Фантастика 1981 - Коллектив авторов

На просьбы более подробно объяснить суть явления учителя-гуманоиды только пожимали плечами и улыбались: двигаемся так, и все. Или отделывались земной притчей о сороконожке, которая не смогла ступить ни шагу, когда ее спросили, почему после двадцать восьмой ноги она ставит именно двадцать девятую.

Но Световид, невзирая на бесчисленные аргументы в пользу Педагогов, которые он сейчас мимоходом вспомнил, все же был обеспокоен. Хорошенькое дельце, мысленно оправдывал он нервную дрожь в руках, три года не видеть собственной дочери.

Больно уж соскучились и он и жена. Когда Ярославу определяли к Педагогам, ей как раз исполнилось двенадцать лет. Интересно, какая она сейчас? Красавица, наверное. Световид вовсе не имел в виду, что дочь чересчур похожа на него или на жену.

У четы были обычные, земные лица, хотя и не лишенные, по мнению жены, известной привлекательности. Ученики Педагогов возвращались оттуда на удивление красивыми, кроме гармонического развитого тела, еще и той неуловимой красотой души, которая лучезарно освещала их лица. Чего еще можно было желать?

Если бы не световые волны, прокатившиеся по куполу, Световид бы не сразу заметил шеренги людей в белых одеяниях, которые неторопливо выходили, казалось, просто из стены. Родители заволновались еще сильнее, сдержанный шепот перерос в гул. Самые нетерпеливые двинулись навстречу, но через несколько шагов уткнулись в предусмотрительно выставленный невидимый силовой барьер.

— Земляне!

Высокая стройная фигура отделилась от головной шеренги и подняла правую руку вверх. Голос без каких-либо усилий перекрыл взволнованный гул толпы и зазвучал четко и уверенно.

— Благодарим вас за доверие и сознательность. Вы отдали нам самое дорогое на свете — ваших детей во имя высокой идеи гармонического развития человечества. И человечество воздаст вам за это уважением и восхищением, а прежде всего высоким взлетом духовности общества, в котором приняли участие и вы. А cейчас примите ваших детей. И постарайтесь их понять в их новой сущности. Штурман Световид!

— Бывший, — смущенно пробормотал Световид и шагнул вперед.

— Ваша Ярослава показала наилучшие результаты. Она очень способная, и мы уверены, что вскоре у вас будут все основания гордиться ею.

Батюшки, неужто это Ярослава? Тот самый маленький вертлявый чертенок с лукавым взглядом глубоких карих глаз?

Навстречу Световиду шла девушка такой невиданной красоты, что у бывшего космического волка перехватило дух. Толпу всколыхнуло, но все оставались на местах, опасаясь каких-нибудь неожиданностей, могущих произойти в самый последний момент. Девушка протянула руки навстречу отцу, но едва он успел сделать шаг навстречу, как на шее у Ярославы уже повисла жена, целуя ее и плача от неизъяснимого счастья.

— Здравствуй, дочь, — пересохшими губами прошептал Световкд. — Солнышко мое, лада, мы с мамой так ждали этого дня…

— Здравствуйте, дорогие мои! Отчего же вы плачете? Ведь я теперь всегда буду с вами, видите, как все хорошо кончилось?

Голос Ярославы чем-то напоминал голос Педагога: такой же четкий и сильный, он звучал, казалось, в самом сознании Световида. И вдруг отец понял, что это именно так. Она разговаривала, не размыкая губ. Такие же голоса, равно сильные и спокойные, уже слышались отовсюду, где родители окружили своих детей.

— Да скажи же ты хоть слово по-человечески! — непроизвольно вырвалось у Световида, и он сразу же пожалел об этом.

Ответ был таким же четким, спокойным и беззвучным:

— Зачем? Я теперь умею мыслить. И вас вскоре научу. Это совсем не так сложно, как кажется, и чрезвычайно целесообразно.

Гул постепенно стал стихать, словно пеянъте кружеве под уверенным дыханием ветра. То там, то сям умолкали взволнованно-радостные голоса, а вместо них пугающей полифонией в сознании родителей звучали мысли их детей.

Световид, сжав кулаки, шагнул к шеренге Педагогов.

— Что вы сделали с нашими детьми?

— Смысл многих слов и поступков нам свойственно понимать гораздо позже, — послышался тихий, уверенный ответ. — Прерывается неумолимая цепь последовательности событий, и слова, которым суждено появиться на свет гораздо позже, произносятся сейчас.

— Но зачем вы отняли у них речь? — крикнул Световид.

— Не речь, а слово. Не вы ли сами, земляне, пророчили, что телепатическое общение — это ваше будущее? А слово, которое появляется несвоевременно, наделено колоссальной потенциальной энергией. Освоить ее вам не дано. Все ваши пророчества несли в себе, кроме знаний, непременно кровь, голод, насилие одних людей над другими.

— Но все это делалось во имя нашего будущего! — горячо возразил Йорк.

— Опять во имя слова… Люди, которые стоят на пороге большой жизни, очарованные самой возможностью жить, видят реальное положение вещей отчетливее, чем вы. Слово — напрасный груз на пути, полном величественных свершений.

— С таким же успехом можно отправляться в безводную пустыню, пренебрегая водой только потому, что она имеет вес, — упирался штурман. — Можно не испытывать потребности в напарнике, но безумием будет пройти мимо его искреннего совета. Наши матери в начале жизни вручают нам священный компас слова, с ним мы и шагаем по жизни. Горе тому, кто, заплутав, взывает о помощи, но дважды горе искушающему судьбу собственной гордыней.

— Ваши души настолько очерствели, что вы не ощущаете, как бесконечно тяжело протянуть нежные детские ладони, чтобы принять на них всю тяжесть рая и ада слов.

— Но ведь гибкий и слабый тростник, принимая удары ветра, растет сильным и крепким, а тот, что произрастает в тиши, рано стареет и гибнет. — Световид, оглядываясь на стоящую за ним толпу, продолжал: — Кто из нас добровольно обрек бы себя на жизнь, не знающую расцвета?

— Вы тратите невероятное количество энергии на то, чтобы погасить бесконечные словесные пожары. А проходит время, и с сожалением замечаете, что в памяти остается лишь тихий звон потерянной драгоценности.

— Верно, — гордо сказал Световид, — это алхимия времени превращает серебро слов в чистейшей пробы золото.

— Вот вы и приходите в мир усталыми золотоискателями, бросая в конце концов свою добычу там, где, как вам кажется, ему знают цену. Но вы не ведаете, чем живет современность — бронзовый век на дворе или еще какой-нибудь. Может, в нем ценится уже совершенно иной металл? И не в состоянии человек понять, то ли он слишком долго искал свое сокровище, то ли пришел безнадежно рано. А может, все намного проще — спрос уже не рождает предложение. Тогда из жалости лишь к пришельцу подбирают никчемно малую часть его ноши, и он понимает, что это крах. Не вы ли создали легенду о страшных муках царя Мидаса?