Ангелы ада. Смерть любопытной . Палач: Новая война - Питер Кейв

Болан наблюдал за ними, пока те не скрылись внутри.

Не там ли содержали Лаконию?

Болан опустил бинокль.

Хатиб был человек номер один, но если двое остальных осмеливались спорить с ним, то, значит, тоже занимали довольно высокие посты в организации. Следовательно, сейчас в хижине находились три важные шишки.

Ему следует получше присмотреться к ним.

Забравшись снова вглубь куста, ветеран войны в джунглях закинул рюкзак за спину и подобрал «Стоунер». Он стал обходить лагерь по большому кругу, пробираясь быстро и умело сквозь чащу деревьев и густую траву, но не удаляясь слишком далеко от него, впитывая глазами каждую деталь и откладывая их в памяти для использования в будущем.

Арабское укрепление было расположено на небольшом плато, сразу же под гребнем холма. В задачу Болана входило достичь этого гребня. Оттуда он мог разглядывать лагерь с новой, более выгодной позиции.

И кто знает, какие слабые места в их обороне он мог бы обнаружить?

ГЛАВА 5

Войдя в хижину, Хатиб аль Сулейман обратил свое рассерженное лицо к трем другим людям, которые были вместе с ним в помещении. Его глаза пытливо изучали лицо человека, уже находившегося в хижине, когда они вошли.

— Он что-нибудь еще рассказал, Фуад? — грубо спросил он.

Фуад пожал плечами.

— Ничего нового, брат. Большую часть времени он лежал без сознания. Я не думаю, что он может рассказать нам еще что-нибудь.

— Думаешь? Я не желаю слышать, что ты думаешь. — Лицо Хатиба, напоминающее профиль ястреба, исказилось от приступа гнева. — Я хочу знать точно! — Он оглянулся вокруг. — Ахмад!

Ахмад стоял, прислонившись к дальней стенке.

— Да, Хатиб?

— Узник сказал что-нибудь тебе?

Толстые губы Ахмада сжались в зловещей усмешке.

— Многое, Хатиб. — Он вытащил из ножен на бедре кинжал и провел острым, как бритва, лезвием по мозолистому пальцу. — Но главным образом это были просьбы о милосердии. И все же…

— Да?

— Он может знать гораздо больше. Давайте дадим ему еще раз попробовать…

— Нет!

Это выкрикнула девушка. Трое мужчин повернулись к ней.

— Сорайя? Ты возражаешь?

— Да. Я считаю, что он рассказал нам все, что знает. Вчера вечером он кричал в агонии. Он обезумел от боли. Он бы рассказал нам все…

— Но не такой мужчина, как он, — вмешался Ахмад. — Я встречал таких людей раньше…

— А я видела его! Вам нравится причинять боль и страдания!

Хатиб вспомнил, что Сорайя получила городское воспитание, родилась и выросла в Бейруте. А Ахмад был родом из племени туарегов. Только туареги превосходили в своей жестокости бедуинов. Когда они брали в плен врага, то всю ночь наслаждались криками своей жертвы, которую пытали. Заунывно распевая лишенные всякой мелодии песни, они пытались сохранить своего пленника живым как можно дольше, медленно и методично полосуя его дюйм за дюймом своими ножами до тех пор, пока тот не сходил с ума и не умирал.

Ахмад проворчал:

— Ты размякла душой, сестренка. Где та твердость, которой требует от нас наше дело?

— Я так же предана делу, как и ты, — бросила девушка в ответ. — Но мы ведь не звери! По крайней мере я!

— Хватит! — вмешался в спор Хатиб. — Мы уходим в сторону от самого важного. Мы должны быть уверены, что он сказал нам все, что знал о нас. И что он успел сообщить о нас своим хозяевам в Вашингтоне. Мы сейчас слишком приблизились к концу, чтобы позволить случайности разрушить наши планы.

Ахмад, все еще недовольный, проворчал:

— Они только слышали о нашем существовании. Кто мы такие и чем занимаемся, для них до сих пор остается тайной, брат. Им неизвестно и то, что у нас здесь есть база.

— Не могу бьггь уверенным в этом, — в раздумьи сказал Хатиб. — Он признался, что еженедельно посылал им доклады. Он был на пути сюда, когда мы его схватили. Ты хочешь, чтобы я поверил, что он не сообщил им, куда направляется? Или с какой целью?

Ахмад замолчал.

Заговорил Фуад.

— Что ты предлагаешь, Хатиб? Еще одно заседание с ним?

— Да. И еще одно после этого до тех пор пока мы не убедимся, что он выложил нам все.

Девушка начала протестовать. Хатиб тяжело посмотрел на нее. Она моментально замолчала, кусая губы. Рассердившись, она прошла через комнату к двери.

— Куда ты направилась? — возмутился Хатиб.

— На улицу! — выкрикнула она и с силой хлопнула дверью.

Устроившись поудобнее меж скал, Мак Волан достал свой бинокль и направил его на лагерь. Отсюда, находясь примерно в четырехстах ярдах от проволочного заграждения, окружавшего базу, он мог видеть противоположную часть лагеря.

Он медленно озирал укрепления. Были видны два длинных барака, имелись еще три или четыре меньших строения из оцинкованного железа. Виднелось и строение из бетонных блоков, назначение которого было неясно.

И, вглядевшись повнимательнее в то, что представилось его взгляду там, в глубине комнаты, он похолодел от ужаса. И грязно выругался.

У стены, состоявшей из бетонных блоков, было распято тело мужчины, в запястья и щиколотки которого были вогнаны болты, на которых оно держалось. Голова мужчины безвольно свешивалась на грудь; Болан не мог разглядеть черты лица.

Лакония?

Совершенно точно. Кто бы еще это мог быть? Кого еще могли так распять? На ком еще могла быть разодрана в клочья рубашка, и чья еще грудь могла быть располосована и хранила подтеки запекшейся крови?

Болан снова выругался. В нем нарастал глубокий, тяжелый гнев против дикарей, которые могли подвергнуть человека таким пыткам.

Своим боковым зрением он увидел, как слева открылась дверь одного из домишек и кто-то быстро направился к умывальникам.

Болан направил бинокль на парня. Только это был не мужчина… Это была та самая девушка, которую он видел раньше, когда она бегом стала догонять Хатиба аль Сулеймана.

Он наблюдал, как она подошла к желобу, схватила ковш и наполнила его водой.

Она осторожно повернулась, стараясь не выплеснуть воду из железного ковша. Болан проследил, как девушка прошла в дальний угол бетонного строения. На очень короткий момент она остановилась перед узником, затем почти нежно приподняла его голову и поднесла ковш к его губам.

Болан сосредоточил все внимание на поднятом вверх лице мужчины.

Лакония.

Да, он не мог ошибиться и спугать это лицо с другим. Он видел его увеличенным во весь экран на «Стоуни Мэн Фарм» во время инструктажа, который проводил Броньола.

Разница была в том, что на этот раз лицо было измождено и искажено страданиями. Это было лицо человека, который прошел через немыслимый ад и все еще оставался живым. На лице были шрамы и глубокие царапины, щеки были в порезах. Глаза дико и лихорадочно горели. Болан увидел, что Лакония в удивлении уставился на девушку, затем он стал лакать воду, как томимое жаждой животное.

В бинокль Болан мог наблюдать, как девушка закинула назад его голову, давая ему возможность делать небольшие глотки. Затем она вынула платок и начала «вытирать ему лицо.

Что, черт возьми, происходит? Было очевидно, что Лакония не выдал все свои секреты, иначе он был бы уже мертв. Уж не рассчитывала ли девица разговорить его, поступая с ним подобным образом?

Великан пожал плечами. Сейчас это не имело значения. Он выполнял первую часть задания: найти Лаконию!

В мозгу Болана, как эхо, раздавались последние слова, услышанные им от Броньолы: «Если не сможешь его вытащить, тогда ликвидируй!»

Информация. Анализ. Решение.

Информация: Лакония привернут стальными болтами к стене помещения, находящегося в центре базы противника.

Информация: база окружена стальным проволочным ограждением, которое охранялось по меньшей мере дюжиной часовых.

Информация: Болан лично насчитал более пятидесяти арабских террористов. Несшие службу были вооружены автоматами АК-4 7, и он был уверен, что у них чесались руки испробовать их на деле.

Анализ: было бы непоправимой глупостью думать, что одному человеку под силу справиться с заданием в таких обстоятельствах. И не только выступить против них, но и проникнуть на территорию базы, освободить Лаконию и переправить этого раненого беднягу в безопасное место.

Да, это выглядело именно так. Глупость, Или даже хуже. А Мак Болан никогда не поддавался глупости.

Положиться на удачу? Да, конечно, он полагался на удачу еще с той поры, когда начал свою войну с мафией. Ничтожные шансы на победу. Война, на которую никто бы другой не осмелился.

Но никогда — глупая война.

В каждом конкретном случае он тщательно взвешивал все факторы, находил слабое место и затем использовал эту слабину в обороне противника в своих целях.

И все-таки на этот раз указания были четкими.