Улыбка Амура - Ирина Леонидовна Касаткина

ты с ним разговариваешь? − Разъяренная Наташка вылетела на лестничную площадку. − Мы же договорились − они теперь для нас пустое место! Пусть со своими уродками целуются! Тоже нашли красоток: одна корова, другая глиста! Это которая твоя − корова?

− По морде хочешь? − обернулся Никита. − Сейчас получишь!

И угрожающе двинулся наверх. Но Настя успела загородить подругу.

− Только тронь! − выпалила она. − Я тебя за человека считать не буду! Поднять руку на женщину − это низко!

− Когда б она была женщиной, − процедил Никита, − а то стерва, каких поискать! Ладно, не бойся, не трону. И все же, может, объяснишь, что на вас нашло?

− Может, и объясню. Если сам не догадаешься. А заниматься мы будем теперь у меня, и в ваших объяснениях больше не нуждаемся! Тем более, что у вас теперь есть, кому объяснять.

− Э, да ты, похоже, ревнуешь! − вдруг развеселился Никита. − С чего бы? И кого: меня или Вадима? Ты же нам обоим дала отставку! Так что ж нам теперь − прозябать в одиночестве?

От этих наглых слов Настя просто онемела. Не глядя на него, она ринулась вниз по лестнице, негодующая Наташка − за ней. Только за воротами двора подружки немного пришли в себя. С горя они отправились в парк, где до тошноты объелись мороженым.

А на следующий день у Насти начисто пропал голос. Боль в горле была такая, будто его порезали бритвой. Заглянув ей в рот, Галчонок ужаснулась: в воспаленных миндалинах угрожающе торчали гнойные пробки. Померив дочери температуру, она кинулась вызывать врача: градусник показал тридцать восемь.

− В лицей не пойду, − написала Настя забежавшей подруге, − скажешь, что я заболела. Как у тебя горло, не болит?

− Ни капельки! − с сожалением вздохнула Наташка, − даже жалко. Поболела бы с тобой за компанию, может, этому гаду стыдно стало бы. А то ведет себя, как ни в чем не бывало. Ладно, поправляйся, я после лицея забегу.

Она унеслась. А Настя, вздохнув, открыла алгебру. Где-то без четверти одиннадцать, когда по ее расчетам в лицее была перемена, зазвонил телефон. Подняв трубку, она с изумлением услышала голос Вадима:

− Настенька, говорят, у тебя ангина? О, я знаю, как это больно! Не отвечай, − Наташа сказала, что у тебя голос пропал. У меня дома есть спрей, я тебе после уроков занесу. Сразу боль снимет. И температура спадет. Сможешь открыть дверь? Ладно, не отвечай, что-нибудь придумаем.

И он отключился. А Настя еще с полчаса приходила в себя. Она и представить себе не могла, что в ее душе поднимется такая буря. Радость, перемешанная с негодованием, переполняли ее, − и еще что-то, похожее на ожидание, предвкушение неизвестно чего. Наконец, она взяла себя в руки и стала решать, как вести себя, если он и вправду заявится. Посоветоваться с Наташкой? А если он придет раньше? Вдруг у них меньше занятий? Что же придумать?

Ничего путного на ум не приходило. Она попыталась разжечь в себе былую обиду, но та никак не хотела разжигаться. Тогда она представила лицо Вадима в раздевалке и его слова о том, кто они с Натальей такие. Обида сразу подняла голову и приготовилась к атаке. Ах, он озаботился ее здоровьем? Обойдемся! Взяв ручку, она написала нарочно неровным почерком «Мне ничего не надо. Спасибо за заботу. Извини, пригласить не могу, боюсь заразить».

Она сунет ему записку и закроет перед его носом дверь. Пусть знает! Настя так и не придумала, что он должен знать, но на душе стало легче. Все-таки он к ней неравнодушен. Ишь, сам встречается с этой тоненькой, а все равно думает о ней, Насте. Может, стоит проявить к нему расположение? Пусть показное. Улыбнуться пару раз, взять лекарство. Поблагодарить. Можно даже чмокнуть в щеку. Интересно, бросит он тогда эту студентку?

И она тут же почувствовала укол совести. Нет, с Вадимом так нельзя. Он перед ней ни в чем не виноват и эта девушка тоже. Интересно, как ее зовут и кто она вообще. Наверно, она его очень сильно любит. Отдать записку и больше о нем не думать, приказала она себе. И решительно взялась за учебник.

Однако будущее вещь непредсказуемая, и вскоре Настя почувствовала это в полной мере. Ровно в два часа зазвенел квартирный звонок. Схватив записку, Настя побрела открывать дверь. Но за ней оказался не Вадим, а пожилой дядька в белом халате. Когда врач прослушивал ее легкие, в дверь снова зазвонили. Пока Настя натягивала майку, врач впустил Вадима, да не одного, а все с той же с подружкой. Даже не спросив разрешения, они прошли в ее комнату, как ни в чем не бывало. Вадим показал врачу белую коробочку, тот прочел название и одобрительно закивал: − Да, да, это как раз то, что ей нужно. Прямо сейчас и побрызгаем. Открывайте рот! − обратился он к опешившей Насте и нажал на пульверизатор.

Едкие брызги, обжегшие горло, заставили Настю долго откашливаться и вытирать слезы. − Ничего, ничего, − посочувствовал Вадим. − Зато сейчас боль утихнет.

И правда, глотать стало легче. Боль сделалась не такой режущей, и у Насти прорезался голос. − Спасибо, − просипела она, свирепо глядя на юношу, − сколько я должна? − Нисколько, − весело отозвался тот, − я им уже пользовался. Лечись, мне вряд ли скоро понадобится, а растворы сохраняются недолго, у них срок годности ограничен.

− Без денег не возьму! − Настя старалась не смотреть в сторону однокурсницы Вадима, смирно сидевшей на стуле. − Можешь забирать, мне мама новое купит.

− Но здесь еще срок годности не вышел, а лекарство довольно дорогое, − возразил врач, − зачем же зря деньги тратить?

− Не нужно мне от него ничего! − Настя едва сдерживалась, чтобы не заплакать. Поняв, что дело не в лекарстве, врач положил на стол рецепт и попрощался.

− Может, тебе поесть приготовить или чего купить? − предложил Вадим, закрыв за ним дверь. − Анечка готовит потрясающие омлеты. А я пока могу в аптеку сбегать.

Анечка! − с ненавистью подумала Настя. Значит, ее зовут Анечка! И она готовит ему омлеты! Они что, уже живут вместе? И она содрогнулась от новой незнакомой боли, внезапно резанувшей по сердцу. Господи, пусть они уйдут скорее! − хоть можно будет вдоволь нареветься.

− Уходи, − прошептала она, с трудом сдерживая слезы. − Пожалуйста, уходите!

− Ну, извини, − пожал плечами Вадим. Видимо он что-то прочел в ее глазах. − Я хотел, как лучше. Поправляйся!

− Поправляйтесь!