Волк в собачьей стае - Вадим Леднев

— Ну, борода многогрешная, — сказал ему Слава, выжимая набедренную повязку, — рассказывай, как докатился до такой жизни?

— Попутали меня господин благородный рыцарь Валад! — сконфуженно бормотал дружинник. — Били и пытали меня и шаманством своим проклятым морочили! И муде мои в пасть к гончей совали. Тут и не таким селезнем закрякаешь! Но нашаманили они на свою голову! — Щепа заметно возбудился, в его голосе появился пафос. — Всем известно, что нельзя колдовать в запретных-то землях! Вот и накликали демона ужасного, крылатого Гишу! Страсть-то какая, господин рыцарь! Я только его увидел и обделался со страху! Ксаламасс! Как вы сами-то уцелели?

Старлей с Маат переглянулись. По всему выходило, что хэку, а стало быть, и находившийся вместе с ними Щепа, не знали, откуда появился, покрошивший их в мелкий винегрет, дракон. Дружинник еще долго рассказывал, как хэку выследили их отряд, как доблестно сражались дружинники и пали в неравном бою, один акети куда-то делся. Как их с капитаном, ослабевшим от ран захватили в плен. Капитана убили сразу, а его, Щепу, изощренно пытали — поджигали бороду, крутили яйца, душили шаманским дымом, пока он не изнемог и не потерял волю, пойдя на сотрудничество с нелюдями. Маат слушала молча, время от времени меча в Щепу презрительно-недоверчивые взгляды, и Слава подумал, что будь ее воля, дружинник уже кормил бы рыб — ведьма не только не стала бы его спасать, а еще и помогла бы отправиться на дно. Сам старлей, как не странно, не испытывал к Щепе ни злости, ни неприязни. Что с него взять? Обычный рядовой средневековый человечек. Жадный и трусливый. Положиться в трудную минуту на него нельзя, но и опасности не представляет, по крайней мере, в одиночку. А может еще и сгодится на что-нибудь, мало ли как оно в жизни бывает. Во всяком случае, Синерг не возражал против его спасения.

Стало свежо. Из обломков мачты сложили в очаге костерок. От нехитрого колдовства Маат, сложенные пирамидкой дрова мгновенно вспыхнули ярким, синим пламенем. Потом огонь стал обычным, красным и долго горел, потрескивая и выбрасывая в темноту фонтанчики искр. Давно скрылись за очередным поворотом русла горящие острова, и пламя костра осталось единственным ярким пятном в черноте залившей небо и реку. Плот, медленно вращаясь, плыл по течению. Тихо хлюпала невидимая вода. Слава согрелся, по телу разлилось тепло, его с непреодолимой силой стало клонить ко сну.

— Поспи, — сказала, заметившая это, Маат, — я послежу.

Старлей не заставил себя упрашивать — улегся возле очага, кое-как прикрылся остатками одежды. Глаза слипались, но он все никак не мог заставить себя расслабиться. Впервые за все время пребывания на Эрэйне его никто не преследовал и он никуда не спешил. Это было так непривычно, что требовало времени для осознания. Юная ведьма сидела по другую сторону очага. Обхватив руками голые колени и положив на них подбородок, она смотрела куда-то вдаль. С другого края плота продолжал бухтеть, почти невидимый в темноте, Щепа. Дружинник все сокрушался о своем утраченном богатстве, которое они с господином рыцарем честно заработали в пещере. Слава велел ему заткнуться и горе-воин покорно затих. Некоторое время старлей смотрел на ровно светящиеся оранжево-красным, угли костра, и не заметил, как уснул.

*****

Маат склонила голову к самой воде, присматриваясь к скользящим под плотом силуэтам рыб, прислушиваясь к голосу реки. Выражение ее лица было настолько одухотворенным, что Слава невольно залюбовался. Рядом Щепа, тихонько ругаясь, сооружал из обрывков оставшихся веревок, что-то вроде крошечной сети или скорее сачка. Деваться ему было некуда — юная ведьма категорически заявила, что кормить этого борова не собирается. С утра они уже успели поругаться. Едва продравший глаза Слава понял, что дело вот-вот дойдет до смертоубийства и вмешался. Маат он просто попросил беречь нервы, а Щепе напомнил, что он тут не в гостях и если что не так моментально отправляется на все четыре стороны. Они тут же присмирели и занялись делом, а Слава получил возможность окончательно проснуться и обдумать текущую ситуацию.

Плот двигался быстро — течение заметно ускорилось. Проплывающие мимо берега, густо заросли лесом, лишь кое-где встречались зеленые луговины в зарослях кустов, усеянных крупными алыми цветами. Странно было это видеть — пышная растительность и ни птиц, ни насекомых. Солнце уже заметно припекало. Слава опустил руку в воду — упругие струи приятно щекотали ладонь и пальцы. Набрав в горсть воды, он ополоснул лицо, и пару раз плеснул на голый череп, очередной раз, удивившись гладкости кожи — хоть тряпочкой протирай.

"Куда же мы плывем, так целеустремленно?" — задался вопросом старлей. Раньше все было понятно — они бежали от преследования. От врага, явного, безжалостного и упорного. С ним нельзя было договориться, от него, как оказалось, невозможно скрыться, его можно было только победить. Допустим, победили. Как далась эта победа другой вопрос — столько боли и физических мук, сколько Слава перенес при подготовке к трансформациям, хватило бы на десять его предыдущих жизней. Возможно, так мучаются грешники в аду. На вопрос: согласится ли он перенести еще ряд таких трансформаций или предпочтет умереть, старлей затруднился бы ответить положительно. В каждом нормальном человеке живет страх перед болью. Тем более перед БОЛЬЮ! Как любой военный, Слава знал зачатки военно-полевой медицины и не сомневался, доведись человеку испытать такое в реальной жизни, его бы ждал болевой шок, сопровождаемый остановкой сердца и дыхания. А он ничего, живой — здоровый, только облысел, как сволочь. Умереть ему не дали, но и милость отключения сознания не подарили. Зачем все это? На этот вопрос ответ может дать только Синерг (ну или кто там за ним стоит?), но он молчит. Почему его используют втемную, это как раз понятно — знай Слава, что его ждет, наверняка сломался бы раньше времени. Очевидно, сейчас он следует к цели намеченной неведомыми шахматистами. Поэтому они и молчат — пешку нельзя ускорить и ей не свернуть с пути кроме как срубив другую фигуру. Его никто не спрашивает, согласен ли он быть "пешкой". Своими действиями он уже дал понять, что согласен. Какова цель его миссии? Возможно, он узнает по прибытию (если, конечно, прибудет). Это пока неважно, важно дойти. Очевидно, конечная точка его путешествия лежит где-то в глубине запретных земель, как называют их хэку, в сердце Хром-Минеса, как именуют его люди. Ну что ж, если бы не было шансов, то и не посылали бы, а значит, шансы есть. Надо только дойти, доковылять, доползти. Иначе все зря.

*****

Час шел за часом. Маат удалось поймать лишь пару мелких рыбин — что-то у нее не заладилась ловля в здешних местах. Щепа скрытно торжествовал. Ему удалось сплести маленькую корявую сеть, и теперь он пытался приладить неказистую снасть к расщепленному концу одного из шестов. Славе делать было нечего, кроме как пытаться чинить свою рваную одежонку, с грехом пополам, без иголки и ниток. Есть ему до сих пор не хотелось — сказывался вчерашний ужин дракона, при воспоминании о котором неизменно накатывали приступы дурноты.