Твои, Отечество, сыны - Александр Родимцев

Огромное воодушевление в частях и подразделениях дивизии уже через несколько часов выразилось конкретными боевыми делами.

Ночью группа разведчиков Петра Мудряка доставила трех «языков». Воин-казах Есентай Данкин уничтожил гранатами пулеметный расчет противника. Артиллеристы батареи Клебановского разбили четыре машины врага, доставлявшие к переднему краю боеприпасы… В перелеске младший лейтенант Явицкий лицом к лицу столкнулся с немецким офицером-разведчиком. Вскинув автомат, гитлеровец предложил:

— Русс, сдавайся…

Выстрелом из нагана Явицкий сразил офицера и принес его документы и автомат.

Мы считали, что в эти дни на нашем участке фронта наступило затишье. Однако это затишье было условным: мы непрерывно прощупывали силы врага, беспокоили его и уничтожали при каждом удобном случае, засылали в его тыл разведчиков; на дорогах за городом Щигры немцы растеряли немало своих солдат и офицеров.

В конце января во фронтовой газете «Красная Армия» генерал Подлас выступил со статьей «Тринадцатая гвардейская». Я знал генерала Подласа как человека сдержанного в оценках наших общих успехов. Зачастую мне казалось, что он был недоволен и ждал от нашей дивизии значительно большего. Так думал не только я, но и многие наши офицеры. Тём более неожиданным и радостным было появление этой статьи, что командующий армией впервые давал действиям дивизии гласную оценку.

Он писал:

«В последних числах ноября мы видели героическую дивизию под Тимом. В течение недели бойцы самоотверженно сражались против 9-й танковой дивизии и 16-й мотодивизии противника. Не помогли фашистам ни танки, ни бронемашины, ни огромное количество минометов, автоматов и другого вооружения. Под ударами героев немцы потеряли за этот период убитыми и ранеными до 3000 солдат и офицеров. Было разбито 50 немецких автомашин и 20 повозок, подбито 15 танков, 13 бронемашин, 11 орудий.

Кроме того, был разгромлен штаб 134-го разведывательного батальона 16-й мотодивизии. В результате действий бойцов и командиров Родимцева немцам не удалось добиться на этом участке фронта каких-либо тактических, или оперативных успехов.

В первых числах декабря дивизия ведет упорные бои на этом же участке, парализуя возобновившиеся попытки новых сил врага продвинуться на восток. Несокрушимой стойкостью, высоким боевым мастерством дивизия преграждает немцам путь на восток. Наткнувшись на крепкий барьер, немцы понесли большие потери и снова откатились на исходные рубежи. В этих боях бойцы истребили до 400 фашистов, захватили 6 грузовых и 2 легковых автомашины, 25 автоматов, орудие, сотни гранат и снарядов, тысячи патронов, мотоциклы.

Первая половина января нового года явилась еще одним доказательством высокой боевой мощи дивизии полковника Родимцева. Каждый день, каждую ночь, в пургу и мороз отважные воины изматывают, истребляют, преследуют, изгоняют с советской земли немецких захватчиков.

Таков боевой путь героической дивизии, покрывшей себя в жестоких боях с врагом чудесной славой.

В боях родились и возмужали сотни героев. Если говорить о героях части Родимцева, то необходимо упомянуть почти каждого бойца и командира. О многих из них, достойных сынах Родины, гремит слава по всей стране».

Такой высокой похвалы от генерала Подласа мы, конечно, не ожидали. Едва я просмотрел газету, связной доложил, что меня вызывает к телефону-командующий… Я взял трубку. Подлас поздоровался, спросил:

— Статью читали?

— Да, товарищ командующий… Благодарю.

Он помолчал, потом спросил:

— Надеюсь, вы понимаете, какую ответственность налагает эта статья на вас… и на меня?

— Я обещаю, товарищ командующий…

— Понятно, вы должны обещать. Но помните: спрашивать буду втрое строже.

— Что ж, учтем, и это: спрашиваться будет втрое строже.

В период отхода, как и наступления, дивизия занимала оборону поспешно, на первом попавшемся рубеже. А здесь, восточнее города Щигры, нам по всем данным предстояло находиться в обороне Длительное время. Сама обстановка зимних условий заставляла совершенствовать оборону.

Мы принялись тактически грамотно расстанавливать огневые средства, дооборудовать огневые позиции, отдельные окопы, ячейки и траншеи, маскировали их, улучшали секторы обстрела, проверяли оружие.

Много потрудились и наши политработники, воспитывая у воинов мужество и упорство в оборонительном бою, стремление во что бы то ни стало уничтожить врага.

В конце февраля мне довелось пережить немало огорчений. Первое: был отозван комиссар дивизии Федор Филиппович Чернышев. Мы так сроднились с ним за одиннадцать месяцев походов и боев, что понимали друг друга с полуслова.

Но ничего не поделаешь: мы — люди военные, и приказ вышестоящего начальства для нас — закон.

С Федором Чернышевым я встретился позже, в боях у Волги. Он был комиссаром 39-й гвардейской стрелковой дивизии, которая сражалась рядом с нашей. Иногда по вечерам мы приходили в гости друг к другу, и подолгу текли в траншее или в блиндаже наши воспоминания о трудных военных дорогах 1941 года, о славных товарищах и друзьях…

Через несколько дней после того, как я простился с Чернышевым, из дивизии были отозваны командиры полков майор Василий Соколов и полковник Павел Шафоренко.

Пока мы стояли в обороне, личный состав дивизии обновился более чем наполовину. В прибывшем пополнении были люди всех возрастов, и многие из них никогда не держали в руках оружия.

Трудное это было время! Молодые офицеры, только недавно получившие офицерское звание, в военных делах не особенно разбирались, заниматься их обучением мы почти не имели возможности, так как постоянно, с часа на час ждали атаки противника.

А начальство сверху понукало: что ж вы, мол, дорогие, сидите там безмятежно в обороне и за целый месяц не сумели ни одного дохлого фашиста притащить? В штабе армии крайне недовольны вашей медлительностью. Любой ценой достаньте «языка»!

Оправдываться было бесполезно: когда фронт стабилизировался и стороны перешли к обороне, захватить пленного оказалось делом непростым. Все наши тактические приемы, хотя эти действия и осуществлялись мелкими группами, немцы знали так же хорошо, как и мы знали их приемы. Любая тропинка, все вероятные пути подхода к переднему краю обороны, ведущие от противника к нам и от нас к противнику, постоянно находились под неусыпным наблюдением. Захват «языка» и нам, и немцам обходился слишком дорого, а мы старались избегать напрасных потерь.

Наши разведчики-наблюдатели иногда целыми неделями следили за действиями немецких солдат, прежде чем складывался план захвата «языка».