Тим - Александр Цзи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Это не рабство, — пояснил Праотец. — Это некоторые ограничения. Только когда существуют рамки, человек стремится выйти за эти рамки. Это как вызов. Если нет забора, через который захочется перелезть, чтобы посмотреть, что на другой стороне, человек будет сидеть на одном месте посреди бесконечных невостребованных возможностей. Ограничения дисциплинируют, дают направление. Они не позволяют распыляться. Обрисовывают стратегию.
— Значит, Три Волны — это и есть забор, через который нужно перелезть? Или попросту сломать? Тогда выходит, что Падший поступает правильно?
Толик покачал головой.
— Нет, он поступает неправильно. Великий Замысел Трех волн для Падшего не забор, через который можно перебраться в поисках чего-то нового. Три Волны для него и есть цель, которую надо уничтожить просто потому, что ему так хочется.
— А почему ему так хочется?
— Спросишь его сам. Я не знаю. Он еще старше меня. Он вышел из поколения самых первых на этой планете. Возможно, он возгордился и пал, как и рассказывают ваши легенды.
— Легенды о Люцифере? Или Прометее?
Вид Пурвиа пожал плечами.
— Идем дальше?
Мы добрались до гребня невысокой горы — а горы здесь были все невысокие — и увидели миниатюрную долину. По дну струился извилистый ручей в окаймлении заросших травой берегов. На пологом берегу высился конусообразный зеленый холм с густыми кустами на вершине. Его склоны спиралью покрывали небольшие белые валуны.
Я обмер.
Спиральный Курган!
Кто выложил валуны? Тоже Сила Сбора?
У подножья Кургана толпился народ — надо полагать, сам Сбор. С такого расстояния не рассмотреть, кто именно там собрался; видно было лишь, что среди них немало детей. А еще я чувствовал Матерь Киру и других Матерей.
Пока мы молча спускались по тропинке к ручью, причем древний Праотец бежал вприпрыжку, я думал о всяких глупостях. Наверное, из-за растерянности. Вот и наступил день казни. А я не готов от слова совсем. Это как прийти на самый важный в жизни экзамен, не имея понятия, что вообще там будет. В голове крутился дурацкий вопрос: а на чем приехала вся эта толпа? Где их тачки? Припаркованы за поворотом дороги, куда я не успел доехать?
Мы уже почти дошли до ручья, когда я разглядел в группе людей Матерь Киру и всех ее детишек, здорово вымахавших на пару месяцев. Матерь Анфиса тоже была здесь. Вокруг нее топтались ее детишки, в том числе Балагур Наташа с багровым ожогом на поллица. Тимка-Ремесленник бродил на берегу со скучающим видом, рядом важно стоял, заложив руки за спину, Кирилл-Вадхак.
Отца Даниила было не видно. Погиб при взрыве?
При нашем появлении все знакомые и незнакомые люди молча и организованно начали расходиться. За несколько минут они выстроились вокруг Кургана в виде какого-то огромного хоровода.
Как на рисунке Влады.
Кстати, где она? Где Влада?
Я ее не видел.
Люди в Круге Сбора выжидательно смотрели на нас с Толиком. Тишина была неестественная. Я вдруг понял, что не слышу пения птиц и жужжания насекомых. Они все ни с того, ни с сего заткнулись. На солнце набежало легкое облачко, и на горы упала тень.
И в этой мертвой тишине я услышал ритм. Не ушами, а внутренностями, всей поверхностью кожи. Ритм, похожий на древние там-тамы, призывающие на большую охоту, войну или религиозный ритуал.
Я закрыл на мгновение глаза и под эти однообразные удары увидел — прямо в своей голове — картинки… Там было что-то омерзительное и ужасное. Я не смог разглядеть детали, но уже сообразил, что это сцены пыток Падшего — эти пытки перед самой казнью должны упокоить Падшего навсегда.
Меня начали посещать видения о ходе ритуала казни — об этом мне когда-то говорил Вадхак.
— Все собрались, — сказал Толик, он же Вид Пурвиа. Я слышал его голос тоже не совсем ушами. Причем казалось, что голос принадлежит взрослому мужчине, даже пожилому, а не шкету, который еще ни разу не брился.
Я захлопал глазами. Мутные и нечеткие картинки казни наплывали на то, что я видел непосредственно, и все перемешалось. А еще чудилось, что помимо Кургана, берега ручья и людей здесь одновременно есть какое-то другое место, призрачное, не совсем определенное. Будто два изображения наложились одно на другое. К примеру, на образ Толика накладывался призрачный силуэт высокого и сутулого деда. Я прищурился, и призрачная картинка прояснилась. Старик, стоявший как бы за спиной Толика, был совсем старый, высохший как мумия, с седой бородой до колена. Лицо — как выветренное рассохшееся дерево, глаза выцвели до белизны, длинные седые волосы на лбу перехватывала кожаная тесьма. На старике красовался просторный бесформенный балахон.
Именно дед и говорил, а Толик синхронно открывал рот:
— Сбор полный. Подтвердите это, сестры и братья!
— Сбор полный, — эхом отозвались многочисленные голоса.
Сейчас, когда я начал видеть “астральный” план, оказалось, что над каждым Зрячим нависают старперы — бабки и дедки, похожие на вековечные деревья. Их было много — большую часть скрывал Курган. И я не видел той, кого хотел увидеть.
— Не полный! — выкрикнул я. — Где Влада? Где Зрячая Влада? Кира, где она?
Кира посмотрела на меня растерянно, покачала головой.
— Она погибла?
Пронзил страх. Если Влада умерла, как тот Лозоходец, то я не знаю, как и зачем жить дальше. А Котейка — что с ней?
Я закрыл глаза и тем не менее увидел свои руки, которые поднес к лицу. Они были окровавлены… И они, дрожа, вырезали причудливым клинком лицо какого-то человека, которого было видно совсем плохо. Он застыл на коленях передо мной, расставив руки, словно распятый на невидимом кресте. Резким движением я сорвал кожу с лица, брызнула кровь, и белыми пятнами на меня глянули глазные яблоки… Несмотря на отсутствие век, во взгляде читались печаль и разочарование…
— Нет, сука! — вырвалось у меня.
Я мотнул головой, прогоняя видение. Распятая жертва без лица, мои окровавленные руки и клинок испарились. Я снова был на берегу ручья у Спирального Кургана, а возле моих ног гуляла черная кошка — она терлась о мои икры. На ошейнике висело красное тряпичное сердечко.
Толик наклонился, бережно поднял кошку на руки. В то время как высохший дед за его спиной не шевельнулся, глядя на меня глубоко посаженными глазами.
Что это? Толик-ребенок поднял кошку, но это не было желанием возродившегося в нем Вида Пурвиа? Так они разделены?
— Ты забыл, — сказал Вид Пурвиа. — Вытеснил это воспоминание из памяти. Падший открыл тебе свое лицо еще в Общине Матери Анфисы.
— Чего? — тупо спросил я. — Откуда ты знаешь?
— Я вижу