Гаран вечный: Кристалл с грифоном. Год единорога. Гаран вечный - Андрэ Нортон

Они заметили, что я была здесь! Они обнаружили меня! Но ни одна голова не повернулась ко мне. Все глаза были устремлены на стену. Я напрягла всю свою силу воли, но не смогла порвать невидимые оковы. Всадники-Оборотни продолжали взывать к Силам, от которых они ждали милости, в то время, как я должна была бессильно лежать здесь.

Я справилась с охватившей меня паникой и снова попыталась подняться. Я не хотела беспомощно лежать здесь. Но я не могла двигаться! Моя рука лежала на камне передо мной, и я сосредоточилась на своих пальцах. Давайте же, пальцы! Моя рука сжалась в кулак и оттолкнулась от скалы. Только рука! Рука, поднимись!

Я снова и снова отдавала мысленные приказы, и пот лился по моему лицу. Мне начали повиноваться конечности: сначала одна, потом другая. Я с трудом пошевелила ногой, согнула колено, чтобы освободиться из этой невидимой сети. Еле двигаясь, я отползала назад, пока Всадники не скрылись из моего поля зрения. Потом я устало вытянулась и отдохнула, прежде чем сконцентрировать свою волю на том, чтобы встать. Я стояла, пошатываясь, затем мне удалось переступить сначала одной ногой, затем другой, и чем дальше я удалялась от своего наблюдательного поста, тем свободнее становились мои движения.

Лучи солнца проникли в долину и согрели мое лицо и истерзанные руки. Когда я повернулась спиной к каменному горбу, который отделял меня от Всадников, я снова смогла двигаться нормально. И теперь мне хотелось только достичь лагеря и найти там убежище.

Однако, едва лишь я сделала пару шагов, как услышала удар колокола, похожий на тот, что звучал с колокольни монастыря, призывая к молитве; только этот удар был звучнее и глубже. Звук, казалось, исходил отовсюду: с неба, из-под камней у меня под ногами, от окружающих скал. И с этим гулом, казалось, все пришло в движение, все, что было прочным и неподвижным, вдруг закачалось. Вниз посыпались камни. Один из камней попал мне в руку и она онемела.

Колокольный гул затих, но эхо от него с грохотом катилось вдоль горной цепи. Никакие боевые барабаны, никакие гонги в замках, никакие другие звуки, которые я когда-либо слышала, не могли сравниться с этим гулом.

Итак, они добились своего, и закрытые Врата открылись. Их родина была перед ними. Их! А не моя…

Снова посыпались камни, и я огляделась. На меня смотрели горящие глаза медведя, за медведем я увидела узкую Морду волка и услышала удары крыльев орла. Люди-оборотни или звери?

А потом они стали людьми, а не зверями. Херрел пробивался через отряд вперед.

— Убить!

Вылетел ли этот приказ из горла волка, из клюва орла или же это было ржание жеребца? Слышала ли я вообще или я только прочитала это в их глазах?

— Я не могу убить ее, — сказал Херрел. — Разве вы не понимаете, что дал нам случай? Она из рода Мудрых: в ней течет кровь колдуньи!

Хирон подошел поближе, стал рассматривать меня прищуренными глазами, и от его внимания не ускользнула ни измятая одежда, ни мои окровавленные руки.

— Почему ты пришла сюда? — спросил он, и голос его был спокоен, очень спокоен.

— Я проснулась… И услышала зов.

— Разве я вам ничего не говорил? — вмешался Херрел. — Настоящая кровь должна была ответить на то, что мы…

— Замолчи! — Приказ был похож на удар бича, и я увидела, что тело Херрела напряглось и глаза его полыхнули. Он повиновался, но неохотно.

— И куда же ты пошла?

— Туда, вверх, — я указала на вершину каменного горба, с которого я наблюдала за ними.

— И все же ты не свалилась вниз, — медленно сказал Хирон. — Ты даже ухитрилась спуститься обратно сюда.

— Убей!

Это Хальзе? Или кто-то другой? Но Хирон покачал головой.

— Она не добыча для хищников, братья по отряду. — Он поднял руку и указал на символ, сгустившийся в воздухе между нами. Сначала возник туманный зеленоватый след, потом зеленое стало синим, а потом, когда линии стали бледнеть, серым.

— Да будет так, — Хирон произнес эти три слова, объявляя свое решение. — Теперь мы знаем.

Он больше не шевелился, но Херрел подошел ко мне, и я протянула ему руку. Мы медленно пошли прочь, а Всадники следовали за нами на расстоянии, которое становилось все больше и больше.

— Ваши Врата открылись?

— Да, открылись.

Мы подошли к палаткам. Костер погас, и мы никого не увидели. Другие девушки, должно быть, еще спали. Почему же я не спала вместе с ними? С тех пор, как мы пересекли Перевал Соколов, я вообще уже ничего больше не делала как все.

Херрел привел меня обратно в лагерь, в палатку, в которой мы провели ночь, отделенные друг от друга мечом… Я так устала, что только хотела погрузиться во тьму сна и все забыть. Я легла и закрыла глаза. И мне показалось, что я заснула.

Если бы я упражнялась в применении своих особых способностей, то, может быть, смогла бы защититься от того, что случилось со мной в эту ночь. А я была как малый ребёнок, играющий с оружием, которое может и защитить, и причинить вред. Хирон, проведя испытание, узнал, чем я на самом деле располагала: хотя во мне и текла кровь колдуньи, я совершенно не умела пользоваться этим и не могла направить свои способности на свою защиту.

То единственное, что Херрел возвел, чтобы защитить меня от Всадников, я сама же и уничтожила. Но поняла я это намного позднее.

Хирон действовал быстро, и на его стороне был весь отряд. Они были очень умелы в наведении иллюзий, и иллюзии эти могли быть как простыми, так и очень сложными. Открыв Врата, они присоединились к источникам энергии, которые долгое время были закрыты для них.

Я проснулась. Херрел стоял надо мной с кубком в руках. На лице его была озабоченность, и прикосновение его было осторожным. Он хотел, чтобы я выпила содержимое кубка — это была та живительная влага, которую я однажды пила. Я вспомнила ее вкус, ее пряный запах. Херрел… я протянула руку, и она показалась мне невероятно тяжелой, так трудно было ее поднять. На щеках Херрела были следы моих ногтей. Почему я кому-то сделала плохо… кому… ему?

Но на этих щеках не было никаких следов! Херрел? Эти глаза… глаза коня или медведя? Веки стали так тяжелы, что я не могла держать глаза открытыми.

Но, хотя я не могла видеть, мне казалось, что, по крайней мере, слух еще не отказал мне. Я слышала движение в палатке вокруг меня. Потом меня подняли и понесли… я парила, отрешенно слушая, что происходило вокруг меня.

— …кого я должен бояться.

— Её? — усмешка. — Она не видит нас, брат! Она не может даже шевелиться и не имеет ни малейшего понятия о том, что мы собираемся с ней сделать.

— Да, она едва ли поедет с нами утром.

Это было похоже на удар чужой воли, на требование Всадников там, в долине, перед каменной стеной, но теперь их объединенная воля образовывала огромное давящее облако, которое сталкивало меня в бездну, и у меня не было никакой надежды спастись.