Поцелуй шелки - Тессония Одетт

Если не брать в расчет кровавые царапины. Я помню, что убитая фейри приходилась ей сестрой.

Дориан продолжает.

– Заметив меня, она забилась в угол, начала хныкать. Я сказал, что не причиню ей вреда. Постепенно она начала успокаиваться, а после умоляла меня открыть клетку и выпустить ее на свободу. Я не знал, что делать, поэтому сказал, что попрошу своего отца помочь.

Я был уверен, что он понятия не имел о том, что происходило в его подвале. Как он мог? Ведь он был таким сильным, хорошим и добрым. Фейри умоляла, она казалась такой несчастной, что я знал, что просто обязан ей помочь. В конце концов я сделал, как она просила, при помощи украденной связки ключей открыл не только клетку, но и железные наручники. Но как только она оказалась на свободе, набросилась на меня с криками, что убьет его мерзкое отродье. Она царапала своими зазубренными когтями мои руки, живот, впивалась зубами в мое плечо, сдирала плоть с моих костей.

Я содрогаюсь при воспоминании о шраме, который мельком заметила на его плече, застав Дориана без рубашки в тренировочном зале.

Сгорбившись, он с отстраненным выражением лица рассеянно проводит рукой по плечу. Тихим, напряженным голосом он продолжает рассказ:

– Тогда я еще не умел сражаться. Понятия не имел, как себя защитить. Все, что я мог, – это убежать, но когда предпринял попытку, она последовала за мной. Фейри набросилась на меня и моей головой разбила стекло одной из оружейных витрин. Я рухнул на землю, чувствуя, как упавшие осколки режут мне руки. Тогда меня пронзил гнев, я почувствовал ненависть, которую никогда раньше не испытывал. Фейри снова набросилась на меня, скрежеща зубами. Я поднялся на ноги, в моей руке было одно из орудий – железный кинжал, выпавший из разбитой витрины. Когда зубы фейри приблизились к моей шее, я вонзил клинок в ее горло. Зашипев, она отшатнулась. На мгновение, зажимая рукой кровоточащую рану, она остановилась. Но вскоре снова бросилась в атаку. Она придавила меня своим весом. Я защищался, как мог, нанося один удар за другим, не в силах что-либо рассмотреть из-за слез, застилающих мне глаза. В тот момент я не слышал ничего, кроме собственных рыданий.

Вскоре я понял, что фейри больше не двигается, а в моих глазах не просто слезы, а кровь. Я изо всех сил пытался выбраться из-под ее безжизненного тела, и когда мне это удалось, я бросился бежать. В оцепенении я покинул поместье отца и поспешил домой – в городской особняк матери.

По дороге меня остановила проезжающая в карете пара. Они отвели меня в полицейский участок, где я рассказал о том, что произошло. К вечеру мой отец был взят под стражу, но мне потребовалось гораздо больше времени, чтобы осознать происходящее. Я разоблачил незаконный бойцовский клуб. Клуб моего отца. Это он посадил фейри в клетку. Что та, кого я убил, была заперта в этом подвале три года. Ее заковывали в железные наручники, подвергали пыткам. Она была вынуждена сражаться как с себе подобными, так и с людьми. Сначала я не поверил, но вскоре не осталось ничего, что могло бы опровергнуть эти утверждения. Более того, появились слухи, что я убил фейри не в целях самообороны. Я не обращал внимания на рассказы о том, что, когда все произошло, я тренировался на ринге, но, услышав, насколько слабой фейри якобы была, что она умерла после первой же раны, которую я нанес… Я начал смотреть на вещи по-другому. Вместо воспоминаний о том, как она набросилась на меня с перерезанным горлом, я понял, что, скорее всего, она просто завалилась вперед, а я был слишком ошеломлен, чтобы отскочить в сторону. Так что все остальные удары, что я, подпитываемый ненавистью, нанес ей… – Дориан замолкает и потирает свои предплечья, будто бы отгоняя озноб.

Мое сердце болит, а руки горят от желания утешить его. Я подхожу ближе, но крепко прижимаю ладони к бокам.

– Дориан…

Он встречает мой взгляд с отсутствующим выражением лица.

– Теперь ты знаешь правду. Я убийца.

– Это была самооборона.

– Трудно поверить, что это имеет значение, когда я так легко вспоминаю ярость, наполнившую мое сердце, руководящую моими руками в тот момент, когда я оборвал жизнь той фейри. Ты никогда не узнаешь, каково это – испытывать отвращение к собственному поступку, но все же не понимать, сожалеешь ли ты о содеянном.

Я подхожу еще ближе, и мою кожу покалывает от того, что собираюсь сказать.

– Я знаю гораздо больше, чем ты думаешь.

– Сомневаюсь в этом, – усмехается он.

Я делаю глубокий вдох.

– Я тоже кое-кого убила.

Глава XXXIII

Он больше не усмехается.

– Что?

Я повторяю снова, на этот раз медленнее:

– Я тоже кое-кого убила. – Даже не уверена, зачем говорю это. Только потому, что испытываю мучительную потребность показать ему, что понимаю?

Вспышка страха пробегает по лицу Дориана, а поза становится будто бы деревянной. В этот момент я проклинаю свое идиотское желание поддержать его и хочу проглотить собственное признание. Дориан медленно выдыхает, его взгляд смягчается.

– Расскажи мне, – шепчет он тоном, который совсем не требует. Только приглашает.

В горле встает ком, сдерживая то, в чем я никогда не признавалась никому, кроме отца и Подаксиса. То, что делает меня монстром. Я выдерживаю взгляд Дориана, пытаясь раскрыть историю, которая колючим железом давит на грудь, готовая вырваться на свободу после стольких лет, проведенных в заточении моего темного сердца. Я переплетаю пальцы на талии, будто они могут распутать узел правды. На мои глаза наворачиваются слезы.

– Я не буду тебя осуждать, – обещает Дориан. – Ты же знаешь, что не смогу.

Он отрывается от ствола, делает шаг навстречу ко мне и тянется к моей, все еще лежащей на талии руке. От его прикосновения я замираю, позволяя взять мою руку в его. Удерживая мой пристальный взгляд, Дориан тянется к манжете перчатки и просовывает под нее палец. Не уверенная, что он собирается делать, я хмурюсь, но не предпринимаю и малейшей попытки остановить его. Медленно Дориан стягивает перчатку с моей руки, оставляя ее обнаженной. Не прерывая зрительного контакта, он засовывает снятую перчатку в карман моего пальто, а затем переплетает наши пальцы.

Я подавляю вздох. Если раньше я думала, что держать его за руку в перчатках неприлично, то это совершенно другой уровень. Тем не менее я не могу сказать, что мне это не нравится. Его ладонь теплая, сильная, внушающая уверенность. Мое дыхание становится глубже, напряжение в груди ослабевает. Крепко сжимая мою руку, Дориан ведет нас к дереву, пока мы бок о бок не