Несостоявшаяся ось: Берлин-Москва-Токио - Василий Молодяков

Оно было направлено против некоей «европейской державы» и предполагало следующее:

«Статья 1. Если одна из Договаривающихся Сторон окажется вовлеченной в военные действия с европейской державой в результате агрессии последней против этой Договаривающейся Стороны, то другая Договаривающаяся Сторона немедленно окажет Договаривающейся Стороне, вовлеченной в военные действия, всю поддержку и помощь, которая в ее силах.

Статья 2. 1. Положения статьи 1 будут применяться также в случае любого действия европейской державы, которое явно ставит под угрозу, прямо или косвенно, независимость одной из Договаривающихся Сторон, и имеет такой характер, что сторона, которой это касается, сочтет жизненно важным оказать сопротивление своими вооруженными силами. 2. Если одна из Договаривающихся Сторон окажется вовлеченной в военные действия с европейской державой в результате действия этой державы, которое ставит под угрозу независимость и нейтралитет другого европейского государства таким образом, что это представляет явную угрозу безопасности этой Договаривающейся Стороны, то положения статьи 1 будут применяться, не нанося, однако, ущерба правам другого европейского государства, которого это касается.

Статья 3. Если европейская держава попытается подорвать независимость одной из Договаривающихся Сторон путем экономического проникновения или иным способом, Договаривающиеся Стороны окажут поддержку друг другу в противодействии таким попыткам. Если европейская держава, которой это касается, прибегнет после этого к военным действиям против одной из Договаривающихся Сторон, то будут применяться положения статьи 1».[418]

И так далее, всего восемь статей, с необходимыми дипломатическими экивоками. Суть пакта разъяснял секретный протокол, впервые опубликованный только в 1945 г. (само соглашение было обнародовано немедленно): он определял, что под «европейской державой» стороны понимают Германию.

Что все это означало в переводе с дипломатического языка на язык реальной политики? Если Германия нападет на Польшу (на Великобританию она нападать не собиралась) или окажет на нее давление иным путем, включая экономические меры, Великобритания придет ей на помощь – надо полагать, вплоть до объявления войны. Об объявлении войны прямо нигде не говорится, но статья 7 предусматривала: «Если Договаривающиеся Стороны будут вовлечены в военные действия в результате применения настоящего соглашения, они не будут заключать перемирие или мирный договор кроме как по взаимному соглашению». Кроме того, секретный протокол разъяснялось туманную вторую статью: «Случай, предусмотренный параграфом 1 статьи 2 соглашения, относится к Вольному городу Данцигу <который Польша считала сферой своего влияния, несмотря на 92% немецкого населения и абсолютное большинство нацистов в городском сенате, который еще в 1933 г. высказался за воссоединение с Рейхом. – В.М.>; случаи, предусмотренные параграфом 2 статьи 2, относятся к Бельгии, Голландии, Литве». Другие пункты протокола предусматривали возможное распространение соглашения на Латвию, Эстонию и Румынию.

Любая вооруженная экспансия Гитлера на Восток автоматически делала Великобританию его врагом; в случае вооруженной экспансии на Запад Польша должна была ударить по германским тылам. Соглашение было бы вполне разумным, если бы в Лондоне всерьез собирались его выполнять. Удержать Гитлера от нападения на Польшу после заключения пакта с Россией оно явно не могло. Любое вооруженное выступление со стороны Польши автоматически приводило к ее разгрому и разделу между Берлином и Москвой. Оказать ощутимую военную помощь Польше в случае боевых действий на ее территории Великобритания была не способна в силу географических причин, что было ясно уже после мартовских «гарантий» Чемберлена. Единственный вариант – боевые действия против Германии на континенте, которые заставили бы Гитлера вести войну на два фронта; они были возможны только с территории третьих стран, но Франция следовала в фарватере британской политики. Тогда в силу вступал тот сценарий, который в конце концов и осуществился: после быстрого разгрома Польши вся мощь упоенного победой вермахта будет брошена на Запад, и тогда тем, кто объявил войну, несдобровать.

Только после войны, из «трофейных» документов, стало известно, что к такому варианту Германия в военном отношении просто не была готова. Публикация этих данных сначала в официальном докладе генерал-майора Ч. Робинсона военному министерству США «Организация и методы боевого обеспечения иностранных армий» в октябре 1947 г., а затем в тщательно документированной книге историка Б. Клейна в 1959 г. высветила картину грандиозного обмана, которым, каждые в своих целях, пользовались «беллицисты» и «умиротворители» до войны и официальные историки после войны.[419] Книга Клейна, получившая большой резонанс, стала объектом ожесточенных нападок советской историографии, но была высоко оценена многими видными учеными, включая Г.Э. Барнеса. Из этих и других публикаций стало ясно, что Черчилль и Ротермир – каждый по своим соображениям – долгие годы пугали европейскую и американскую общественность фантастическими цифрами германских вооружений. Интересно, сами они им верили или нет? Британское правительство тоже пользовалось этими «данными», что в глазах многих придавало им официальный статус и служило гарантией достоверности. Гитлер с Герингом этой «цифири» не опровергали, поскольку она позволяла им успешнее блефовать.

Взятая отдельно, польская кампания в любом случае была заведомо проигрышной для Варшавы. Никто в Европе всерьез не собирался «умирать за Данциг». Но не случайно Гитлер готов был на любые уступки Сталину ради заключения пакта с Россией. Не случайно фюрер был откровенно напуган, когда Великобритания и Франция объявили ему войну, несмотря на все заверения Риббентропа, что этого не произойдет. Об этом есть немало свидетельств, начиная с воспоминаний Шмидта, переводившего последние беседы Гитлера с Гендерсоном и Кулондром 3 сентбяря, когда они принесли ему ультиматумы. Не зря фюрер так настойчиво предлагал мир после разгрома Польши. К общеевропейской войне Германия не была готова, потому что готовилась не к ней. С первым была вынуждена соглашаться даже официальная советская историография, хотя второе решительно отрицала:

«Предпринимая нападение на Польшу, гитлеровцы [Очень хотелось бы знать, кого персонально авторы имели в виду под определением «гитлеровцы».] отдавали себе отчет в том, что очередная агрессия третьего рейха может привести к вовлечению в войну западные государства, связанные с Польшей договорными обязательствами, к перерастанию локального конфликта в мировую войну. Однако к успешному ведению такой войны Германия не была в достаточной степени подготовлена ни в военном, ни в экономическом, ни в дипломатическом отношении, несмотря на все усилия, предпринимавшиеся в этом направлении гитлеровцами».[420]

После вступления советских войск в Польшу в Великобритании стали раздаваться голоса, требовавшие объявления войны СССР на основании соглашения Галифакса-Рачиньского, так как акт агрессии был налицо. О том, что соглашение направлено только против Германии, общественность не была осведомлена, т.к. соответсвующий протокол оставался в секрете. Разумеется, это не свидетельствует о «прорусской» ориентации Чемберлена и Галифакса, как мерещилось некоторым авторам. К. Квигли удачно суммировал: «Группа Чемберлена… предпочитала сочетать объявленную, но не ведущуюся войну против Германии с ведущейся, но не объявленной войной против России».[421] «Зимняя война» с Финляндией, к которой мы еще вернемся, давала для этого хороший повод, но баланс сил в Европе стал складываться явно не в пользу англо-французского блока.

Таким образом, соглашение Галифакса-Рачиньского войну не отсрочило, а, напротив, приблизило. Оно недвусмысленно говорило Польше: сопротивляйтесь любым германским требованиям, а мы вас поддержим. Уверенные в том, что польская кавалерия через несколько дней будет в Берлине, руководители Польши отвергали любой компромисс с Германией. Они исправно сопротивлялись, но были брошены «союзниками» на произвол судьбы, когда вермахт перешел границу. Муссолини, напуганный перспективой участия в европейской войне, предложил созвать новую конференцию для мирного урегулирования всех вопросов и долго колебался, прежде чем заявить даже о благожелательном нейтралитете в отношении Рейха. Искренность стремления дуче в конце августа – начале сентября 1939 г. предотвратить не только участие Италии в войне, но и самое войну не вызывает сомнений, но оно мотивировалось неподготовленностью страны к войне, а не «миролюбием», как пытались представить дело его апологеты.[422] 3 сентября Англия и Франция объявили Германии войну, но не пытались, да в общем-то и не могли ничего сделать, чтобы оправдать свои многообещающие гарантии. Как заметил Ротермир, Британия «задирала сильных, не имея сил их удержать, и подбадривала слабых, не имея сил им помочь».[423]