Необузданные Желания - Джей Ти Джессинжер

class="p1">— Я готова. Я собрала сумку. Надеюсь, ты не против, что я забираю кое-что из одежды, которую ты мне купил. Я оставила все украшения.

Его глаза вспыхивают. Они снова вспыхивают, когда я заправляю прядь волос за ухо, и бриллиантовый браслет, который он мне подарил, сверкает у меня на запястье. Я улыбаюсь и опускаю рукав свитера, чтобы скрыть его.

— Все в порядке, — говорит Деклан спокойным голосом. — Может, пойдем?

— Давай.

Понятия не имею, для кого мы разыгрываем эту вежливую пантомиму, или черноволосый мужчина, говорящий мне, что он узнает, если я расскажу Деклану о нашем разговоре, был всего лишь пустой угрозой. Но у каждой игры есть свои правила. Я уверена, что в шпионских играх есть много таких, которые предполагают скрытое наблюдение. Лучше сыграть свою роль до конца, чем быть застигнутым врасплох.

Мы садимся на вертолет и летим к частному терминалу в аэропорту. Самолет Деклана ждет на взлетной полосе, двигатели уже запущены. Он переводит меня от одного к другому с бесстрастной деловитостью, как будто доставляет посылку для подпольных СМИ.

У подножия трапа своего самолета он официально целует меня в обе щеки.

— До свидания, Слоан.

Затем поворачивается и уходит, даже не взглянув на меня.

Притворяясь, что его хладнокровие мне не вредит, хотя это и уловка, я поднимаюсь по трапу и сажусь в одно из больших капитанских кресел впереди, рядом с камбузом. На столике между стульями лежит книга.

«Пророк» Халиля Джебрана. Одна из страниц в ней с загнутыми уголками. Когда я обращаюсь к нужному месту, выделяется один отрывок.

«Любовь не осознает своей глубины до часа разлуки».

У меня перехватывает горло, я шепчу:

— Я тоже, гангстер. Я тоже.

Дверь кабины закрывается. Самолет набирает высоту. Я пристегиваю поясной ремень, закрываю глаза и делаю боксерское дыхание, пока не понимаю, что этот дерьмовый трюк никогда для меня не работает.

Потом я совершаю набег на шкафчик с выпивкой на камбузе и выпиваю бутылку шампанского за пятьсот долларов, потому что уже скучаю по Деклану.

40

НАТ

Kейдж отказался отпустить меня в «Ла Гуардиа», чтобы забрать Слоан. Он тоже не пошел бы. Он сказал, что это слишком опасно. Сказал, что сейчас все слишком нестабильно, и пока все не уляжется, я не уйду из его поля зрения.

Я, конечно, сопротивлялась. Сказала, что она моя лучшая подруга. Я нужна ей.

Кейдж сказал, что единственное, что нужно Слоан, — это контейнер, достаточно большой, чтобы вместить все разбитые сердца, которые она собирает.

Потом я поняла, что это может быть ловушка. За последние несколько недель Деклан уже прикончил всех остальных боссов мафии в Штатах. Вытащить Кейджа на открытое место было бы идеальным способом избавиться от последнего препятствия.

Я согласилась не ехать только из-за этого. Потому что мысль о потере Кейджа так же ужасает меня, как мысль о потере Слоан.

В конце концов, ему пришлось удалить видеозапись ее похищения с парковки. Я смотрела ее так много раз, что могу поклясться, что мои слезные протоки почти износились.

К тому времени, когда звонит водитель Кейджа и сообщает, что он едет из аэропорта со Слоан, у меня начинается приступ паники.

— Он сказал, сколько это займет времени? — требую я ответа у Кейджа, заламывая руки и расхаживая взад-вперед перед большим креслом в его офисе.

— Успокойся, детка, — мягко говорит он, наблюдая за мной своими проницательными темными глазами, которые никогда ничего не упускают.

— Иди, сядь ко мне на колени.

— Я не могу сидеть. Я схожу с ума. Что, если она ранена?

— Она не пострадала.

— Но откуда ты знаешь?

— Потому что ее нельзя сломить, как арахис из пенопласта.

— Или твое эго.

Его глаза разгораются.

— Ты что мне дерзишь?

— Не делай вид, что тебе это не нравится.

Хриплым голосом он говорит:

— Иди сюда, и позволь мне показать тебе, насколько сильно мне это нравится.

Вздохнув, я поворачиваюсь и иду в другую сторону.

— Позже. Извини. Я слишком рассеяна. Это самый долгий период, когда я не разговаривала с ней с тех пор, как мне было пять лет, и я чувствую, что у меня не хватает конечности. Когда мы разговаривали по телефону, ее голос звучал нормально — как обычно, — но мне кажется, что это было миллион лет назад. А что, если это было притворство? Что, если он заставлял ее казаться счастливой? Что если…

Кейдж протягивает руку, усаживает меня к себе на колени и обхватывает рукой мой подбородок. Глядя мне в глаза, он говорит:

— С ней все в порядке, детка.

Он крепко целует меня. Я мгновенно расслабляюсь, тая в его твердом теле, наслаждаясь ощущением его рта.

— Лучше? — шепчет он, когда мы отрываемся, чтобы сделать вдох.

Я прячу лицо у него в шее.

— Лучше. Если он причинит ей боль, будь, пожалуйста, так любезен прикончи его.

Кейдж выдыхает.

— Я вижу, что здесь не будет мира, если я не положу ему начала.

На его столе звонит сотовый телефон. Мое сердце начинает бешено колотиться. Я спрыгиваю с его колен и смотрю на телефон, прижав руки по обе стороны от лица и прикусив губу.

Качая головой, Кейдж разворачивает стул и тянется за ним. Он отвечает, ничего не говоря, что довольно странно с его стороны, затем мгновение слушает. Потом он вешает трубку и смотрит на меня.

— Она уже поднимается.

Издаю негромкий звук радости и ужаса и выбегаю из комнаты на лестничную площадку лифта.

Перед входной дверью находится ряд лифтов. Мы находимся на верхнем этаже высотного здания.

Моджо, растянувшийся на полу гостиной, поднимает голову и смотрит на меня. Он гавкает в знак солидарности, а затем быстро снова засыпает.

Я задерживаю дыхание, когда лифт замедляет ход и останавливается. Двери раздвигаются, и вот она.

Выглядит так, словно возвращается с ретрита по йоге в аду.

Дело не в ее наряде, который представляет собой красивый кремовый кашемировый свитер, дизайнерские узкие джинсы и заоблачно высокие каблуки, и не в ее лице, которое такое же красивое, как всегда. Хотя, может быть, и тоньше.

Все дело в ее глазах.

Ее обычно ясные зеленые глаза — ее обычно сухие ясные зеленые глаза — наполняются какой-то странной водянистой субстанцией, которую, если бы я не знала ее лучше, приняла бы за слезы.

Мое сердце подпрыгивает.

— Слоан? — нерешительно спрашиваю ее я.

Ее лицо морщится. Она роняет сумку, которую несет, затем икает и громко говорит:

— Как ты, черт возьми, поживаешь, сестренка? — и обнимает меня.

Я чувствую запах