Опасная граница: Повести - Франтишек Фрида

— Что произошло в селе? — спросил Стейскал.

Гентшель знал немногое. За ним пришли днем. Избили и бросили в сарай, куда таможенники сажали задержанных контрабандистов. К вечеру там было двенадцать человек, среди них и те четверо, что сбежали из лагеря. Нацисты и им не верили. Когда стемнело, Гентшель и еще один арестованный выломали оконную решетку и убежали. Оставшиеся надеялись, что после допроса их отпустят по домам, и не хотели осложнять себе жизнь. Это были чехи, женатые на немках, в основном социал-демократы. Гигантское пламя привело Гентшеля к Вальдеку. А вообще-то он намеревался пробираться в Красна-Липу, где жил его брат.

— Вы попали из огня да в полымя, — проворчал Пашек.

— Я никогда не уходил от опасности, и вы это знаете.

— Что вы собираетесь делать?

— Вас здесь немного, как я погляжу, и лишние руки вам не помешают. Утром здесь будет жарко. Вас собираются атаковать. Я слышал, как об этом говорили часовые на железной дороге. Я лежал в двух шагах от них. Счастье, что они меня не заметили.

— Хватит с нас антифашистов, — заявил Пашек.

— Вы мне не верите?

— Я вас достаточно хорошо знаю.

— Но теперь мы на одном корабле.

— Подождите, Пашек! Гентшель прав. Для нас сейчас каждый человек важен! — воскликнул Марван.

— Здесь я командир! — отрезал Пашек.

— Я бы этим не хвастал, — усмехнулся Гентшель.

— Молчать! — подскочил, будто ужаленный, Пашек. — Не суйте нос не в свое дело!

— Подойдите ко мне, Гентшель! — раздался голос Маковеца.

Он попытался подняться. Стейскалова подбежала к нему и с трудом удержала. Он потянулся к висевшей на стуле кобуре с пистолетом, сдернул ее и протянул Гентшелю:

— Если уж вы дрались с нацистами в Испании, то сам бог велел вам бить их здесь.

Гентшель вынул пистолет из кобуры, оглядел его со знанием дела, вытащил обойму, убедился, что она полная:

— Спасибо, пан Маковец. Сразу становится легче, когда тебе верят.

Мужчины дремали, сидя за столом. Ганка с матерью ушли в спальню, Надеясь хоть немного поспать. Долгая бессонная ночь, полная тревог и ожидания, близилась к концу.

Маковец чуть слышно попросил воды. Юречка очнулся, принес стакан с водой и сел возле раненого. Постель под ним заскрипела.

— Не сердись, что разбудил...

— Я и не спал вовсе, а просто дремал...

— Кто сейчас дежурит?

— Пашек.

— Сколько времени?

— Около трех.

— Кажется, эта ночь никогда не кончится.

— Самая длинная ночь в моей жизни.

— И в моей тоже.

— Как ты себя чувствуешь?

— По-моему, у меня жар... Не знаю... право... Наверное, эту ночь я не переживу...

— Не сходи с ума!

— Никто нам не поможет, никто.

— Утром сюда придут солдаты. Я не верю, что нас бросили на произвол судьбы.

— До утра еще далеко.

В доме было тихо. За столом похрапывал Стейскал. С улицы доносилось покашливание Пашека, стоявшего возле зала ожидания. Печь догорала, и никто не подбрасывал в нее поленья.

— Я все время думаю о мосте, — прошептал Маковец.

— Почему?

— Это важный объект, и его надо было уничтожить. Представляешь, какой я идиот? Забыл спички! Всегда ношу их с собой, а вчера забыл. Пивонька одолжил мне на секунду, а я их тут же вернул. Только потом сообразил, что нечем поджечь шнур. Но Пивонька был уже по ту сторону шоссе. Бедняга!

— Хороший был парень!

— Мы совершили большую ошибку, — с горечью сказал Маковец, медленно подбирая слова.

Чтобы успокоить его, Юречка положил ему руку на плечо:

— Не говори много, тебе вредно.

— Все равно я до утра не доживу.

— Не говори так!

— Я знаю...

Юречка наклонился над раненым, поправил одеяло, взбил подушку.

— Если бы не ранение...

— Что тогда?

— Я бы пробрался к мосту и уничтожил его.

— Сейчас?

— А почему бы нет?

Юречка тихонько вздохнул, вытянул ноги, голова его опустилась на грудь. Лечь бы сейчас в мягкую постель и встать завтра в восемь или в девять, хозяйка принесла бы хлеба с маслом, чашку горячего молока...

— Мост... — прошептал Маковец.

Юречка встрепенулся. Надо же, пришел развлечь Маковеца, а сам задремал. И что он беспокоится о мосте, как будто от него что-нибудь зависит? Тут целый лагерь потеряли, противником захвачена большая территория...

— Ты почему молчишь? — нетерпеливо спросил Маковец.

— А что говорить? Что это было бы бессмысленно с твоей стороны? Они наверняка уже взрывчатку вытащили.

— Откуда ты знаешь? Для этого лужен пиротехник. Где они его найдут? А Пашек мне не нравится... — неожиданно сказал Маковец. — Эти его речи...

— Я тоже его не выношу. Как начнет говорить, что мы должны были сдаться, тогда ребята были бы живы... Потом принимается утверждать, что Биттнер не сбежал, что он пошел за подкреплением...

— Биттнеру я никогда не верил. Он наполовину судетский немец и гулял с дочкой функционера судето-немецкой партии. Они даже собирались пожениться. И чтобы он пошел за помощью?..

— Мне тоже что-то не верится, — поддержал его Юречка. — Наверняка он воспользовался предлогом, чтобы сбежать, сообразив, что иначе ему плохо придется.

Они замолчали. Пламя от догоравших шпал по-прежнему освещало луг и деревья вдоль шоссе. Сырой воздух был пропитан гарью.

— Ты мне не ответил, — через минуту проговорил Маковец.

Он стиснул зубы, чтобы не застонать, — такой сильной была боль. Будто зверь какой терзал его внутренности. Иногда боль ослабевала, и тогда казалось, что зверь набирает силы для следующего нападения. Он уже не верил, что у него только ребра раздроблены.

— Ну так что? — спросил шепотом Маковец.

— Дался тебе этот мост!

— Если поднять его на воздух...

— Ерунда! — резко оборвал его Юречка и подумал: «Пожалуй, у Маковеца действительно жар. Как будто у нас других забот нет. Сейчас надо думать о спасении...»

— Заряд остался... Может, и бикфордов шнур на месте... Они наверняка ждут утра... Ящик у правого столба... Ты знаешь... Можно даже сигаретой... Охрана на мосту и не увидит... И вдруг — взрыв...

— У тебя жар! Это же немыслимо!

Маковец резко повернулся, хотел сказать Юречке, что тот просто трус, но боль снова усилилась. Чтобы не закричать, он закусил губу. Был бы здесь врач, он бы дал ему морфий... Но почему именно он? Почему? И в двух шагах от дома! Будто дьявол пырнул его своим раскаленным мечом. Сквозная рана! Ерунда! По выражению их лиц было видно, что это не так.

— Мы не выполнили важное задание, — произнес Маковец, когда боль утихла.

— Мы не только его не выполнили... — зло отрезал Юречка.

— Но почему ты не хочешь сделать хотя бы это?

— Что я не хочу сделать?

— Взорвать мост.

— Ты совсем рехнулся!

— Могли бы попробовать... Потом будете жалеть... Ничего не сделали! Ничего!

— Ты говоришь глупости, — решительно заявил Юречка и положил ладонь на лоб Маковеца.

Жар — плохой признак. Может, рана тяжелее, чем они думали? У Стейскала должна быть аптечка. Что помогает при горячке?

— Ну что, решился? — спросил Маковец, глядя на Юречку горящими глазами.

— Мы не имеем права рисковать. Нас и так мало.

На улице громко закашлял Пашек. Стейскал беспокойно дернулся и что-то сказал, наверное во сне. Из спальни доносились тихие голоса. Женщины не спали. Шпалы совсем догорели. Шоссе и деревья вдоль обочины поглотила тьма. Все было нереальным, фантастическим, как в приключенческом фильме.

— Взорвать мост! — шептал Маковец.

Юречке очень не хотелось идти куда-то ночью. Господи, и что ему взбрело в голову? Именно сейчас, когда уже близится рассвет...

Но Маковец не мог расстаться с мыслью о взрыве моста. В его разгоряченном воображении мост приобретал все большее значение.

— Завтра нас освободят. Сюда наверняка придут солдаты, — как заклинание твердил Юречка. — Солдаты придут утром, и мост им понадобится. Иначе как они попадут в Шлукнов?

— Мост нужно уничтожить! — Эта фраза прозвучала как приказ.

— Опять ты за свое! — взорвался Юречка, потому что упрямство Маковеца стало его раздражать. — Тебе недостаточно, что там остался Пивонька?

Дремавший за столом Гентшель встал, потянулся зевая и подошел к ним.

— Значит, мост, — медленно произнес он. — А почему бы и не попробовать?

— Потому что это бессмысленно! — выкрикнул Юречка.

— Я все слышал. Это не так уж сложно. Мне доводилось работать с подрывниками.

— Теперь еще и вы! — окончательно разозлился Юречка.

Гентшель, подошел к окну и выглянул на улицу:

— Дождь кончился. Скоро прояснится, и к утру будет туман. Хороший, густой туман.

— Откуда вы знаете? — удивился Юречка.

— Я живу здесь всю жизнь.,

— Мост... — прошептал Маковец,

— Хорошо-хорошо, мы взорвем его. Вокруг пока спокойно, ночь темная, в лесу нас никто не заметит. Чего же еще желать? — обернулся Гентшель к Юречке.