Русский Париж - Вадим Бурлак

Сенский суд Парижа приговорил Плевицкую к двадцати годам каторжной тюрьмы. По свидетельству современников, она скончалась в заключении в 1941 году.

Спор о ее участии в похищении генерала Миллера продолжается до сих пор. Бесспорным остался талант и вокальное и артистическое мастерство Надежды Васильевны. После Второй мировой войны в некоторых русских ресторанах Парижа по-прежнему крутили ее записи на граммофонных пластинках, а в кинофильмах звучали песни Плевицкой.

Патриархи русского Парижа

Как этот странный мир меня тревожит!Чем дальше — тем все меньше понимаю.Ответов нет. Один всегда: быть может.А самый честный и прямой: не знаю.

Задумчивой тревоге нет ответа.Но почему же дни мои ее все множат?Как родилась она? Откуда? Где-то —Не знаю где — ответы есть… быть может?.

Зинаида ГиппиусВ доме на Колонель Бонне

Пасси является частью фешенебельного 14 округа Парижа. Супруги Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский приобрели (или сняли?) здесь квартиру еще в 1906 году. Их адрес, Колонель Бонне, 11-бис, — вскоре стал известен большинству литераторов, художников, артистов, философов, приехавших из России в Париж.

Не случайно о знаменитой квартире писали многие известные люди. Вспоминали по-разному.

Писательница Нина Берберова отмечала, что Мережковские, приехав из Советской России в 1919 году в Париж, «…отперли дверь квартиры своим ключом и нашли все на месте: книги, посуду, белье. У них не было чувства бездомности, которое так остро было у Бунина и у других…».

Портрет Зинаиды Гиппиус. Художник О Л. Флоренская

Сама Зинаида Гиппиус вспоминала: «Просторность квартиры нас прельщала, каждый мог жить, насколько хотел, отдельно, а цена ее показалась нам, привыкшим считать на рубли, совсем подходящей…

Недостаток рублей дал себя знать, когда обширную нашу квартиру, пустую, пришлось чем-то заполнить. Но мы не смутились. Прежде всего купили три письменных стола. Затем уже постели… остальное можно было приобретать понемногу, постепенно, и самое дешевое. Так появилась у нас соломенная мебель, стоившая тогда гроши. Сколько книг перечитал Дмитрий Сергеевич на своей дачной кушетке!..».

«Все карточки от Рая открепляю»

24 октября 1917 года Зинаида Гиппиус отметила в дневнике: «…готовится «социальный переворот», самый темный, идиотический и грязный, какой только будет в истории. И ждать его нужно с часу на час…».

Февральскую и Октябрьскую революции Гиппиус и Мережковский пережили в России.

О том «голодном, полном лишений времени» Зинаида Николаевна писала:

Не только молока иль шеколада,Не только воблы, соли и конфет —Мне даже и огня не очень надо:Три пары досок обещал комбед.

Меня ничем не запутать: знакомаМне конская багровая нога,И хлебная иглистая солома,И мерзлая картофельная мга.

И я ходил, ходил в петрокомпроды,Хвостился днями у крыльца в райком…Но и восьмушки не нашел — свободыИз райских учреждений ни в одном.Не выжить мне, я чувствую, я знаю,Без пищи человеческой в раю:Все карточки от Рая открепляюИ в нарпродком с почтеньем отдаю…

Многим кажется странным, что Гиппиус писала стихи от мужского лица. Сама она не давала объяснений, лишь говорила: «В этом еще одна моя тайна…».

Зинаида Николаевна и Дмитрий Сергеевич не пожелали обещанного большевиками «земного рая». Как рассказывали они своим друзьям в Париже, самыми большими мучениями для них оказались не голод и нужда, а тотальный террор, установленный новой властью в России.

Гиппиус и Мережсковский бежали из Петрограда в Гомель и в январе 1920 года нелегально пересекли границу.

В первые же месяцы эмиграции в печати появились их очерки, рассказы, отрывки из дневников, полные ненависти к советской власти. Но о России и Гиппиус и Мережковский всегда вспоминали с любовью.

В Париже Зинаида Николаевна писала:

Она не погибнет, — знайте!Она не погибнет, Россия.Они всколосятся, — верьте!Поля ее золотые.

И мы не погибнем, — верьте!Но что нам наше спасенье:Россия спасется, — знайте!И близко ее воскресенье…

Воскресные встречи

«Патриархи русского Парижа» — так называли соотечественники Гиппиус и Мережковского в 20-х годах прошлого столетия. Они стали своеобразным центром для многих эмигрантов-соотечественников.

Конечно, квартира на рю Колонель Бонне, 11-бис не могла вместить всех желающих. Но вероятно, что большинство литераторов, художников, артистов, ученых, — выходцев из России, осевших в Париже, побывали здесь.

Не все они стали единомышленниками и друзьями. Случались и конфликты, и споры, и обиды, и разрывы отношений.

По свидетельству современников, Гиппиус и Мережковский стремились покровительствовать молодым литераторам. Возможно, поэтому считали вправе разговаривать с ними, словно с учениками. Кому-то это не нравилось.

Порой и представители старшего поколения русских эмигрантов упрекали Гиппиус и Мережковского в надменности и в желании возвысить себя над другими писателями. Но все же от приглашений на воскресные писательские чаепития к Гиппиус и Мережковскому мало кто отказывался.

На этих литературных встречах авторы знакомили со своими работами, обсуждались многие жизненно важные для русской диаспоры вопросы.

Воскресные встречи на квартире у Гиппиус и Мережковского прекратились, лишь когда Париж оккупировали гитлеровские войска.

Путь длиною в 52 года

Поэт и публицист Георгий Адамович писал о Гиппиус: «…она была человеком без «музыки» и хорошо это знала. «Музыка» была в нем, в Мережковском; странная, бедная, какая-то отрешенная, не то аскетическая, не то скопическая, но несомненная, и при их теснейшем, чуть ли не полувековом умственно-литературном сотрудничестве, она многое от него переняла, — и, переняв, осложнила. Она перестроила себя на его лад, но при этом осталась собой, не поддавшись ничему, сколько-нибудь похожему на подобие «музыки», ничему такому, что обычно приводит к дешевой слащавости или певучести…

Она хотела «того, чего нет на свете»… умом, разумом, рассудком стремилась к тому, чего умом, рассудком, разумом достичь нельзя».

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});