Парижские ночи Офелии - Сюзан Кубелка

– Вы можете больше не звонить, – говорю я и протягиваю руку. Он молча отдает мне кружевной треугольничек.

– Спасибо, – говорю я ледяным тоном, – спасибо за заботу.

Уинстон молчит. У него ужасный вид. Бледный, с красными глазами и ввалившимися щеками. Все лицо кажется провисшим. Синий льняной костюм измят, длинный белый шелковый шарф в пятнах, густые каштановые вьющиеся волосы взъерошены. Уголки рта опустились. В глазах больше не играют золотистые искорки, они серые, как сегодняшнее небо. Подбородок пересекает кровавый шрам. Как ни странно, выглядит он трезвым.

Я стою перед ним босая, в купальном халате, без макияжа, с влажными волосами. Капюшон надет на голову, пояс туго затянут. Не видно ни кусочка обнаженной плоти.

– Мне так плохо, – жалобно всхлипывает Уинстон и проводит рукой по своему лбу. – Ты приготовишь мне чашку кофе? – У него был трогательно-детский вид.

Не раздумываю ни секунды. Бедняге действительно досталось, ему нужна помощь.

– Конечно, входи!

Он следует за мной на кухню, садится к окну и наблюдает, как я ставлю воду, мелю кофейные зерна, наполняю фильтр и заодно сразу накрываю на стол, варю пару яиц, ставлю масло, мед, сыр и джем, готовлю вкусные хрустящие тосты и наливаю кофе.

– До чего же здорово пахнет! – Уинстон с облегчением вздыхает, вытягивает ноги, и на его лице наконец проступает легкий румянец. После первой чашки становится еще лучше, после второй он даже улыбается. Потом начинает есть яйца, тосты, джем, все ему явно нравится. Наевшись, он долго извиняется за свое поведение прошлой ночью. Потом просит ванну и в конце концов постель.

– У тебя найдется для меня место? – спрашивает он в лоб. – Или мне надо возвращаться в отель?

– Можешь оставаться. Пойдем, я покажу тебе, где ты можешь поспать. – Я доверяю ему. Мы заключили мир.

В квартире есть две комнаты для гостей. Одной постоянно пользуются: она прибрана, проветрена, кровать застелена свежим бельем, в шкафу висит бархатный коричневый халат, на тумбочке – стопка книг. Очень уютная комната с зелеными обоями и стильной мебелью.

– Красиво, – с похвалой отзывается Уинстон и осматривается. – Очень красиво, как все здесь. – Он только что из ванны, облачился в коричневый халат, словно для него сшитый, и со вздохом облегчения растягивается на кровати.

– Сядь на минутку ко мне, – зовет он, – совсем ненадолго, пока я не перестану чувствовать себя таким чужим.

Я сажусь, он берет мою руку.

– Откуда у тебя шрам? – спрашиваю я. – Ты упал?

– Я подрался, – признается Уинстон. – Со швейцаром. Он не сказал мне, куда ты ушла. – Начинает гладить меня по руке. – Мне так неловко из-за сегодняшней ночи. Ты простишь меня?

– Конечно! – Золотые искорки вернулись в его глаза.

– Поцелуй меня! – взгляд, полный мольбы. – Пожалуйста, – говорит он, видя, что я колеблюсь, – пожалуйста, Офелия!

Мы долго целуемся.

– Приляг ко мне. Ненадолго. Мне холодно. Я хочу почувствовать твое тепло.

– Только две минуты. Не больше.

– Как ты захочешь. – Он укладывает мою голову к себе на плечи и обнимает меня в порыве трогательной нежности. – Мне так жаль, – подает он потом голос, – так стыдно за сегодняшнюю ночь. Утешь меня, моя прекрасная подруга, утешь меня.

Глава 18

Ну что сказать, я утешила его. А потом мы провели целый день в постели, и следующую ночь тоже. Мы спали, занимались любовью, а в перерывах разговаривали. Дискутировали о боге и Вселенной. Часами! Между нами все вдруг опять стало легко, просто, непринужденно, совсем как тогда, в самолете, когда мы встретились в первый раз. Но одно я поняла быстро.

У Уинстона тоже недостаточный кругозор. Он, правда, очень образован, этого хватает, чтобы сделать в своей области стремительную карьеру. Он в точности знает, что самое лучшее для ДЕНЕГ! Но что лучше всего для нас, людей, и нашей прекрасной планеты, этого он не знает. И не интересуется этим. Женщины тоже для него не самое важное, уж не говоря о Новой романтике.

– Как ты живешь дома? – любопытствую я. – У тебя остается время для твоей семьи?

– Нет, – моментально отвечает он, – времени нет. К тому же мне скучно дома.

– Когда ты разговариваешь со своей женой? – расспрашиваю я дальше, потому что это интересует меня.

– Только утром, в ванной!

– А с детьми?

– Никогда.

– Никогда? – Я не могу поверить в это.

– У меня нет времени. Это делает моя жена.

– А что она еще делает?

– Играет в теннис, работает в саду, заботится о детях и собаках, еще у нас есть лошади, – он зевает, – и готовит. Готовит она превосходно.

– Вы спите вместе?

– Редко. У нас отдельные спальни. Но я не могу называть себя несчастливым. – Он задумывается, потом произносит медленно и рассудительно: – Счастливым, однако, я тоже не могу себя считать, иначе я бы не смог влюбиться в тебя.

– Чтобы влюбиться, мы слишком мало знакомы, – быстро говорю я.

– Для меня достаточно долго, – он гладит мою руку, – я еще никогда не встречался с такой женщиной, как ты. Твоя образованность, опыт, финансовая независимость – все это ставит тебя над другими. Но это опасно. Я бы мог к тебе привязаться. – Он задумчиво смотрит на меня. – Ты красивая и стройная, у тебя тело, как у молоденькой девушки, видно, что ты еще не рожала.

– По каким признакам это видно?

– По бедрам. И по животу. У тебя такое крепкое тело, и нет белых полос от беременности. К тому же ты великолепная любовница. У тебя такие сильные мускулы там внизу, ты можешь здорово сузить вход, я этого никогда не встречал. Ты это осознанно делаешь?

– Иногда. Но под конец это уже происходит автоматически.

Я умалчиваю, что с ним это происходит не автоматически. Наслаждение, которое он мне дарит, слишком слабое, и мне приходится разыгрывать театр. Когда я хочу, чтобы он заканчивал, или замечаю, что он близок к цели, я начинаю подрагивать, сокращаю мускулы и изображаю полнокровный оргазм. (Почему бы и нет? Ему это доставляет радость!)

Да, родные мои, Уинстон недурно сложен, высок, не обрезан, на крайней плоти у него белые места, как у человека, который слишком часто бывает голым на солнце. Я нахожу это довольно пикантным. И вообще он чистый, аппетитный, ухоженный. Но он продал душу прогрессу, а это не проходит бесследно.

Его украшение, правда, не сморщенное, но явно задавленное стрессами. Чтобы привести в боевую готовность, его нужно часами разогревать, гладить, целовать. Первый раз на это потребовалась целая вечность! Потом получилось немного быстрее. Но ночью он никак не хотел вставать. Ничего не поделаешь. Зато утром функционировал отлично, поднялся почти самостоятельно и работал больше часа. После обеда снова и гораздо дольше. Да, я бы добилась от него всего, чего захотела, были бы энергия и терпение. Только вопрос, хочу ли я?