Фурцева - Леонид Млечин

Поднаторевший в борьбе с партийными уклонами Каганович напомнил, что Хрущев когда-то допустил ошибку и поддержал троцкистов. Незадолго до этого, на одном из заседаний президиума ЦК Хрущев сказал:

— Надо еще разобраться с делами Зиновьева, Каменева и других.

Никита Сергеевич уже понимал, что все эти дела фальсифицированы. Но его товарищи ничего не хотели пересматривать. Каганович бросил реплику:

— Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала. Хрущев разозлился:

— Что ты все намекаешь, мне это надоело!

— Тогда на президиуме я не стал раскрывать этот намек, — напомнил этот эпизод Каганович, — а сейчас я его раскрою. Хрущев был в 1923–1924 годах троцкистом. В 1925 году он пересмотрел свои взгляды и покаялся в своем грехе.

Обвинение в троцкизме было крайне опасным, и потом Хрущев попросит Микояна прийти ему на помощь. Анастас Иванович объяснит членам ЦК:

— В 1923 году Троцкий выдвинул лозунг внутрипартийной демократии и обратился с ним к молодежи. Он собрал много голосов студенческой молодежи, и была опасность, что он может взять в свои руки руководство партией. Во время этой дискуссии на одном из первых собраний Хрущев выступал в пользу этой позиции Троцкого, но затем, раскусив, в чем дело, в той же организации активно выступал против Троцкого. Не надо забывать, что Троцкий был тогда членом политбюро, ратовал за внутрипартийную демократию. Надо знать психологию того времени и подходить к фактам исторически…

Невозможно не заметить, что всякий раз, когда Хрущев, подчиняясь человеческим чувствам, выступал за демократию в партии или в защиту невинно расстрелянных, он оказывался либо троцкистом, либо ревизионистом…

Молотов тоже с удовольствием сквитался с Хрущевым:

— Как ни старался Хрущев провоцировать меня, я не поддавался на обострение отношений. Но оказалось, что дальше терпеть невозможно. Хрущев обострил не только личные отношения, но и отношения в президиуме в целом.

Молотов говорил, что напрасно ему приписывают, будто он против освоения целины. Это неверно. Он возражал против чрезмерного ее увеличения, предлагал двигаться постепенно, чтобы освоить новые земли хорошо и получить высокие урожаи. И напрасно его обвиняют, будто он против политики мира. Его выступления против Югославии относились не к вопросам внешней политики, а к антисоветским выступлениям югославов, за которые их нужно критиковать…

Молотова и Маленкова поддержали Ворошилов, потом Булганин и еще два первых заместителя главы правительства — Михаил Георгиевич Первухин и Максим Захарович Сабуров.

Ворошилов, которым Хрущев помыкал, внес предложение:

— И я пришел к заключению, что необходимо освободить Хрущева от обязанностей первого секретаря. Работать с ним, товарищи, стало невмоготу. Не можем мы больше терпеть подобное. Давайте решать.

Хрущев с Маленковым двумя годами ранее поступил сравнительно мягко — с поста председателя Совета министров снял, но сделал министром электростанций. Так и Хрущева предполагалось не на пенсию отправить, а назначить министром сельского хозяйства: пусть еще поработает, но на более скромной должности.

Расклад был не в пользу Хрущева. Семью голосами против четырех президиум проголосовал за освобождение его с поста первого секретаря. Но произошло нечто неожиданное: Никита Сергеевич нарушил партийную дисциплину и не подчинился решению высшего партийного органа. Он точно угадал, что члены ЦК — первые секретари обкомов — поддержат его в борьбе против старой гвардии и простят первому секретарю такое нарушение дисциплины.

Екатерина Алексеевна Фурцева первой твердо заняла сторону Хрущева. Едва зазвучала критика в адрес Никиты Сергеевича, Фурцева и Брежнев бросились собирать союзников и единомышленников. Они оба были кандидатами в члены президиума. Высказываться имели право, а голосовать нет.

Потом Леонид Ильич Брежнев рассказывал:

— 18 июня товарищ Фурцева, я и заведующие отделами рассматривали проект приветственного письма Ленинграду по случаю 250-летия. Мы знали, что товарищ Хрущев будет принимать венгерских журналистов. Но вдруг нам сказали, что журналистов примет весь президиум ЦК в зале заседаний. Мы тоже приехали. Чувство какого-то волнения уже было. Что же этому предшествовало? Товарищ Фурцева нам рассказала, что накануне Каганович после приема в посольстве обогнал машину, в которой ехали она, Шепилов и Первухин. Гудком остановил их машину, на ходу выскочил и за рукав вытащил Шепилова, забрал к себе в машину, и они куда-то уехали. Товарищ Фурцева спрашивала у Шепилова, в чем дело. Он уклонился от честного ответа. На самом же деле он поехал к товарищу Кагановичу на совет. Это было накануне намеченного ими заседания президиума ЦК. Перед тем как принимать журналистов, мы собрались в маленькой комнате.

Вот здесь Анастас Иванович Микоян прошептал Фурцевой на ухо:

— Они, прикрываясь вопросом о поездке в Ленинград, хотят что-то другое. Они, видимо, сговорились и поэтому требуют немедленно провести президиум.

Когда началось заседание президиума ЦК, Леонид Ильич сел с краю, рядом с Фурцевой. Он был растерян. Спросил Екатерину Алексеевну:

— Что делать?

— Надо звать Жукова, — сказала Фурцева, — он на стороне Хрущева.

Леонид Ильич выскочил из зала заседаний и пошел искать свободный кабинет, чтобы из него позвонить.

— Булганин, — рассказывал Брежнев, — зная, что будет заседание по этому делу, зная, что товарищ Жуков является твердым, волевым, принципиальным и честным человеком, за несколько часов до этого отпустил его на учение, так что он не участвовал в этом заседании.

Министр обороны находился в Солнечногорске. Секретарь ЦК Аверкий Борисович Аристов заболел и сидел дома. Фурцева предложила и его привезти на заседание, хотя он не был членом президиума и не имел права решающего голоса. Брежнев связался по телефону с Аристовым, пересказал ему слова Микояна, попросил от имени Фурцевой и от собственного приехать:

— Так как нас мало. Они выбрали удобный момент…

Стратегически важным был звонок председателю КГБ Ивану Александровичу Серову, верному хрущевцу. Брежнев предупредил его, что заседание президиума направлено против Никиты Сергеевича.

— Приехал товарищ Жуков, — вспоминал Брежнев. — Рассказал мне, что его утром вызывал к себе Маленков и вел с ним заискивающий и сомнительный разговор о том, что ему пора стать членом президиума ЦК, но что надо поговорить о руководстве партии… Я товарищу Жукову сказал, что это Маленков вас прощупывал — на чьей стороне вы можете быть…

Прощупывал маршала не только Маленков. Жуков и Каганович жили на даче рядом. Похлопав Жукова по плечу, Лазарь Моисеевич произнес: