Парижские ночи Офелии - Сюзан Кубелка

Квартира была красивая, еда вкусная, вино густое и благородное, но что произошло, когда он подсел ко мне на кожаную софу и начал целовать? Ничего! Ни искорки не пробежало. Я почувствовала себя страшно усталой, начала зевать и еще до полуночи ушла домой. Мне было скучно. С французом! Но ведь французы – мое задание, мой долг и обязательная программа. Ради них я в Париже. Я отказываюсь понимать этот мир!

Но я не хочу их.

Я хочу Уинстона Хоторна-Рида!

Вот так, мои милые! Человек ленив по своей природе. Всегда идет по пути наименьшего сопротивления – только не в любви. Очень жаль! В любви он хочет сложностей. То, что само идет в руки, его не интересует. В любви он радостно кидает себе палки под ноги, спотыкается об них, разбивает себе в кровь нос и проклинает судьбу-злодейку, которая не имеет ко всему этому никакого отношения.

Сам во всем виноват. Но понимать это не желает!

Уинстон Хоторн-Рид не звонит.

Однако через пять дней после своего возвращения из Лондона я обнаруживаю его фото в «Файнэншл таймс». В статье под фотографией сказано, что его партия имеет хорошие шансы на победу, и скорее всего он станет новым министром финансов.

Я долго рассматриваю фото. Оно удачное и не дает мне покоя. На следующее утро, спустя ровно неделю после моего телевыступления в театре «Гринвуд», я звоню ему. Собираю все свое мужество, мне это нелегко дается, но я приняла решение.

В Париже душное, туманное утро, воздух абсолютно неподвижен, дышать тяжело, и город словно вымер. Утро у меня не заладилось. Молоко для кофе оказалось кислым, сломалась моя расческа, новый шампунь, рекомендованный Жанной, имеет чудовищный запах, и волосы после него не лежат, я нигде не могу отыскать свои тапки, а прозрачный, с кружевными вставками, лимонный пеньюар, купленный в «Харродз» после обеда с Имоджен, мне совсем разонравился. Разве может день начинаться хуже?

Но, как я уже говорила, я много читала и могу всегда привести исторические параллели. Знаменитый римский полководец Цезарь тоже не верил в дурные предзнаменования. Несмотря на самые ужасные предсказания, он никогда не переносил битву.

Поэтому я не позволяю сбить себя с толку. Хотя утром все валилось из рук, я тем не менее позвоню. Именно сейчас!

Дрожащей рукой набираю лондонский номер. Два раза занято, на третий пробиваюсь. Зато подходит сам Уинстон.

– Алло! – отзывается он ледяным голосом.

– Алло, это говорит Офелия из Парижа. Вы меня помните?

– Разумеется! – Тон нисколько не смягчается.

– Вы один! – спрашиваю я на всякий случай. Кто знает, вдруг он окружен любопытными секретаршами, которые ловят каждое его слово. – Вы можете говорить?

– Да-да! Я один. Как ваши дела? – Опять нисколечко не дружелюбней, наоборот. У меня такое ощущение, что я ему безмерно в тягость. Для следующей фразы собираю всю свою волю в кулак.

– Я просто хотела спросить, – говорю я нерешительно, – когда вы снова приедете в Париж.

– У меня еще нет планов, – холодно и равнодушно отвечает он.

– Жаль, – тем не менее отзываюсь я, – я бы с удовольствием повидала вас до своего отлета в Канаду.

Он не отвечает. Собственно говоря, здесь я должна была бы повесить трубку. Дело ясное. Мужчина мною не интересуется. Звонок был ошибкой. Но я прижимаю трубку к уху и жду.

– Я недавно любовался вами по телевизору, – наконец вновь раздается его голос. – Вы благополучно вернулись в Париж?

– Да, спасибо. Как идет предвыборная борьба?

– Очень хорошо. Жаловаться не на что. У меня к горлу подступает комок.

– У вас лучшие шансы, пишут газеты.

– Это верно! – Даже сейчас его голос не теплеет. – И у нас довольно много работы, как вы можете себе представить!

– Не буду вас дольше задерживать, – тут же спохватываюсь я, – извините за беспокойство.

– Ничего страшного.

– До свидания, Уинстон. Успеха вам.

– Спасибо! До свидания!

Я медленно вешаю трубку. Опозорилась. Ну да ладно. Зато теперь знаю свое место. На периферии, и любая мысль об Уинстоне Хоторне-Риде будет напрасной тратой времени. Выброшу его из головы и займусь французами. Тут же звоню Вернесу и договариваюсь с ним пойти поужинать. Потом пытаюсь поймать Жана Франсуа, но его нет ни дома, ни в клубе. Ничего, как-нибудь отыщу его. Послезавтра иду в бассейн, разожгу его и выполню свой долг.

Но до этого дело не доходит.

Как я уже упоминала (в связи с искусством знакомиться в кафе с нужным мужчиной), существует закон природы, который я называю «феномен замедленного возгорания». Он состоит в том, что желаемое получаешь в последний момент, даже точнее; в самый последний момент, когда уже окончательно похоронила надежду. Именно так происходит и на этот раз. Через неделю я забыла Уинстона. Именно тогда он и позвонил. Среда, девять утра, и я еще лежу в постели. В Париже я не встаю раньше десяти. Я наслаждаюсь возможностью подольше поспать, это придает моей парижской жизни особый шарм. Если вечером я иду на джазовый концерт, то я вообще встаю не раньше двух часов дня. Или еще позже. (Зато в Канаде будильник всегда будет звонить в семь.) Итак, ровно в девять раздается телефонный звонок. Я спросонья хватаю трубку.

– Алло! Это Уинстон!

Сна сразу как не бывало. Но у меня нет сил открыть рот.

– Алло! Вы меня слышите? Говорит Уинстон Хоторн-Рид. Это вы, Офелия? У вас такой странный голос.

– Я еще сплю.

– О! – Удивленная пауза. – Я хотел вам сказать, что в конце недели приеду в Париж. Вечером в пятницу, предпоследним рейсом. – Новая пауза. Потом он медленно, будто это его вовсе не интересует, спрашивает: – Вы свободны в пятницу вечером?

– Конечно!

– Я остановлюсь в «Интерконтинентале». Вы можете там со мной встретиться? Скажем, на поздний ужин, в половине одиннадцатого? – Он чувствует явное облегчение. – Сможете? Отлично! Тогда встретимся внизу, в холле. Итак, пятница, пол-одиннадцатого вечера, «Интерконтиненталь». Я очень рад!

Только он вешает трубку, как я выскакиваю из постели и начинаю танцевать по комнате. Ура! Победила! Я опять увижу его, моего светского льва, с золотистыми искорками в глазах и с чувственным ртом. Он не забыл меня. Он приедет в Париж, и скорее всего только ради меня. Правда, он этого не сказал, но я чувствую! И он не раскается в этом.

Парижский «Интерконтиненталь» – это не бездушная бетонная колода. В отличие от других отелей этой цепочки, он находится в великолепном старинном особняке с аркадой, колоннами, прелестным внутренним двориком и чудным холлом.

Расположен он в непосредственной близости от Вандомской площади и таким образом от отеля «Риц»; надеюсь, что это не дурное предзнаменование. Ровно в половине одиннадцатого я в холле, но Уинстона нигде не видно. Сажусь на мягкую банкетку рядом с приемной стойкой и жду. В одиннадцать его все еще нет. Четверть двенадцатого, половина двенадцатого, Уинстона нет и в помине. Встаю и подхожу к приемному окошку.