Сердце Зверя. Том 1. Правда стали, ложь зеркал - Вера Камша

– Валме в угловом будуаре. – Темные брови сошлись на переносице, как у разгневанной королевы. – Будьте осторожны, там собаки. Эвро может напасть без предупреждения.

Валме не ушел? Ждет своей очереди – не сейчас, так утром, когда Первый маршал неизвестно чего умчится к Халлорану?

– Для чего мне Валме?

– Для того, чтобы спросить, когда он был со мной последний раз. Куртизанке вы не верите, спросите дворянина. Марсель не трус, он не станет врать, чтобы избежать дуэли.

Не «в моей спальне», а «со мной»… У Валме два дома – урготское посольство и отцовский особняк, а он ночует у Капуль-Гизайлей! Боится отца? Одиночества? Ночных кошмаров? Эпинэ сел на постель, Марианна равнодушно наливала вино в два бокала. Золотистый свет нахально гладил бедра и плечи женщины, Робер стал смотреть на ковер.

– Возьмите. – Он взял, не взять было бы глупо. Вино… Золотое, терпко-сладкое, отдающее дымом. Марианна не любит «кровь».

– Зачем это ему?

Он не назвал имени, но баронесса поняла.

– Дженнифер. – Ответ прозвучал слишком быстро, она все-таки лгала, хоть и не так, как другие женщины. – Дженнифер Рокслей. Графиня стала любовницей Валме, когда тот был оруженосцем Генри. Теперь она вдова. Вдова от неженатого мужчины всегда хочет многого…

– Вдова может быть разумной. – Сколько было лживого смеха из-за разумной Клары! И ярости и боли за Мэллит, а девочку за снегами, за осенними листьями уже и не вспомнить. Бедная, она была так прекрасна… Для кого?

– Валме прячется от вдовы Рокслея? – Отец всю жизнь любил Жозину, а он сперва всех и никого, зато потом понеслось. Гоганни, непонятная Лауренсия, куртизанка… – Марианна, я не могу вам верить.

– Ну так спросите, что он здесь делает, – женщина потянулась за шалью, – это его дела, не наши. Он платит Коко и… заменяет вас во время вашего отсутствия… В глазах тристрамов.

– Ты его не любишь? – Леворукий, какой глупый вопрос! И ночь тоже глупая. Одетый кавалер, обнаженная дама, недопитое вино и заговор.

– Меня его общество устраивает, Коко тоже. Робер, что-то случилось?

– Нет. – Не случилось, но через три дня случится. – А маршал Савиньяк? Он тоже устраивал?

– Лионель? – Ему показалось, или Марианна слегка разжала сжимавшие ножку бокала пальцы? – Этот человек делает хорошо все. В том числе и любит. Сердца у него нет и не будет, но всего остального в избытке. Да, граф Савиньяк нас устраивал. О ком еще вы хотите узнать?

– О Вороне. – Быть глупым, так до конца! – Его ты тоже не любила?

– Нет, – нараспев произнесла женщина, – не любила, хотя могла бы и полюбить… Его бы могла. Алва красив, богат, по нему сходят с ума и королевы, и служанки. Мне хотелось заполучить его просто потому, что он – это он. Такая добыча привела бы порядочных дам в исступление и порадовала Коко, но любить я не собиралась. Потом он отыграл долг Марселя и ушел. Тогда я…

– Обиделась, – закончил Робер. Он больше не хотел слушать про Ворона, но Марианна хотела говорить.

– Нет, я не обиделась. – Баронесса набросила на плечи шаль. Так закрывают двери перед ненужным гостем. – Он ушел не потому, что пренебрег. В тот вечер Алва не отказался бы от женщины, я это чувствовала, но он знал, что я не смогу ему отказать. Я действительно не смогла бы. Если б Ворон остался, я была бы довольна, и он был бы доволен, но… он не воспользовался случаем. Даже не случаем – правом спасителя и победителя. Это было так странно… Я поняла, что Алва не играет в честность, а в самом деле честен. Я думала о нем, пока он не прислал мне своего гаденыша. Тогда я не знала, что это за мразь… И Алва не знал.

– Вы несправедливы к Дикону. – Надо прощаться и уходить. Она не признается. Женщины, такие женщины могут признаться в убийстве, но не в любви. А убить, солгать, предать ради Ворона она готова. И она права, Алва стоит такой женщины и такого чувства.

– Я не Создатель, чтобы быть справедливой к пиявкам. – Взгляд женщины стал жестким. – Я платила и плачу́ собой за все, что беру. Окделл берет даром и думает, что так и надо. Уж лучше Салиган. Тот просто крадет.

– Если не хотите, не говорите. Марианна, – как хочется взять ее за руку, но он сам променял близость на правду, – кого вы убили? Вы говорили тогда, в саду…

Последняя попытка вернуть снежный свет, просящий взгляд, доверие. Глупая, никчемная попытка.

– Это мое дело. – Баронесса невесело усмехнулась. – Не надейтесь, я прикончила не насильника, не вымогателя и даже не соперницу. У меня был выбор между грехом и добродетелью. Я выбрала грех и выберу его снова.

Не хочет рассказывать… А ты сам желаешь говорить про овраг Святой Мартины? Про зарезанных часовых? Про Маранов? Про тех, кого не казнили, потому что вмешался Ворон, и про тех, кого повесили, потому что не вмешался ты? Через три дня ты шагнешь за порог и будешь виноват уже в деянии. Через три дня прольется кровь, и никто сегодня не скажет, сколько ее будет.

– Марианна, – глухо сказал Робер, – нужно, чтоб вы уехали. Вместе со слугами, с птицами… С Эвро. Вещи тоже лучше увезти, по крайней мере ценные.

Сейчас она спросит почему, и он соврет. Скажет, что подозревают заговор, что на нее донесли. Она должна уехать, и она уедет. Карваль даст охрану, двадцать человек ничего не изменят.

– Однажды мне такое уже советовали, – задумчиво произнесла баронесса. – Перед Октавианской ночью. Мы с Коко заперли дом и уехали в деревню. Это было весело. Я надела короткую юбку, заплела косы и ходила босиком по траве у ручья. Там были гуси, я их не испугалась, я же птичница… Я взяла хворостину. В Олларии убивали, а я гоняла гусей… Я уеду, если уедешь ты.

– Я не могу. Вы же знаете…

– Знаю. Я остаюсь. Коко как хочет…

– На вас донесли, – соврал Робер, но она то ли не поверила, то ли не поняла.

– Вы нас защитите. – Улыбка. Грустная, но спокойная. – Вы же знаете, какие мы безобидные.

– Оставаться в Олларии опасно и станет еще опасней.

– А если я скажу, что не могу остаться без вас? – В темных озерах вспыхнуло солнце. – С вами я уеду… Прямо сейчас. Хотите?

– Ты говорила, что полюбила бы Алву, – заставил себя улыбнуться Эпинэ. – Я не Алва.

– Говорила. – Сияющие глаза были близко-близко. – Могла… Но полюбила тебя… Ударить подносом, а потом полюбить… Никогда бы не подумала, что так бывает…

Утром в спальню ворвалось солнце. Солнце пробилось сквозь щели в портьерах и улеглось на ковре длинными светлыми полосами. Солнце превратило крышку от кувшина в бриллиантовый венец и прогнало беззаконно воцарившуюся в Ракане осень. Солнце игриво тронуло щеку и забралось под ресницы, заставляя проснуться.

Ричард соскочил с кровати и, даже не позвонив слугам, подбежал к окну. В ясном небе купались птицы. Деревья тянули еще голые ветви в синеву, они больше не казались растрепанными метлами. Надоедливая лужа у забора – и та весело ловила облака, а подсыхающие черепичные крыши блестели, точно покрытые лаком. В Ракану пришла весна. В ту самую ночь, когда к Ричарду вернулись сны, и сны эти не были кошмаром, хотя и добрыми назвать их не получалось.