Большая книга ужасов. Прогулка в мир тьмы - Светлана Ольшевская

Алевтина горько зарыдала.

Вилор, все это время стоявший с невозмутимым лицом у стены, подошел ко мне и подал руку:

– Идем отсюда, Никандра. Нам тут больше делать нечего, они и сами разберутся.

«Сейчас выходим за дверь – и бегом к вокзалу!» – услышала я его мысленно.

– Пошли, – пожала плечами я. – Значит, так, уважаемые, я выхожу из вашего общества! Знаю, что у вас так не положено, ну так что ж, значит, будет из правила одно исключение! А то после всех моих гнусных злодеяний, в которых меня здесь укоряли, я боюсь своим присутствием запачкать ваши белые крылышки. Счастливо оставаться.

И я демонстративно отвернулась от всех, решив больше ни с кем здесь не разговаривать. Сделаю исключение разве что для Убейволковой, и то не сейчас.

– Слушай, а как ты сюда вошел? – обратилась я к Вилору, как если бы мы были здесь одни. – Разве тебе не нужно приглашение?

– В нормальный дом к нормальным людям – нужно, конечно. А туда, где живут такие же, как я, – нет, – ответил он спокойно.

– Стойте оба! – раздался в наступившей тишине властный женский голос. И было в нем что-то такое, что мы с Вилором остановились и обернулись. Я крепко вцепилась в его левую руку, заметив, как правой он нащупывает флягу с черной водой у себя в кармане.

– Не бойтесь, – продолжала пожилая дама в черном платье и со старомодной прической. – Подойдите сюда.

Гул удивления прошел среди присутствующих. Я тоже удивилась, так как готова была поклясться, что минуту назад этой дамы в комнате точно не было. То ли она где-то пряталась, то ли… В общем, публика не зря удивилась. И судя по тому, как они на нее смотрели, это была какая-то важная в Братстве особа.

– Подойдите, – властно и вместе с тем тепло повторила она. – Думаю, сегодня мы действительно кое-что нарушим в наших правилах.

Вилор невозмутимо сделал несколько шагов обратно. Я, не выпуская его руки, вынуждена была пройти следом. Тем временем эта женщина встретилась глазами с Вилором, и какое-то время они, не отрываясь, смотрели друг на друга.

– Итак, Вилор, – произнесла дама. – Человек, не смирившийся с вампирским проклятием, который, будучи отверженным людьми, все равно продолжал оставаться человеком и сберег в себе человеческую душу. Светлую душу. Тяжкий это путь, тяжкий… Но, может статься, и в конце этого черного туннеля когда-нибудь забрезжит свет. Эта девушка, – кивнула она на меня, – говорила правду. Без надежды на благодарность, не имея никакой с того выгоды, этот человек – да, настаиваю, человек! – долгие годы сражался со злом так, как некоторым из нас и не снилось.

– Это вы к чему, уважаемая Глафира Ивановна? – робко обратился к ней мужчина с бородкой, и я поняла, что не ошиблась насчет ее важности.

– А вы еще не догадались? – повысила она голос. – Неужели вы не поняли, кто здесь в самом деле предал Братство и кого нам в самом деле следует судить?!

– Ну, если все действительно так, как она говорит… В самом деле – под самым носом черная ведьма сидела, а мы и не видели! – раздались голоса.

– Так вы двое, похоже, сделали еще одно важное дело, – произнес мужчина с бородкой. – Раскрыли тайну этой славной семейки и вывели на свет черную ведьму!

– Именно, – продолжала Глафира Ивановна. – И что вы теперь скажете об этом вампире, дорогие члены Братства?

– Я за то, чтобы его больше не трогать! – выпалил тот же тип с бородкой. – Ну… всех все равно не истребишь, а есть некоторые и похуже.

Вилор только хмыкнул. Видимо, предыдущая попытка его тронуть у этого человека не увенчалась успехом.

– Разные пути у людей бывают, иной раз темные. Но если он действительно сохранил в душе свет – то, может статься, и выйдет к свету? – заговорил другой, незнакомый мне мужчина.

– Думаю, правила правилами, но надо и на ситуацию смотреть, а не только на букву закона! – горячо воскликнула Убейволкова. – Этого вампира даже в Братство принять было бы не зазорно!

Другие так или иначе с ними согласились, хотя нашлись и двое, которые были категорически против того, чтобы вампир, побывавший на их собрании и видевший их лица, ушел отсюда живым. Впрочем, я запомнила лица этих двоих! Но они, к счастью, оказались в меньшинстве.

– Ну что ж, тогда мы приняли решение, – вынесла вердикт Глафира Ивановна. – Отныне ни один из нас не причинит тебе вреда, Вилор. Если, разумеется, ты не встанешь на путь зла в дальнейшем. Ну и, по понятным причинам, я должна потребовать с тебя обещание хранить в тайне информацию о нашем Братстве и никогда не применять ее во зло.

– Я давно знаю о вашем Братстве, – пожал плечами Вилор. – И до сих пор не применял во зло ничего. Это уже тут некоторым неймется…

Он бросил взгляд на мужчину с бородкой, но Глафира жестом остановила его и обратилась ко мне:

– Что же касается тебя, девочка, то сообщаю: на тебе нет никакой вины перед Братством. Ты объявила о выходе из него. Что ж, я понимаю твои эмоции и твою обиду. Ты можешь никогда более не иметь контактов ни с кем из членов Братства, не разговаривать и не встречаться с ними – это твое право. Но ты можешь в трудную минуту попросить нас о помощи – и тебе придут на помощь. Это тоже твое право. Потому что в Братство вступают один раз, и обратно пути уже нет. Но, как ты понимаешь, тебе придется хранить в тайне информацию о нас. И если ты вступишь на путь зла, то в любом случае мы будем вынуждены… преградить путь этому злу.

Я кивнула, тут все было понятно. На этом нас и отпустили с миром. Сами же расходиться не стали – им, как я понимаю, еще предстояло разбираться с Алевтиной и старухой.

Мы вышли в ночь. Шумели под ветром деревья, рваные облака плыли над лесом, но вдали, над самыми верхушками деревьев, была хорошо видна одинокая большая звезда, за которой я следовала еще совсем недавно…

Мы шли по лесной дороге не спеша – до утра было еще далеко.

– С ума сойти, а! – Вилор вертел в руках фляжку с черной водой. – Я-то думал, они от меня решат избавиться. Признаюсь, словно камень с души! Знаешь, каково это – всю жизнь в бегах, всю жизнь от кого-то прячешься. То Вальдемар, то эти… ван-хелсинги, чтоб их! А теперь – словно заново родился, и прятаться ни от кого не надо.

– Слушай, этот мужчина с бородкой – он что, пытался тебя убить?

– Давно еще… Он тогда был новичком в этом деле, но таким амбициозным, что прямо смех брал. Бросился на меня с деревянным колом, даже не осиновым, его явно обманули. Будто я кладбищенский упырь какой-то! А я – ради смеха – упал и лежу, будто мертвый, жду, чем же все закончится. А он меня ткнул и поскорее руки мыть бросился, на том и закончилось. Ладно, ну его, дела прошлые. Теперь-то он, думаю, знает, как что делается.

– А в мой дом ты тоже вошел без приглашения, – вспомнила я. – Там что, живет какая-то нечисть?

– Нет. Просто приглашение нужно лишь в первый раз, а я уже бывал там.

– Интересно! Когда же?

– Не так давно. Лет двадцать назад, – усмехнулся он. – Мир тесен, говорю я тебе.

Вилор на минуту замолчал. Словно вспоминая, он задумчиво глядел на быстро бегущие в небе облака.

– Лет двадцать назад занесло меня в этот поселок по одному делу. Кто бы мог подумать, что так все обернется… нет уж, совпадения случайными не бывают. В общем, шел я по склону балки, подальше от людских глаз, тогда там еще не так все заросло, тропинка даже была. Вдруг смотрю – маленький мальчик пытается перелезть через забор, как раз из двора вашего дома. Забор был высокий, и мальчик рисковал упасть и покатиться вниз по склону, прямиком в ручей. Не помню, как я изловчился, но подскочил вовремя и поймал его прямо в полете. Хотел уже зайти во двор и вернуть ребенка родителям, как вдруг слышу изнутри голоса двух женщин. «Куда он делся, этот маленький уродец, чтоб его нечистые взяли?!» – со злобой кричала одна, а вторая ей что-то не менее зло отвечала. Тут я заметил, что, несмотря на холодную апрельскую ночь, ребенок одет в тонкую рубашку и колготки, на немытом лице красуется пара ссадин, а сам он очень худой – одна кожа да кости. Между тем женщины искали его и ругались последними словами. И тогда я, вспомнив собственное детство, взял его на руки и поспешил прочь оттуда.

Пару месяцев мы с ним скитались по разным концам географии. Он рассказывал о своей жизни в том доме жуткие вещи, больше всего на свете боялся туда вернуться, и я не знал, куда его девать. Хотел было отдать в детский дом, но он устроил мне такую истерику, что я отказался от этой идеи. Кроме того, он, наверное, числился в розыске, и из детдома его могли вернуть обратно. Вот мы и скитались. Он воспринял как должное, что я целый день лежу мертвым, что путешествуем мы только ночью, и многое другое. Он был осторожен и умен. Целыми днями оставаясь фактически без присмотра, не шалил и не показывался другим людям на глаза. Ему, как и мне когда-то, пришлось слишком рано повзрослеть. Это я предложил ему сменить имя – из Вити он стал Никитой.

Но все же я понимал, что это для ребенка не жизнь, и не знал, что делать. Вмешался его величество случай. Нас нашли, когда я однажды решил переждать день на каком-то складе. Дело было днем, и я, как ты понимаешь, не мог участвовать в событиях. Никита сказал, что я его брат, что мы приехали из Тмутаракани – он тогда на полном серьезе считал, что есть такой город, – и что я просто прилег отдохнуть. Но нашедшие сочли меня мертвым и отправили в морг, а Никиту – в детский дом. Благослови, Боже, тех, кто придумал трупы брезентом накрывать, а то бы я тогда и правда умер! – воскликнул Вилор, поежившись от неприятного воспоминания. – В общем, когда настала ночь, я из морга благополучно ушел, напугав всех сторожей.