Манипуляция продолжается. Стратегия разрухи - Сергей Кара-Мурза

В 1929 г. была введена уголовная ответственность за несоблюдение обязательных стандартов.

Чуть позже, в январе 2009 г., в Давосе В.В. Путин сказал: «Кризис, буквально, висел в воздухе. Однако большинство не желало замечать поднимающуюся волну». Но ведь дольше всех «не желало замечать» именно российское правительство! Вот что следовало бы объяснить.

По сообщениям прессы, экс-заместитель председателя Госдумы, ныне председатель совета директоров группы «Еврофинанс», Михаил Юрьев, на этот счет высказался так: «Сейчас сложно сказать, для каких предприятий будет критично перейти в руки иностранцев, для каких — нет. Вообще, эта проблема не столь актуальная, как ее пытаются представить. Допустим даже, часть заложенных активов за долги перейдет иностранным инвесторам. Ну и что? Сейчас эти активы стоят в разы дешевле, чем суммы долгов. То есть можно только порадоваться за наших, и пожалеть иностранцев».

Российские корпорации брали кредиты на Западе под 10–15 % годовых, а Правительство размещало свои деньги за рубежом под 3–4% годовых.

Кстати, как раз накануне этого Отчета вышел из ремонта и был введен в эксплуатацию второй гидроагрегат Саяно-Шушенской ГЭС — «новое устройство энергетического хозяйства» двинулось к первому сбою.

Ряд западных экономистов, а в России Ю.В. Яременко подчеркивали, что экономический рост — это рост национального богатства (а не только продукта). А значит, измерять надо не только потоки, но и динамику запасов, фондов.

Американский советолог Стивен Коэн в большой статье анализирует аргументы всех вариантов концепции «смертельного кризиса» советской системы (начиная с НЭПа) и делает вывод: «У нас не осталось больше теоретических или концептуальных оснований утверждать, что советская система была нереформируемой и, значит, как стало принято говорить, «обреченной» с самого начала горбачевских реформ. На самом деле, если тщательно изучить те перемены, которые произошли в Советском Союзе в период «перестройки» — особенно в 1985–1990 годах, то есть до того, как кризисы дестабилизировали страну, — то окажется, что система была замечательно реформируемой» [105].

Например, один из первых коммерческих банков, «Менатеп», до превращения в банк назывался — ЦНТТМ «Менатеп» при Фрунзенском РК КПСС.

Вот пример: зимой 1991 г. к премьер-министру B.C. Павлову обратилось правительство Турции с просьбой организовать по всей территории Турции сеть станций технического обслуживания советских цветных телевизоров, которых имелось уже более миллиона. Между тем, по официальным данным, из СССР в Турцию не было продано ни одного телевизора.

Латвия, Литва и Эстония в 1990 г. производили 3,5 % от объема производства цемента в СССР. При составлении графика производства цемента в СНГ мы этой величиной пренебрегаем.

К настоящему моменту в России приватизировано более 80 % жилищного фонда, а в крупных городах 95–98 %.

Лишь в 2008–2009 гг. инвентаризационные переоценки стали приводить к скачкообразному повышению ставки налога (иногда сразу в 20 раз), и сайты, посвященные налоговому праву, наполнились жалобами и даже стенаниями «физических лиц» (см., например, Российский налоговый портал [110]).

Тогда В.В. Путин сказал: «Налоговые поступления в местные бюджеты, я очень на это рассчитываю, должны серьезным образом увеличиться». Он считал, что налог следует увеличивать для «тех, кто имеет дорогое имущество, большие участки земли, большие дома, дорогостоящие квартиры», а для «собственников скромного имущества, небольших квартир, небольших домов и земельных участков, садоводческих товариществ» необходимо предусмотреть «льготный режим». Но решить обе задачи для большинства сельских муниципальных районов, как раз больше всех нуждающихся в средствах, невозможно [112].

Вопрос о целесообразности перехода в России к западному типу этого налога гласно никогда не обсуждался ни в правительстве, ни в СМИ.

При попытке «монетизации льгот» в 2005 г. утверждения о том, что она будет выгодна гражданам, вызвали возмущение не столько количественной мерой, сколько тем, что правительство игнорировало несоизмеримость денежной компенсации и качественной, ценностной стороны льгот.

Что касается жилья, Маркс специально замечает: «Только в потреблении продукт становится действительным продуктом. Например, дом, в котором не живут, не является действительным домом» [114]. Сказано витиевато, но для нас важна мысль, что дом, в котором живут, и дом, построенный на продажу — объекты разные.

Например, типичная «пенсионерка», которую ввел в свое рассуждение М., получила квартиру в центральном районе в 1970 г. бесплатно в вечное пользование за ее труд и выполнение гражданского долга. Квартира и окружающее пространство стало важной частью ее жизни и ее личной истории и воспоминаний. С помощью налога ее побуждают к «экономически прогрессивному» поступку — продаже этой квартиры и переезду в более дешевое жилье на окраине. Она, скорее всего, будет до последней возможности снижать свое потребление, уплачивая налог и отказываясь от продажи квартиры. Наконец, под угрозой голодной смерти или выселения она согласится на переезд. Это будет означать ее выпадение из всех социальных связей «по месту проживания» и из пространственных связей с «местом обитания». С большой вероятностью, эта травма быстро сведет ее в могилу без всякой эвтаназии.

Дискуссии о проекте плотины СШГЭС ведутся на языке специалистов. Широкой публике приходится полагаться на заключения экспертов. После аварии было проведено обследование состояние гидроузла и опубликован «Акт преддекларационного обследования СШГЭС и Майнского гидроузла. Хакасия, 20 сентября 2009». В нем говорится: «Общий вывод о техническом состоянии ГТС и возможности их дальнейшей безопасной эксплуатации:

Гидротехнические сооружения Саяно-Шушенской ГЭС и Майнского гидроузла находятся в работоспособном состоянии… Гидротехнические сооружения и механическое оборудование ГЭС, за исключением конструкций здания ГЭС, перечисленных в п.1.14, находятся в работоспособном состоянии. Надежность и безопасность их эксплуатации обеспечиваются» [124].

Первое, что вызвало гнетущее чувство — поразительное количество ошибок, как будто его писал малограмотный человек. Но главное, вид документа вызвал подозрение — а читали ли его те, кто подписал этот Акт? Ведь это 29 человек высокого ранга! Не может быть, чтобы все они были столь малограмотны! А если все читали данный им на подпись текст документа, то как они могли не исправить грубые ошибки? Им был совершенно безразличен документ, который они подписывали?

Эти материалы действительно содержали ценные наблюдения, касающиеся не только технических систем, но и антропологии, культурологии и социологии. Они не были систематизированы и введены в оборот потому, что резко противоречили всей доктрине начавшейся в СССР реформы.

Согласно высказываниям членов Парламентской комиссии, после создания в 1993 году ОАО «Саяно-Шушенская ГЭС» практически прекратился надзор за работой гидроагрегатов со стороны института «Ленгидропроект», а также авторский надзор за работой и ремонтом агрегатов со стороны завода-изготовителя. Это подтвердила и пресс-атташе ОАО «Силовые машины» М. Алеева [125].

Доктор физико-математических наук, заведующий кафедрой энергомашиностроения СПбГПУ профессор Ю.К. Петреня — один из самых авторитетных специалистов в области гидроэлектроэнергетики. Он многолетний директор Центрального котлотурбинного института (НПО ЦКТИ им. Ползунова), ведущего в своей области. Ю.К. Петреня является также заместителем генерального директора и техническим директором «Силовых машин», чьи филиалы — «Ленинградский металлический завод» и «Электросила» — в свое время изготовили основное оборудование для СШГЭС.