Красная Армия - Ральф Питерс

Альтернативой было разрабатывать его сына. Малинский — младший не был такой сильной фигурой, как его отец. Он был до смешного помешан на своей жене. А женами всегда можно управлять. Тем не менее, такой подход был слишком большой византийщиной. А Малинский — старший мог просто оборвать связи и пожертвовать сыном. Никогда нельзя было знать наперед. Борщак предпочел бы прямые свидетельства коррумпированности или нелояльности Малинского, неважно, насколько слабые. В конце концов, ему не нужно было уничтожать этого человека, а просто стреножить его, уменьшить его влияние до такого размера, когда бы он не смог представлять собой никакой угрозы.

Борщак недолюбливал Малинского так же, как человек мог не любить ту или иную еду. Но он действительно ненавидел начальника штаба фронта. От одного взгляда на Чибисова у него начиналось несварение желудка. Ему нужно было взять Малинского под контроль. Но он насладился бы возможностью уничтожить этого маленького самодовольного еврейского выскочку.

Евреи всегда были и навсегда останутся проблемой. Пока они не будут окончательно изгнаны из России. Да, евреи могли творить революцию. Но никогда не знали, когда им остановиться. Борщак не мог поверить, что Чибисов был действительно лоялен Советскому Союзу. Но начальник штаба был умен. И Малинский защищал его.

Кстати, это открывало новые возможности. Если бы Чибисов оказался замешан в чем-то сомнительном, а Малинский начал бы защищать своего подчиненного слишком настойчиво, слишком открыто…

Всегда найдется путь. У каждого найдутся свои слабости, свои недостатки, свои ошибки, и все это сыграет свою роль, чтобы сохранить военных под жестким контролем после того, как закончиться война и начнется настоящая работа. Военные мнили себя великими. Но действительно тяжелой будет предстоящая оккупация, кропотливая работа по установлению на Рейне приемлемого правительства, сделок, мнимых компромиссов, цивилизованного, даже несколько великодушного поведения как важных составляющих тихого устранения нежелательных элементов в новой Германии. Должны быть разработана принципиально новая стратегия для того, чтобы Германия оставалась разделенной, а между ее частями поддерживался достаточный уровень ненависти и соперничества. Советский Союз не для того заплатил такую цену кровью, чтобы создать единую Германию. Мысль о ней была проклятием для любого здравомыслящего человека. Борщак знал о том, что в Москве шли интенсивные дебаты о том, какая форма ограничительного федерализма могла быть допустима и какие зоны придется взять на себя оккупационным силам. До сих пор, как сообщил ему с горькой усмешкой его непосредственный начальник, единственным вопросом, по которому были достигнуты четкие соглашения, было то, что новая столица Германии будет располагаться в Веймаре.

Борщак закончил свой отчет. Он не был удовлетворен полностью, но ощущал, что начинает разворачивать свой арсенал, чтобы сбросить Малинского вниз. Если возникнет необходимость. Когда вы не могли нанести человеку прямой вред, нужно было плести вокруг него паутину. Борщак был уверен, что это ему по силам.

Он положил завершенный отчет в курьерский портфель. Но, прежде чем направиться в центр специальной связи, чтобы отправить его, он взял другой бланк и начал писать личное сообщение для своего коллеги в Москве.

«Дорогой Родион Михайлович», начал он. «Навестите Евдокию и детей, если сможете найти время. Передайте им от меня привет. Скажите им, что я люблю их и постоянно о них думаю. Передайте Евдокии, что я разобрался с планами насчет еще одной комнаты на даче до зимы, но считаю, что она не должна быть слишком экстравагантной. С нетерпением жду встречи со всеми вами. Привет Ирине. Аркадий».

ДВАДЦАТЬ ОДИН

Тактическая карта бригады украшала собой стену немецкой гостиной. Свет от питаемых батареями ламп освещал переполненную комнату ярким мертвенным светом, слепя глаза Антону, который перемещался от офицера к офицеру, проверяя, исправляя, и пытался сохранить ясный ум, осознавая, что у него начинается лихорадка.

Около полуночи его потрепанная бригада пересекла Везер по большим мостам в Бад-Эйнхаузене. Он спешился, чтобы еще раз оправится, и затем понаблюдать за маршем огромного количества боевых машин, за их угловатыми силуэтами, вырываемыми из темноты заревом бесконтрольно бушевавших в городе пожаров. Плацдарм прикрывали прибывшие зенитные батареи, спешно организованная противотанковая оборона, перемазанные грязью десантники, потрепанные и покрытые все возможными шрамами танки и боевые машины пехоты. Генерал-майор Ансеев, командир корпуса, прилетел на легком вертолете, что было смелым поступком, учитывая, сколько нервных стрелков было на плацдарме. Он спешно проинформировал Антона о возможном изменении ситуации. Была получена информация о возможной контратаке идущих с юга сил армии США. Информация была очень фрагментарна, и командир корпуса даже предполагал, что она может быть лишь плодом воображения перенервничавших штабных офицеров. Но Антону было приказано форсированным маршем перебросить свои силы к одной из дорог через хребет, на котором располагался Тевтобургский лес, на расстоянии более чем пятидесяти километров по второстепенным дорогам, а затем подготовиться к возможному маневру в южном направлении. Если американская группировка действительно вступит в бой, будет чрезвычайно важно удержать их западнее Тевтобурга и южнее линии Падерборн — Зост — Дортмунд. Антон должен был быть готов к срочному вступлению в бой прямо с марша, а также к быстрому переходу к обороне, в зависимости оттого, как сложиться ситуация. Ударные вертолеты корпуса начнут действовать к западу от Везера с рассветом. Так как его бригада шла на левом фланге корпуса, Антону предоставлялся приоритет в запросах на авиационную поддержку. Кроме того, он должен был получить тяжелые реактивные системы залпового огня и дополнительные орудия из артиллерийской бригады корпуса.

В голове у Антона все смешалось. Он понимал, что говорил командир корпуса, но это воспринималось как очередное безнадежно трудное, бездумное бремя. Он должен был собрать своих подчиненных и поспешно реорганизовать наступление, не имея времени даже на самое элементарное совещание. Слова командира о выделении ему дополнительных сил вызвали только дополнительную головную боль. Казалось, было кошмарно трудно управлять всем этим, просто невозможно держать все под контролем.

— Командование фронта прилагает все усилия, чтобы получить информацию об американских силах, если таковые действительно находятся где-то в том районе. — Сказал командир корпуса. — Если случиться нечто критическое, я лично вызову вас по дальней связи. Вы, разумеется, можете нарушить радиомолчание при столкновении с противником. Но я не ожидаю, что какие-то проблемы возникнут в ближайшее время, до рассвета. Американцы не могут двигаться настолько быстро. — Ансеев пригладил усы. — А пока летите, как ветер. Скорость — наилучший гарант безопасности.

Антон кивнул. Часть его испытывала детскую надежду на то, что командир увидит, как ему плохо и отстранит его от командования. Но тот был слишком погружен в ситуацию.

Антон собрался. Он ощущал, что диарея ослабла, хотя в тоже время его начало лихорадить. Но как, спрашивал он себя, сыну генерала Малинского, привилегированному сыну великого Малинского попроситься с войны, потому что у него, видите ли, случайный понос? Но сарказм не сработал И Антон знал, что продолжит идти вперед, пока будет физически способен на это, расплачиваясь за страшную любовь своего отца.

Его сейчас все меньше и меньше заботила личная гордость. Но он не мог позволить себе подвести старика. Пока не упадет, совершенно обессилев. Или не умрет, подумал он, прежде чем отбросить мысли о болезни.

Ему хотелось быть дома, в кровати, с Зиной, заботящейся о нем. Он мог полулежать, оперевшись на подушку, пить чай, а Зина могла бы читать ему. Возможно, небольшой рассказ одного из гигантов, что творили на русской земле еще до революции. И он мог бы прижать Зину к себе, и ее густые рыжие волосы вспыхнули на белом белье…

Я сделаю это ради отца, подумал Антон, борясь с нарастающей путаницей в мыслях. Я сделаю это для него. А потом все кончиться. Тогда это будет моя жизнь, и она будет принадлежать мне… и Зине. Но он по-прежнему не мог перейти от фантазий к решению насущных проблем.

Вертолет командира корпуса улетел в ясную ночь. Антон направил курьеров собрать рассеянных по колонне офицеров его штаба. Они разбили временный командный пункт в брошенном немецком доме, который стоял у очередного перекрестка. Антон ощутил в этом иронию. Казалось, война сводиться к дорогам, и перекресток, каким бы незначительным он не был, воспринимается как некий важный объект.