Мать Сумерек (СИ) - Машевская Анастасия

Ситуация выходила неприятная. Бану пытались донимать днем и ночью — Иттая, Тахбир, кто-то еще. Одни приходили с просьбами помиловать, другие — с пожеланиями, которые не имели ничего общего с происходящим. Оставались незавершенными поручения, данные Гистаспу перед тем, как отправить его в темницу. Эти обязанности на время Бану повесила на Дана. Серт подошел был лучше, чем шумный бабник, но Серт даже организацию охраны тану поручил Улу и почти постоянно составлял танше компанию, когда та не хотела быть одна.

Телохранители, родственники, Лигдам — все, насчет чьей пристрастности Бансабира имела хоть какие-то, самые иллюзорные опасения, были отдалены на время.

По существу, не проходило никакого расследования. Бану не нужно было ни до чего докапываться, никого или ничего искать. Тану знала правду. Ей просто требовалось время на сделку с собственной совестью.

Болтая с Сертом, Бансабира нередко обнаруживала, что успела соскучиться. В отличие от скользкого Гистаспа, назойливо трогательного Руссы, беспрестанно опекающего Раду, требовательного Маатхаса, Серт был просто парнем. Простым, смелым, находчивым. Она успела забыть о том, как легко проводить с ним время. А вот он, как оказалось, никогда не забывал ни долга, ни личной привязанности к безупречной танше, с которой — он сбился со счета — сколько-то там раз они спасали друг другу жизнь.

В чем-то Серт напомнил Бансабире Нома. Видеться с корабелом тоже не удавалось часто, но в каждую встречу у танши возникало чувство, что она возвращается к чему-то постоянному, что не изменилось с прошлого свидания.

А постоянство и есть главное чувство, чтобы ощущать себя дома.

Они с Сертом занимались простыми, бытовыми вещами: посещали корпусы «меднотелых», тискали подрастающий молодняк на псарнях — пушистые, рослые и мощные против любой другой породы, собаки и впрямь любили таншу. Неудивительно, нюх пса всегда лучше человеческой памяти. И поскольку Бану навещала псов в чертоге каждый день, когда была дома, животные узнавали её с легкостью и радостью, особенно когда танша возвращалась из странствий.

Иногда Бансабира и Серт выезжали на охоту, которую любили оба. Танша пообещала в следующий раз непременно взять Серта с собой на забой моржей во владениях Бугута. А заодно показать ему страшную, но захватывающую китобойню.

— Надо поучаствовать, — всерьез размышляла танша, и Серт одобрял.

Так прошел почти месяц. Пустячными разговорами, комфортным молчанием, Серт сумел снять танское напряжение и помог хоть немного отвлечься от неприятностей, свалившихся на голову Бансабиры из ниоткуда. Он не сообщал никакие новости по содержанию пленников, состоянию их здоровья, и никогда не напоминал о том, что эти двое вообще существуют. А порой не напоминал и о собственном присутствии.

Вскоре ей позволили отвлечься другие хлопоты: Дайхатт писал, что готов прибыть за невестой. Событие было назначено к началу ноября. Значит, до того хорошо бы решить вопрос с Сагромахом. Вряд ли ему понравится, что она в одиночку привечает в прошлом его главного соперника.

С таким посланием из чертога вырвался гонец. И Бану была рада, что все наконец-то решается. Нет ничего изнурительней неопределенности.

— Я скучаю по нему, — неожиданно обронила она Серту во время пребывания на псарнях. Крупный самец Бадрис ласково подставлялся под руки госпожи, пока она теребила пушистую голову, холку, чесала за ушами, перевалив огромное животное на спину, щекотала живот.

— Уверен, что речь не об этом, но вы же не Бадриса сейчас имеете в виду? Безусловно, пес вам тоже всегда рад, но, думаю, дело не в нем.

Бансабира вымученно улыбнулась. Серт, конечно, молодец, он старается, как может, чтобы привести таншу к душевному равновесию. Но могучие объятия любимого мужчины были бы стократ эффективнее. Поэтому вечером того дня Бансабира отослала еще одно письмо — в Лазурный танаар — написанное собственной рукой и полное надежд.

«Я больше не могу и не хочу засыпать одна, — писала она. — Я больше не могу и не хочу просыпаться в одиночку. Я больше не хочу жить без тебя, Сагромах. Хватит возиться со свадьбой. Давай поженимся просто и быстро».

Маатхас читал, держа послание дрожащей рукой, а второй раз за разом протирая лицо, как если бы сомневался, не спит ли он. Собрался мгновенно, уже через день выехал со всем кортежем. Хоть в итоге и было решено играть свадьбу в крепости на границе, добираться до места событий Сагромах твердо решил вместе с нареченной. Быть порознь оказывалось действительно невмоготу.

Иввани — и это удивило Бану больше всего — вместе со всеми другими родственниками, Сертом, Даном и еще много кем, убедили Бану, что для торжества нужен подходящий наряд. Затягивать с пошивом некуда. Бану нетерпеливо позволила снять с себя мерки, ткнула наугад в одну из пары понравившихся тканей, заявив, чтобы ей не показывали остальные, а то «и из двух выбирать трудно!».

В размышлениях о ситуации Бансабира улучила момент сбежать из чертога. На верфи ей всегда рады — это танша давно выучила.

В компании Нома и его подпитой братии Бансабира провела дней пять. В отличном настроении, с песнями, планами и разговорами. Кузен Тал, прибывший на верфь после недавней ходки, кажется, не сердился на Бану за брак Иттаи и обещал вскоре заскочить в чертог к родным, если сестра позволит. Бану против не была, вот только поездку придется на время отложить.

— На верфи должен быть старший, — объяснила она. — А мне очень нужен Ном. Для начала, на свадьбе. Маатхас спрашивал о тебе, думаю, его тоже порадует твое присутствие. К тому же, с кем может быть веселее, чем с моряками, а? — подмигнула женщина.

Ном расцвел и пообещал прибыть.

— А Тал тем временем, — корабел треснул ахтаната по плечу, — попробует постоять у руля на суше.

Тал пожал плечами: что ж, раз надо, все сделает. Бану улыбнулась и извинилась. Как только дела для Нома закончатся, и он вернется на верфь, Тал погостит у родни.

— Да тоже мне дела, — корабел махнул рукой чуточку разочарованно. Веселиться — это, конечно, здорово. Но что-нибудь солидное он бы сделал с куда большим удовольствием, о чем и сообщил.

— И сделаешь, — с чуть изумлённо интонацией пообещала танша. — Мне надо, чтобы ты наведался по ту сторону Астахирского хребта.

Ном поднял брови и с непониманием кивнул.

— Китобойня.

Это заявление объяснило Ному еще меньше, и он поднял брови еще чуть-чуть — как мог.

— Надо подумать, что можно сделать с кораблями, чтобы они были достаточно небольшими и маневренными, но при этом, чтобы люди за борт валились реже. Тут нужна рука опытного корабела, который по одному взгляду на корму понимает, откуда росли руки у того, кто её мастерил.

Ном захохотал.

— Тут, поверьте, танша, и не я сгожусь. Но мысль вашу усек. Когда выдвигаться?

— С нашей свадьбы — сразу.

— Не вопрос, — старикан развел сморщенные ладошки и потешно улыбнулся.

— А ты, Тал, когда будешь в чертоге, зайди ко мне, обсудим и для тебя первое серьезное дельце.

Тал молча ткнул себя в грудь: дельце для меня? Бану пожала плечами: ну да.

— Я думал, мне главное тут со всем разобраться.

— Да какой из тебя мореход, если ты не ходишь дальше пролива Великаний Рог? — посмеялась тану, понимая, что совсем не смешно: ходить до морских границ с Орсом — не перепелов ощипывать.

— Надо бы заслать его в Мирасс, — Бану посмотрела на Нома. — Мне нужна партия стали и несколько твердоруких кузнецов для неё. Посмотрим, как пойдет забой на севере, если заменить все оружие и гарпуны.

Ном прищурился, глядя на Бану, поджал губы. Потом поднял палец, потряс им и заулыбался с самой хитрющей физиономией.

— А-а-а-а, — протянул он совершенно непонятно. — Вот чего, танш’, да?

Бансабира понятия не имела, о чем речь, и потому просто согласилась: да, вот того.

Вскоре вернулась домой, найдя в чертоге ту же неразрешенную распрю. Все казалось идиллией, если бы Бансабира не спрятала горестную необходимость выбирать между двумя дорогими мужчинами.