Ловец Душ - Марина Ефиминюк

Я вошла в тускло освещённое масляными лампами помещение, над головой приветливо звякнул колокольчик, заставив меня испуганно вздрогнуть от воспоминания о лавке Романа Менщикова. Вокруг стояли деревянные вешалки с красивыми пышными платьями, за огромным прилавком суетился портной, зажимавший в зубах булавки и что-то сосредоточенно отмерявший на расстеленном отрезе ткани.

– Милейший! – Я снова поморщилась – так всегда говорил Савков, когда хотел обратить на себя внимание. Эти воспоминания роились в голове, не давая покоя.

Мужчина поднял глаза, блеснул стёклышками круглых очков и промычал:

– Вы сто-то хосели?

– Да... – Я помялась, ей-богу, чувствуя внутри кощунство момента. – Я хотела бы платье купить. – Портной так удивлённо посмотрел из-за своих очков, что я замялась. – Ну... такое платье. Обычное. Женское. И эти, как их? На ноги натягиваются, ну, эти... из шелка ещё шьют...

– Сюльки? – подсказал он.

– Да, чулки, – благодарно выдохнула я.

– Какой размер у вашей дамы? – деловито поинтересовался портной, вытаскивая изо рта булавки и что-то прикалывая к ткани.

– Дама, собственно, перед вами. – Я расстегнула тулупчик, демонстрируя спрятанную под мужской одеждой женскую фигуру.

Аккуратно расчёсанные густые брови взметнулись вверх, оценивая мои прелести. Судя по блестящим вытянутым губам и прищуренным глазам, прелести умельца вдохновили мало. Так сильно я смущалась впервые в жизни. Ну не приходилось мне покупать себе женских тряпок. Вот с портками все понятно: чтобы пояс сошёлся и нигде не тянули, а юбки – та ещё наука. Я стала багровой и сконфуженно откашлялась.

– И тебя оденем! – пообещал портной и стал кружить по лавке так, что только и мелькала его блестящая лысинка, обрамлённая чёрными как смоль волосами.

Впервые я поняла, как чувствовал себя Давидыв, когда натягивал женское платье в погребе у своего приятеля. После того как мою грудь тисками стянул корсет, сделав её неожиданно неприлично пышной, я точно знала, отчего он меня предал: адские муки от отвратительных женских нарядов, сковывающих все тело, не прощают. После того как тряпки упаковали в хрустящую коричневую бумагу, я молча ткнула пальцем на рыжий пыльный парик, увенчивающий вешалку, и распрощалась ещё с одним золотым.

Я уже выходила из лавчонки, когда портной меня окликнул:

– К такому шикарному платью нужны башмаки.

– К такому дешёвому платью, проданному мне, дуре, за удачную цену, подойдут сапоги, – буркнула я, окончательно расстроившись из-за денег, которые фактически выбросила на ветер, – на дворе зима, милейший.

Я так громко хлопнула дверью, что медный колокольчик, жалобно тренькнув, слетел с крючка и со звоном покатился по крашеным половым доскам.

Самое сложное оказалось впереди, когда вечером я попыталась натянуть на себя вновь купленную красоту. Я корчилась, обливалась потом, ударялась о стены крохотной каморки и тихо ругала портного.

– Ну ты же баба, – шипела я, натягивая чулок. Отчего-то длинная белая чулочина все время цеплялась за большой палец и застревала, – у тебя это должно быть в крови! – Крякнув, я дёрнула с такой силой, что нога проскочила арбалетным болтом и оторвался крохотный шёлковый бантик. Я же с грохотом свалилась на пол, утянув за собой медный кувшин для умывания.

– Ну слава богу! – широко улыбнулась я, вытягивая стройную ногу. – А что, не так уж и плохо смотрится!

– Госпожа, – забарабанил в дверь мальчик-половой, – с вами все в порядке? Мы слышали какой-то шум!

Я резко вскочила на ноги и воровато оглядела чуланчик, словно оказалась застигнутой на месте преступления.

– Все хорошо! – Я взялась за второй чулок. – Я просто одеваюсь!

Когда я спустилась вниз в рыжем парике и пышном платье в мелкий горох, таверна на долю секунды перестала жевать и открыла рты, а у полового выпал из рук поднос. Страх, прижимающийся ко мне, расправил крылья, довольно тявкнул и ткнулся в непривычно длинные кукольные волосы.

На постоялом дворе, куда поселили полковых, власти явно сэкономили. Отвратительнее места я в жизни своей не встречала. Большой зал, освещённый дешёвыми свечами, был наполнен клубами табачного дыма и бражным перегаром. Через сизую завесу я пробралась к длинному столу и села на краешек лавки, стараясь не ставить локти на залитую вином липкую столешницу. Вокруг стоял неимоверный пьяный гул, где-то в углу кто-то орал похабную песенку, подхваченную нестройным рядом голосов. Я одним цепким взглядом осмотрела помещение, отмечая про себя светящиеся на стенах магические охранные пентаграммы, спрятанные под пыльными картинами. На входе вонял амулет от нечистой силы, которой в этих краях отродясь не было.

– Девица, вы кого ждёте? – Обросшая рожа выпустила мне в лицо облако табачного дыма.

– Не тебя. – Я отвернулась.

Полковой обиженно запыхтел над ухом, уселся рядом, бесцеремонно пододвинув меня на лавке.

– А чего, я других, что ли, хуже? – обиженно пробурчал он, смачно икая.

Я устало глянула на него и заметила за вихрастой немытой башкой, закрывающей вид на дверь, того, кто был мне нужен.

– Извини, соколик, – я вскочила, наступив ему на ногу, – мне пора.

Я так торопилась обратить на себя внимание полкового, что позорно запуталась в пышной юбке, наступив на длинный подол, и с громким визгом рухнула ничком ему под ноги, прижимая к макушке парик.

– Черт! – только и смогла пролепетать я, когда почувствовала, как тёплая, слегка влажная ладонь хватает меня под локоть, чтобы помочь подняться.

– Милая девица, что же вы так неаккуратно? – Он широко улыбнулся.

Я глянула в аристократическое лицо и, подавив в себе желание впечатать кулак ему в челюсть, натужно улыбнулась:

– Торопилась, милсдарь.

Мы поднялись к нему в комнату, большую и хорошо натопленную. Койка здесь стояла узкая, не предназначенная для здоровых взрослых игр. На круглом столе, застеленном скатёркой, грелась бутыль с вином и тарелка со свежими яблоками (неслыханная роскошь зимой). От полкового слегка несло жасмином и резким одеколоном, на шее через одежду зеленел амулет, защищающий от магии. Может, он бы и помог ему, только я ясноокая и знаю, как снимать такие штуки.

– Располагайтесь в моей одинокой обители, – услышала я его голос и щелчок замка после поворота ключа.

– Ну обитель не такая уж одинокая, – проворковала я, усаживаясь на стул, и закинула ногу на ногу, на долю секунды мелькнув белыми чулками с крохотными шёлковыми бантиками.

– О-о-о... – Полковой неожиданно покраснел и упал предо мной на колени. – Моя ягодка, – страстно зашептал он, зарываясь лицом в пышные юбки, – моё спасение, моя радость, моя надежда. Вылечи моё больное сердце, помоги мне избавиться от этой страшной тоски, точащей мою измученную душу!