Отбившийся голубь. Шпион без косметики. Ограбление банка - Уэстлейк Дональд Эдвин

В пятницу вечером Эли Злотт и миссис Бодкин играли в «пьяницу» за столом в гостиной, Тайрон Тен Эйк продолжал знакомство с собранием живописных альбомов хозяйки, Сунь Куг Фу заперся где–то, обложившись проводами и радиодеталями (мастерил какой–то запал), что сделало его больше похожим на японца, чем на китайца, а я слонялся по дому с таким видом, будто страдал подагрой, и это было весьма похоже на правду.

Мне жгло не только ступни, но и карман. Время от времени я доставал оттуда полученный от Даффа двадцатипятицентовик, тот самый, который при смачивании посылал направленный луч, призывающий толпы федиков, и думал: «А может?» Но я по–прежнему не имел сколько–нибудь ценных сведений. У федиков была неплохая возможность незаметно пробраться сюда и захватить всю шайку вместе со взрывчаткой. Но, с другой стороны, нельзя было знать наверняка, что они задержат и самого Тен Эйка: ему не раз приходилось удирать от преследования, и если уж есть на свете умелец ускользать из расставленных сетей, так это он. Поэтому, держа в руке свой волшебный четвертак, я всякий раз решался подождать еще немножко. Еще чуть–чуть.

В субботу Эли Злотт и Сунь заперлись в сарае и, засучив рукава, принялись превращать грузовик в громадную передвижную бомбу. Полчища террористов рассеялись, остались только предводители, и Тен Эйк свободно расхаживал по дому, попыхивая своими тонкими корявыми сигарами и оделяя всех облаками душистого синего дыма и сияющими самодовольными улыбочками.

На закате Злотт и Сунь вышли из сарая. Было время обеда. Миссис Бодкин стряпала на целую армию, идущую форсированным маршем. Сегодня она подала нам большущие отбивные и вареные кукурузные початки, зеленый горошек и картофельное пюре, горячие булочки и какой–то густой бурый соус — единственный ценный вклад англосаксов в мировое поваренное искусство. В трапезе участвовали Злотт, Сунь, Тен Эйк и я, а миссис Бодкин, верная добрым американским обычаям, сновала между столовой и кухней, лишь изредка присаживаясь на свое место, чтобы сунуть под нос кому–нибудь из нас очередную тарелку.

Мы вкушали в молчании до тех пор, пока Тен Эйк не начал расспрашивать наших подрывников, в порядке ли грузовик. Когда он обмолвился о каком–то «часовом механизме», Эли Злотт во внезапном приливе раздражения ответил:

— У меня руки не дошли. Фу хотел сделать все сам и не дал мне этим заняться.

— Сунь, — тихо поправил его Сунь.

— Я стану обращаться к вам просто по имени, когда поближе узнаю вас, — прошипел Злотт и добавил, повернувшись к Тен Эйку: — Если часовой механизм не в порядке, я не виноват. Меня к нему не подпустили.

— Убежден, что все сработает как нельзя лучше, — сказал Тен Эйк, чтобы подсластить пилюлю. — И уверен, что вы просто скромничаете, оценивая свой вклад в общее дело.

Но Злотт не любил сладкого.

— Фу пожелал сделать все сам, — не унимался он, — и я махнул рукой. Если ему хочется обстряпать это в одиночку, пожалуйста, мне плевать.

— Вы отлично поработали, мистер Злотт, — заверил его Тен Эйк все тем же вкрадчиво–добродушным тоном. — Убежден, что все присутствующие здесь очень вам признательны.

Миссис Бодкин, вернувшаяся с кухни со свежеиспеченными булочками, сказала:

— Конечно, признательны, Эли, вы же знаете.

Злотт немного успокоился и опять занялся своей отбивной, хотя меня изрядно озадачило участие, проявленное главой Мирного движения матерей–язычниц к председателю Миссии спасения истинных сионистов. Ну да как бы там ни было, за обеденным столом воцарился мир, и трапеза увенчалась сладкими пирожками, ванильным мороженым и кофе, после чего все мы, едва волоча ноги, переместились в гостиную, чтобы присесть и спокойно переварить пищу.

Около половины девятого вновь появился Джек Армстронг. Тен Эйк тотчас увел его в угол, чтобы дать последние наставления. Я присоединился к ним, поскольку меня хоть и не приглашали, но и не гнали, и остановился рядом с таким видом, будто мне не очень интересно, что говорится в углу, и я прислушиваюсь к беседе просто от нечего делать.

— Держите грузовик в укрытии до вторника, — поучал Тен Эйк Армстронга. — На нем новые номера, и можно спокойно ездить, но я не хочу, чтобы он трое суток стоял на улице…

— У меня есть отличный тайник, — с жаром ответил Армстронг. — Отец одного из моих товарищей…

— … и мозолил всем глаза, — продолжал Тен Эйк. — Теперь вот что: самое важное — это расчет времени, запомните. Лаботски будет на месте ровно в два часа, и вам надлежит прибыть туда одновременно с ним.

— Хорошо, — сказал Армстронг, кивая как заведенный, — я там буду.

— Грузовики на Проезд не пускают, — сообщил ему Тен Эйк, — так что вам придется ехать на большой скорости. К югу от здания есть улочка. Заруливайте на нее, поворачивайте на север, проезжайте сквозь арку под зданием и тормозите на внешней полосе движения. Лаботски остановится перед вами. На приборном щитке слева от спидометра стоит новый выключатель, вы его заметите. Поставите его в положение «вкл.» и давайте деру: у вас будет всего пять минут. Выскакивайте из грузовика, прыгайте в машину Лаботски и чешите оттуда.

Армстронг все кивал и кивал, но теперь остановил возвратно–поступательное движение своей головы и спросил:

— А если нагрянут легавые? Они отбуксируют грузовик в другое место.

— Нет. Тот же выключатель приводит в действие маленький заряд, который разрушит переднюю ось. Никто не сможет убрать грузовик меньше чем за пять минут. Еще одно: не пытайтесь открывать задние дверцы кузова, они заминированы. Если полицейские взломают замок, машина тотчас взорвется.

Армстронг снова принялся кивать.

— Хорошо, я понял, — сказал он.

Тен Эйк похлопал его по плечу и произнес по–мужски сердечно, так, как и следовало говорить с человеком вроде Джека Армстронга:

— Молодчина. Мы на вас полагаемся.

Я отошел в сторонку, пересек столовую, где Злотт и миссис Бодкин по–прежнему дулись в карты, и отправился на кухню в поисках уединения и сладкого пирожка.

Я стоял, прислонившись к сушильной доске, и пережевывал сладкий пирожок пополам с только что полученными сведениями, когда из подпола вылез Сунь. Он подмигнул мне с видом заговорщика, но я не понял, зачем. Сунь молча потопал в гостиную, а я еще минуту или две ломал голову, пытаясь разобраться, что могло означать это его подмигивание, но потом услышал, как кто–то заводит мотор грузовика. Я выглянул из окна кухни. Грузовик выехал из сарая и быстро покатил прочь. За рулем сидел Армстронг. Мне показалось, что с таким грузом в кузове не следовало бы столь резво нестись по ухабам. А впрочем, в моем заднем кармане лежала взрывоопасная кредитная карточка, так что не мне его осуждать.

Было уже девять часов. Дом превратился в сонное царство. Так бывает в любом штабе, когда все планы уже составлены, жребий брошен и конечный итог зависит от милости богов. Я тоже в меру своего лицедейского дарования прикинулся сонным, решил, что никто за мной не наблюдает, слизал с пальцев сироп и поплелся к лестнице.

Теперь мне казалось, что я знаю вполне достаточно и могу со спокойной душой утопить свой четвертак. Пусть я пока не выяснил, зачем и по чьему наущению Тайрон Тен Эйк хочет взорвать здание ООН, но зато мне известно, когда и как он намерен это сделать. Проезд ФДР — это скоростная магистраль, виадук, который тянется с севера на юг вдоль восточного берега острова Манхэттен и который иногда называют (подозреваю, что республиканцы) Ист–Сайдским проездом. Он проложен выше уровня земли, но тем не менее проходит под зданием ООН. Если там бабахнет целый грузовик взрывчатки, может разрушиться фундамент, и здание, образно выражаясь, получит подсечку и с позором рухнет в Ист–Ривер, причем именно тогда, когда, по словам Тен Эйка, народу в нем будет больше, чем обычно.

Но вот почему здание ООН должно быть набито битком во вторник днем? Я не знал, что еще собрался взорвать Тен Эйк, мне было известно лишь о забракованном им плане подложить бомбу в Сенат США. Однако что бы он там ни задумал, это должно было произойти до вторника, а значит, у нас уже почти не остается времени. Я не отваживался ждать дольше, теша себя надеждой раскрыть второй замысел Тен Эйка. Сейчас было самое время звать на помощь федиков.