гостиницу. Ни с Поповым, ни с Любарским тогда ничего не случилось.

Но после возвращения в Москву меня стали таскать уже на Лубянку. Спрашивали о Попове, о Любарском и об одном ленинградском парне по фамилии Мельник.

О Любарском я сказал буквально следующее (и это было записано в протоколе допроса и подписано мною): «Я считал его талантливым учёным и хорошим человеком. О каких-либо действиях с его стороны, направленных против советского государства, мне ничего не известно».

Затем ко мне обратился адвокат Любарского Юдович, которому я, естественно, тоже рассказал о Крониде Аркадьевиче только хорошее.

И уже после всего этого ко мне подошёл в ГАИШе Иосиф Самуилович Шкловский:

– Скажите, кто он такой, этот Любарский, что он сделал в науке?

Я кратко перечислил основные работы Кронида Аркадьевича по метеоритам, назвал его диссертацию и книгу по астробиологии. Иосиф Самуилович кивнул, но больше ничего не сказал. Лишь теперь я узнал, зачем ему были нужны эти сведения.

Любарского судили за издание диссидентской «Хроники текущих событий» и дали ему пять лет.

Когда срок заключения истёк, Кронида Аркадьевича освободили и предложили на выбор два места проживания: Тарусу или Китаб. В Тарусе не было астрономических учреждений. В Китабе была широтная станция, но климат там слишком тяжёл. Этим двум городам Любарский предпочёл Мюнхен. Он уехал из нашей страны и стал работать на радиостанции «Свобода». Недавно был в Союзе – его показывали по телевидению. Внешне он мало изменился. Но своих бывших коллег по метеорной астрономии решил «не беспокоить». Трудно сказать, почему именно. Живя в ФРГ, он окончательно бросил науку и занимается только политикой. Ну, что же, у каждого своя судьба.

«Химия и жизнь». Отклики читателей

В журнале «Химия и жизнь» № 2 с.г. помещены литературные страницы «Эшелон» И. С. Шкловского. В них автор со слов астрофизика Гневышева без всяких документальных подтверждений возлагает ответственность за аресты в Пулковской обсерватории и Астрономическом институте в 1936 году на моего отца чл.-корр. АН СССР Б. В. Нумерова, незаконно репрессированного 22 октября 1936 года, расстрелянного 1 сентября 1941 года в г. Орле и посмертно реабилитированного 14 мая 1957 года. Мой отец был основателем и директором (1919-1936 гг.) Астрономического института (ныне ИТА АН СССР), автором более 250 научных трудов, внёсшим большой вклад в отечественную астрономию и геофизику.