Убийство Президента Кеннеди - Уильям Манчестер

Генри Гонзалес также рыдал. Он пришел, чтобы выразить соболезнование, и был твердо намерен держать себя в руках. Но когда Генри подошел к Жаклин, она выглядела такой одинокой и хрупкой, что рыдания невольно сдавили ему горло и он воскликнул:

— Ах, госпожа Кеннеди! Что я могу для вас сделать? Она отрицательно покачала головой и затем низко склонила ее на грудь.

После этого Кен О’Доннел не подпускал к ней никого до 13. 30, пока не прибыл гробовщик. Кен снова обрел свою дееспособность и, как часовой, стоял возле складного стула Жаклин.

Молодая вдова сидела с застывшим лицом, тонкая и прямая, словно струйка дыма над затухающим костром. Она все еще страдала от дурноты. Трижды она испытала приступы головокружения и едва не соскользнула на пол. Однако это было лишь физическое недомогание. Она по-прежнему с необычной остротой воспринимала происходившее вокруг и полностью сохраняла ясность мышления.

Сопровождаемый Клинтом Хиллом помощник администратора госпиталя Стив Ландрегэн направился в регистратуру. Он спросил дежурную сестру:

— Где находится ближайшее похоронное бюро?

— Бюро О’Нила на Оук-Лоун, — ответила она и дала номер телефона.

— Мы позвоним отсюда, — сказал Стив.

Владелец похоронного бюро О’Нил, как и все жители города, не отрываясь следил за событиями. Он слушал доносившиеся из динамика карманного радиоприемника последние известия, когда зазвонил его телефон.

Стивен Ландрегэн назвал себя и сказал:

— Я передам сейчас трубку другому человеку. Прошу сделать все, что он скажет. Вся наша беседа должна остаться конфиденциальной.

Последовала пауза. Затем послышался другой голос:

— Говорит Клинт Хилл из секретной службы. Прошу привезти в Парклендский госпиталь гроб. Сделайте это немедленно. — Минутку, одну минутку, — закричал О’Нил, — у нас товар на все цены.

— Привезите самый лучший, — сказал Клинт. О’Нил выбрал самый дорогой гроб весом в восемьсот фунтов, с двойными стенками из чистой бронзы и герметически закрывающейся крышкой. Вчетвером — О’Нил и трое его служащих — поставили массивный гроб на лучший катафалк — белоснежный «кадиллак» модели 1964 года, с установкой для кондиционирования воздуха, приобретенный О’Нилом в октябре, во время конференции директоров похоронных бюро США в Далласе. С тех пор не прошло еще и месяца, но спидометр машины показывал всего лишь девятьсот миль. Окна ее были закрыты занавесками салатного цвета.

Между тем в Парклендском госпитале наступил период ожидания отъезда, тягостное время, осложнившееся к тому же актами мелочной бессердечности и завершившееся безобразным скандалом. Президент прибыл в госпиталь в сопровождении взрывной волны неуправляемых эмоций. Ему предстояло покинуть его при таких же обстоятельствах.

Жаклин Кеннеди не замечала некоторых отталкивающих сцен, разыгрывавшихся вокруг. К этому времени сопровождавшие покойного президента агенты охраны и военные адъютанты уже освоились с лабиринтом хирургического отделения и старались тщательно оградить Жаклин от окружающих. Всем им было не по душе оставаться в здании госпиталя. Они считали дополнительной и ничем не оправданной жестокостью в отношении вдовы президента продолжительное ожидание, пока его тело будет готово к отправке. Однако вдова не разделяла этого мнения. Когда кто-то сказал ей:

— Вы могли бы теперь ехать на аэродром, — она вновь ответила:

— Я никуда не поеду одна. Я поеду только вместе с Джеком.

Наконец крышка над длинным сверкающим гробом опустилась. Его поставили на тележку. Жаклин выкурила последнюю сигарету. Она была готова. Похоронных дел мастер также был готов. Сделав, все, что было в его силах, Парклендский госпиталь уже зажил своей обычной жизнью. Новые пациенты требовали внимания врачей и сестер. Но почему-то прецессия с телом президента не трогалась с места. Дверь операционной была широко распахнута, и электрические часы фирмы «Интернейшнл бизнес машинз» показывали, что они находятся в госпитале уже более часа.

— Сержант, почему я не могу вылететь с телом моего мужа обратно в Вашингтон? — спросила Джекки.

Сержант далласской полиции Боб Даггер, к которому она обратилась, отлично знал причину задержки. Он случайно подслушал некоторые разговоры и понял, что со бытия приобрели новый оборот. Однако он не собирался посвящать в это Жаклин. То, что сейчас происходило, ставило Даллас, по его мнению, в ряд захолустных городишек. Будучи уроженцем Техаса, Даггер испытывал чувство стыда за свой город.

Дело в том, что в госпитале разыгрался отвратительный скандал. Примечательно, что Жаклин не заметила бури, бушевавшей вокруг нее более получаса и: чуть было не вылившейся в кулачную схватку на расстоянии всего нескольких футов от нее. Лишь значительно позднее, уже в Вашингтоне, она узнала, что именно столь сильно задержало их тогда в госпитале.

Первым почувствовал приближение опасности Рой Келлерман. Незадолго до того как О’Нил привез гроб в госпиталь, Рой стоял вместе с доктором Беркли около стола дежурной сестры и держал в руке трубку одного из аппаратов, подключенных к линии связи с Джерри Беном — начальником группы агентов секретной службы Белого дома. В это время в комнату вошел мужчина с бледным веснушчатым лицом и остановившимся взором, в одной рубашке, без пиджака. Протянув руку к другому телефону, он схватил трубку резким жестом наемного убийцы из ковбойского фильма и сказал:

— Говорит Эрл Роуз: Здесь совершено убийство. Они могут уехать отсюда только после вскрытия тела.

Роуз не принадлежал к категории людей, терзаемых сомнениями в правильности своих действий. К тому же он не терпел критики со стороны других. Он занимал должность эксперта судебной медицины далласского окружного суда, и его кабинет находился в здании Парклендского госпиталя. Педант и сухарь по натуре, он имел привычку размахивать пальцем перед носом собеседника и говорить назидательным тоном сварливого классного наставника. Казалось, он намеренно вызывает, чувство неприязни к себе. Коллеги считали его грубияном и ловкачом. Но Роуз хорошо разбирайся в техасском законодательстве и относился к нему как к священному писанию. Поэтому за сцену, которую он закатил в этот полдень, Роуз впоследствии не испытывал никаких угрызений совести. Он довел себя тогда до белого каления и был настолько уверен в своей правоте, что гнев его так и не стихал. Даже год спустя достаточно было лишь упомянуть о битве, выдержанной им 22 ноября, Как он начинал дрожать от ярости.

Как врач и представитель судебных властей Далласа, он сочетал в себе и медика и юриста. Он мог стать величайшим препятствием на пути из Парклендского госпиталя, А он именно этого и хотел. Ситуация в госпитале была для него предельно ясна, и он считал ее совершенно недопустимой. В Далласе было совершено убийство. Теперь какие-то люди, открыто попирая законы Техаса, пытались увезти труп убитого из госпиталя. Они бросали вызов юридическим основам, охранять которые был призван доктор Роуз. Требовались решительные действия, и он был к ним готов.

Положив телефонную трубку, Роуз повернулся и направился к выходу. Келлерман преградил ему путь. Нарочито растягивая слова, Рой сказал:

— Дружище, это тело президента Соединенных Штатов Америки, и мы намерены увезти его в Вашингтон.

— Нет, это так не делается, — ответил Роуз, назидательно погрозив пальцем. — Когда совершено убийство, мы обязаны произвести вскрытие тела.

— Но это президент. Мы увезем его с собой.

— Труп останется здесь, — резко бросил Роуз.

— Послушай, дружище, меня зовут Рой Келлерман. Я специальный агент, и в моем распоряжении группа агентов секретной службы Белого дома. Мы увезем президента Кеннеди домой, в столицу.

— Никуда вы не повезете этот труп. Существуют законы. Мы заставим их соблюдать.

В разговор вмешался доктор Беркли. Он попытался убедить Роуза как врач врача. Однако его усилия оказались тщетными. Келлерман, по-прежнему загораживающий выход из комнаты, напряг свои превосходные мускулы и угрожающе двинулся навстречу Роузу.

— Дружище, этой частью закона можно пренебречь, — сказал он.

Роуз отрицательно покачал головой. Он стоял на своем, как гранитный утес.

— А по какому праву вы здесь распоряжаетесь? — сказал Келлерман.

— Сейчас вы узнаете мои права, — уничтожающим тоном отрезал Роуз и вновь взялся за телефонную трубку.

Он вполне мог продемонстрировать свои права. После смерти президента его останки находились в распоряжении местных властей штата Техас. Позиция эксперта судебной медицины была неуязвимой. Только он сам мог отказаться от нее. Роуз же в своем рвении заходил все дальше и дальше. Он позвонил шерифу в полицейское управление и в отдел по расследованию убийств. В обоих местах подтвердили, что вскрытие является обязательным. Таково было требование закона, и у них не было иного, выбора. В условиях общей сумятицы и неправомочности вмешательства федеральных властей позиции Роуза были неприступными. Насильственное лишение жизни президента — это убийство, убийство является уголовным преступлением, а в случаях уголовных преступлений Роуз нес ответственность лишь перед властями округа Даллас. Именно по этой причине его кабинет находился в здании Парклендского госпиталя. Правосудие должно осуществляться без помех. Убийца или убийцы, если он или они задержаны, имели определенные права, в том числе право доступа к объективным данным о посмертном вскрытии тела. Разумеется, все это представлялось довольно спорным в данном случае, поскольку к этому времени у Роуза не должно было оставаться сомнения, что секретная служба будет неусыпно охранять тело Кеннеди. И если бы Роуз был в состоянии трезво мыслить, он бы понял, что без тщательного вскрытия тела было бы немыслимым pacследование по делу об убийстве президента. По этому поводу, конечно, можно было спорить, но в разумных пределах. Тягчайшей ошибкой Роуза было крайне неразумное поведение.