Фурцева - Леонид Млечин

Прощупывал маршала не только Маленков. Жуков и Каганович жили на даче рядом. Похлопав Жукова по плечу, Лазарь Моисеевич произнес:

— Ну товарищ Жуков, вам пора быть членом президиума. Вы созрели…

Когда Брежнев вернулся в зал заседаний президиума, его подозрительно спросили:

— Куда это вы мотались? Брежнев огрызнулся:

— У меня желудок расстроился, в уборной сидел.

Фурцевой он дал знать, что мобилизовал всех, кого мог.

Когда маршал Жуков, вернувшись с учений, прибыл на заседание президиума, он увидел такую картину: на председательском месте сидит глава правительства Николай Александрович Булганин, а присутствующие разносят Хрущева в пух и прах. Маленков в нервном состоянии даже стукнул кулаком по столу.

Жуков потом иронически вспоминал:

— Я сидел рядом с Маленковым, и у меня графин подпрыгнул на столе.

В этой критической ситуации Брежнев запаниковал и не знал, что делать. Фурцева же сохранила спокойствие. Она сразу поняла, как надо действовать. Она говорила, Брежнев исполнял. Заседание президиума удалось перенести на следующий день. Фурцева твердо сказала, что она должна уйти, поскольку ей предстоит открывать торжественное заседание, посвященное юбилею председателя исполкома Коминтерна Георгия Димитрова. Ее слова подействовали. «Мятежникам» не позволили сразу же снять Хрущева.

Впрочем, выступивший против Хрущева кандидат в члены президиума и секретарь ЦК Дмитрий Трофимович Шепилов рассказывал, что прежде Фурцева сама часто заходила к нему и жаловалась на хрущевский стиль руководства, на то, что Никита Сергеевич все решает сам и всеми командует.

— Что у нас делается, все разваливается, все гибнет! — сокрушалась она.

Когда Екатерина Алексеевна заходила в шепиловский кабинет, шептала:

— Давайте отойдем! Нас подслушивают, накройте чем-нибудь телефон.

Шепилов — один из самых интересных политиков советского времени. У него была яркая, хотя и очень недолгая карьера. Повернись судьба иначе — и не Леонид Ильич Брежнев, а Дмитрий Трофимович Шепилов вполне мог стать главой партии и государства. Между Брежневым и Шепиловым было немало общего. Почти ровесники. И Брежнев, и Шепилов вернулись с войны в генеральских погонах, что выгодно отличало их от просидевших всю войну в тылу других руководителей страны.

Молодые и крепкие, Брежнев и Шепилов были чуть ли не единственными прилично выглядевшими партийными руководителями. Они сильно выделялись среди пузатых, низкорослых, каких-то физически ущербных членов политбюро. И Брежневу, и Шепилову приятная внешность помогла в карьере. Сталину — особенно в старости — нравились красивые, статные, молодые генералы. Сталин, а затем Никита Хрущев продвигали и приближали Брежнева и Шепилова.

В 1957 году Брежнев и Шепилов были уже секретарями ЦК и кандидатами в члены президиума ЦК. Еще одна ступенька, еще один шаг — и они уже небожители. Оба были не сухарями, не аскетами, а жизнелюбами, пользовались успехом у женщин. На этом сходство между ними заканчивается и пути их расходятся.

Брежнев, любитель домино и застолий с обильной выпивкой, свой в компании коллег-партсекретарей. Профессор Шепилов, экономист по профессии, прекрасно разбирался в музыке, театре, литературе. При любом удобном случае Дмитрий Трофимович все бросал и бежал в Большой театр на премьеру. Бывший глава Союза композиторов Тихон Николаевич Хренников, который дружил с Шепиловым, вспоминал о его высокой музыкальной культуре, о том, что он ценил и уважал людей искусства и сам прекрасно пел. Дмитрий Трофимович мог пропеть десяток опер и помнил около сотни романсов, с удовольствием пел их до конца жизни.

Шепилов был и одаренным оратором — тоже большая редкость для советских лидеров послереволюционного периода. Зато Брежнев оказался умелым политиком. В решающую минуту в борьбе за власть он безошибочно встал на сторону победителя. А Шепилов поступил так, как считал справедливым и честным. Остался, в сущности, наивным человеком, хотя уже не раз был бит жизнью.

«Высокий, красивый мужчина с гордой посадкой головы, вполне убежденный в своем обаянии, — таким его запомнил драматург Леонид Зорин. — Барственная пластика, уверенный взгляд и вся повадка гедониста и женолюба. Среди своих дубовых коллег Шепилов выделялся породистостью и производил впечатление… Думаю, он по-мужски импонировал старым вождям своею статью, к тому же нужен был человек, так сказать, с внешностью и манерами».

Обаятельный, красивый и надежный Дмитрий Шепилов располагал к себе с первого взгляда и явно произвел впечатление на Фурцеву. Он так разительно отличался от прочей руководящей публики, что женский взгляд неизменно останавливался на его высокой и представительной фигуре. В конце сентября 1954 года они оба полетели вместе с Хрущевым в Китай.

Представительную советскую делегацию восхитили пышные празднества по случаю пятилетия Китайской Народной Республики на площади Тяньаньмэнь. Хрущев поучал хозяйку Москвы:

— Вот, Екатерина Алексеевна, учитесь у китайцев, как нужно оформлять и проводить демонстрации. У нас все это официально и сухо проводится. А тут тебе и пение, и танцы, и физкультурные упражнения.

Вернувшись в Москву, Фурцева постаралась учесть пожелания первого секретаря ЦК КПСС. Празднование майских и октябрьских годовщин на Красной площади приобрело более театральный характер.

Во время длительной поездки по Китаю Шепилов и Фурцева много общались, вечерами вместе гуляли, словом, получали удовольствие от общения. Ни Дмитрий Трофимович, ни Екатерина Алексеевна не были еще посвящены в тайны советско-китайских отношений. Перед отъездом председатель КГБ Иван Серов представил Хрущеву справку, составленную по материалам старшего советника комитета в Пекине. С октября 1949-го по 1954 год руководители Народного Китая уничтожили семьсот десять тысяч человек, арестовали за «контрреволюционную деятельность» два миллиона…

За советские промышленные поставки Китай расплачивался продовольствием, которого не хватало стране. В инструкции Министерству внешней торговли КНР летом 1954 года говорилось: «Ради экспорта следует сократить внутренний рынок таких продуктов, как мясо. Другие продукты, такие как фрукты и чай, следует экспортировать в как можно большем количестве и потреблять на внутреннем рынке только в том случае, если что-нибудь остается…»

Глава правительства КНР Чжоу Эньлай, обещая друзьям увеличить поставки продовольствия, сказал:

— Если наш народ и голодает, то не в городах, а в сельской местности.

За этим стояло: никто не узнает о голоде. Да и крестьян не жалко. Крестьянам запрещалось уезжать из деревни, перебираться в город и менять профессию. Вот почему китайцы так боялись ссылки в деревню в наказание за проступки: это не только голод и тяжелый труд, это обрекало всю семью, и главное детей, на такую же безрадостную жизнь.