Ужасный век. Том I - Андрей Миллер

похоть становится для Нечистого вратами в душу. Смех да и только! Полагаю, у Корнелия те же беды, каковые превратили в кусок дерьма сира Вилфорда Винслоу. Однако доля истины в бреде сумасшедшего святоши есть. Просто смысл совершенно другой: Корнелий ткнул пальцем в небо и, как ни удивительно, попал более-менее близко. Но мы сейчас не об том беседуем. Давай не терять времени. Думаю, ты уже осознал: впереди тяжёлые времена, так?

Юноша подтвердил это молчаливо. Немногое ему было сейчас ясно, но это — в полной мере.

— Хорошо. Тогда слушай меня очень внимательно, Мартин. Человекам свойственно делить мир на чёрное и белое. Свет — добро, Тьма — зло. Просто и понятно. На деле всё устроено очень сложно, но я постараюсь упростить. Тьма и Свет — не большие противники, чем ночь и день: это части мироздания, части установленного когда-то порядка. Солнце заходит и восходит снова. Короли умирают, и их дети надевают короны. Однако нетрудно заметить: иногда в мир приходят большие перемены. Хаос крушит упорядоченное, а из руин прошлого рождается новый уклад вещей. Это можно увидеть везде. Земля сотрясается, меняя свой облик. Империи рушатся, и на их месте поднимаются новые королевства. Так и катится по дороге колесо Порядка, иногда меняющее свой ход под действием хаоса.

Это было предельно не похоже на привычную картину мироздания, в которой Свет и Тьма только вечно сражались между собой. С другой стороны, верно: как люди поняли бы милость Творца Небесного, не грози им Нечистый? Невозможно ценить свет, если темноты никогда не видел. Дихотомия очевидно лежала в основе религии, хотя прямо Церковью не объяснялась.

Мартина ещё в детстве, когда он начал посещать приходскую школу и впервые ознакомился со Святым Писанием, смущал один аспект. Священники без конца твердили о Нечистом, однако на страницах книги, призванной отвечать на все возможные вопросы доброго верующего, о сути зла имелось буквально полтора слова.

Если Святое Писание о Нечистом почти не говорит, то откуда Церковь столь многое о нём знает? Мартина за такие речи однажды крепко выпороли — с тех пор мальчик перестал вести их.

Но из головы вопрос никуда не делся.

— Этот мир построен вокруг вас: человеки не столь ничтожны, как им святоши пытаются внушить. Многое в мире они меняют сами. Иное, бывает, списывают на волю случая: но ведь очень часто отсылают к высшим силам, так? Дескать, то решил добрый бог или сотворил назло его тёмный противник? В точку, Мартин: подобное и правда случается. Некоторые изменения, направляющие вращение Круга жизни, бывают… связаны с некими силами. Разными. Теми, кому человеки молятся. Теми, кого они боятся. Теми, о ком даже не знают. Пока всё понятно?

Мартин кивнул, хотя понятно было не всё. Он побоялся показаться ведьме глупыми или, что ещё хуже, невнимательным. Да и речь шла о вещах сложных. И пережил Мартин за последнее время слишком многое, хоть немалую часть дурных приключений позабыл.

И вообще, что греха таить: рядом с Геллой сложновато было ясно мыслить. Всё тянуло подумать о греховном. Между тем ведьма продолжила.

— Вы, человеки, видите нас созданиями Тьмы. Противниками Света. Это очень примитивные категории, годные лишь для неспособных понять истинную суть вещей, но если вам так проще… пускай. Настоящая беда наших краёв не в том, что есть Тьма — а в том, что со Светом нынче стало непросто. Ночь не виновата, если в доме кончились свечи. Тот, кого вы зовёте Творцом Небесным, хоть он не заслуживает столь громкого титула, давно молчит. Не замечал, сколь бессмысленны стали молитвы? Многие корят себя — дескать, они недостаточно праведны, не верят истово, неправильно Творцу Небесному поклоняются… глупости. Нам он тоже не отвечает.

Мартина глубоко поразили эти слова. Его вера в Творца Небесного давно начала рассыпаться: да что там — бросив крестик в огонь, юноша так или иначе её отринул. Но изменить вере — это одно. Признать же нечто подобное… что значит — Творец Небесный молчит? Выходит, его просто нет? Но ведь бог умереть не может. Или может?

— Не могу сказать, Мартин, что я сама по Творцу Небесному сильно скучаю. Однако в чём штука: силы, которые меняют сущее, так или иначе проявят себя в положенное время. Наши проблемы им безразличны. Дождь ведь не станет ждать, пока ты залатаешь крышу? И это угроза. Очень большая угроза: если порядок и так-то зыбкий, невесть во что он способен обратиться за порогом перемен. Поэтому то, что вы считаете «тёмными силами», чувствует себя… неуютно. Очень неуютно, Мартин. Всё идёт совершенно не как должно, и мы стараемся это исправить. Увы, наши силы ограничены пределами установленного порядка. Человеки не смогли бы так легко разделить Свет и Тьму, не будь те связаны определённым образом. Чтобы настала ночь, должно закатиться солнце. А иначе новый день не придёт! Вот о чём речь. По нраву это вашей Церкви или нет, но мы — часть Порядка. И помним об этом куда лучше паладинов, жгущих деревенских девок почём зря. Чего-то мы не можем сделать, а чего-то делать просто не должны — иначе выйдет только хуже. Потому мне приходится говорить с тобой, с Тиберием, с прочими… Хорошо, когда с человеками не приходится лишний раз разговаривать. Но иногда нужно направлять их, даже если естественный твой удел — морочить.

Звучало пугающе донельзя: ничуть не слабее слов о конце времён в Святом Писании. Но как Гелла верно отметила, там всё объясняли предельно ясно. Любой деревенский дурачок, даже не умея читать, уж проповедь-то поймёт. Тут — увы.

— То есть, что же… мир в опасности?

— Не могу судить обо всём мире. Всё мироздание — не моя забота: я ведь говорила, оно устроено очень сложно. Лес Орфхлэйт — место очень особенное. Таких в мире немного. Мы здесь живём издревле, потому что так положено. И заботимся не обо всём мире: лишь о его части. Не хочу тебя лишний раз пугать, однако Великая война покажется ерундой в сравнении с тем, что может выйти теперь. Никто рад не будет. Ни королевства на месте Старой Империи, ни гвендлы, ни даже те, кто живёт по ту сторону Орфхлэйта. И мы тоже не будем. И даже тот, с кем ты говорил, не порадуется. Улавливаешь эту иронию? Тьме выпало сберечь устоявшееся от того, что может оказаться ещё хуже. Так бывает. Ты ведь читал про разные войны: не всегда на последнем рубеже стоят хорошие