Испанский любовный обман - Елена Армас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Полная дура? – подсказала Изабель, вовремя очнувшись.
– Oye! – воскликнула я.
Папа ответил:
– Нет. Не то…
Он задумчиво почесал затылок.
– Несообразительная? – предложил Гонсало. – Неуклюжая?
Я злобно на него уставилась.
Аарон хмыкнул:
– Невероятно упрямая?
Я пихнула Аарона локтем в бок. Он бережно поймал меня за руку, переплел пальцы и положил на стол. Когда я посмотрела на наши сцепленные ладони, вся злость растаяла без следа.
Аарон опустил голову и тихо сказал:
– Не хотелось оставаться в стороне.
Я увидела на его лице очередную улыбку, подкашивающую мне колени. В животе опять затрепетало.
– Большое всем спасибо! – буркнула я.
Отец по-прежнему подбирал нужное слово, которое никак не удавалось вспомнить.
– Это все не то. Дайте-ка подумать…
Даниэль откашлялся и наконец вступил в разговор.
– Хавьер, может, скажете по-испански, а мы переведем? – предложил он.
Мама закивала:
– Claro, usa el Google, Javier. – «Посмотрим в Гугле, Хавьер».
– Papá, – вздохнула я. – Давай уже забудем и…
– Фейерверк, – выпалил он. – Наша Лина как маленький фейерверк.
Ладно. Я боялась, будет хуже.
– Поэтому с ней нелегко совладать.
Фух. Я расслабилась, не отбирая у Аарона руки.
– Она постоянно болтает, словно хочет много всего сказать, но ей не хватает времени. Или смеется так, будто готова разбудить весь мир. А еще она очень дерзкая и, господь свидетель, до ужаса упрямая. В общем, пылкая натура. Страстная. В этом она вся, наша Лина. Маленький terremoto. – Иными словами, землетрясение.
Глаза у отца сияли в свете зажженных ламп – ночь понемногу вступала в права. В груди у меня екнуло.
– Несколько лет назад она сильно изменилась. Потеряла свою легкость. Нам с мамой было больно видеть ее такой. Сердце рвалось на части. Потом она уехала. Хоть мы и знали, что она не могла остаться, все равно было тяжко переживать разлуку.
С каждым словом отца к глазам подкатывали слезы.
– Но это в прошлом. Теперь она дома, у нее все хорошо. Она счастлива. – Мама взяла отца за руку.
Не сдержавшись, я встала и обошла вокруг стола. Обняла отца и поцеловала его в щеку.
– Te quiero, Papá[95].
Потом обняла и маму.
– A ti también, tonta[96].
Я глотала слезы, не давая им пролиться, словно от них зависела моя жизнь. Не буду плакать. Ни за что.
– А теперь прекратили, ладно? Оба. Оставьте эти нежности на завтра.
Я вернулась на место и невольно потянулась за рукой Аарона, словно не могла представить, как буду без нее. Поразившись себе, я с волнением увидела, как он тянется навстречу, переплетает пальцы и подносит их ко рту, чтобы коснуться губами тыльной стороны ладони. Все произошло так стремительно, что я и не заметила бы случившегося, если бы на коже не остался жгучий отпечаток его губ.
Заговорила мать, заставляя к ней повернуться:
– Cariño, я так счастлива, что ты дома. – Она перевела взгляд на Аарона. – И что ты больше не одна.
Мать широко улыбнулась; печаль из глаз ушла.
Душу кольнуло чувством вины, оставляя густой горький налет, похожий на сожаление вперемешку с надеждой.
– Какое-то время мне казалось, Лина приедет одна, – обратилась она к Аарону. – Я даже сомневалась, что ты и впрямь существуешь. – Она усмехнулась, а я на миг разучилась дышать. Мать с легкой улыбкой посмотрела мне в глаза. – Не смотри так. Ты никогда не говорила, что с кем-то встречаешься, и ни разу не брала с собой парня. Все произошло так… стремительно.
– Честно говоря, hermanita, – с неожиданным азартом вмешалась Изабель, – мы думали, свой век ты закончишь старой девой с сорока кошками. Или в твоем случае, наверное, с сорока рыбками. Или… гекконами? У тебя же аллергия на кошачью шерсть. – Она хихикнула. – Мы сто раз об этом говорили на семейных сборищах.
– Спасибо за поддержку! – буркнула я и показала сестре язык. Даже не верилось, что такие вещи говорят про меня люди, с которыми я сидела за одним столом. Да что там – сижу рядом прямо сейчас. – Мне с вами сказочно повезло.
Аарон сжал мои пальцы, и я невольно ответила тем же.
– Ничего подобного, мы такого не говорили, – перебила мать, строго посмотрев в сторону Изабель. – Хватит дразнить сестру. У тебя, в конце концов, завтра свадьба.
Изабель нахмурилась.
– Это здесь при чем?..
Мать рубанула ладонью в воздухе, обрывая любые протесты. Потом скрестила на груди руки.
Я хмыкнула.
– Лина, мы никогда не думали, будто ты станешь коротать свой век в одиночестве. Мы просто за тебя переживали. – Она посмотрела на Аарона, и взгляд заметно потеплел. – А теперь, зная, что тебе есть на кого опереться, есть к кому возвращаться домой, я буду спокойно спать ночами.
Аарон рядом со мной ответил:
– Могу вам это гарантировать. – Его голос бархатом прошелся по коже. Сердце забилось о ребра, отчаянно желая услышать то, чего сама я слышать боялась. – Я всегда буду рядом. – Большим пальцем он погладил мне ладонь. – Хотя она еще не знает, как сильно в меня вляпалась.
После такого я обязана была на него посмотреть, даже если потом не найду сил отвести глаз. Хотя чему удивляться? Аарон обладал надо мной невиданной властью. Я позволила себе повернуться в его сторону. Аарон пристально на меня глядел.
Он тоже чувствует такую же тягу? Пытается найти на моем лице нужные ответы?
Стараясь обуздать разыгравшиеся эмоции, я с трепетом вглядывалась в синеву его радужки и, как ни странно, обнаружила нечто удивительное. То, чего там быть совершенно не могло, ведь все это – не более чем фарс, а каждое его слово – хитрая выдумка. Я пыталась убедить себя, что мне мерещится, что в его глазах нет ярких эмоций. Предельной честности. Прямоты. Решительности. Клятвы. Все это смотрело на меня глазами Аарона, требуя поверить ему.
Как будто он давал слово мне, а не моей матери.
Как будто его обещания вовсе не часть игры.
Я к такому не была готова. Ужасно хотелось встряхнуть его за плечи и громко потребовать правды – пусть скажет, что именно у него на уме, – но я не могла позволить себе такой роскоши и озвучить все вопросы, которые вертелись у меня в голове, скручивая сердечные струны в тугие узлы.
На самом деле я не хотела знать ответов. Например, давно ли мы из коллег и партнеров стали друзьями? И только ли мы друзья? Если мы друзья, то почему лезем целоваться? И эта его клятва – насколько она искренняя? Или не более чем очередная сказка? Тогда почему он себе такое позволяет? Ему
