100 магнитоальбомов советского рока - Александр Кушнир

Алексей Локтев, 1984 год.

"Локтев сразу же поразил меня оригинальной техникой игры, - вспоминает Царев. - Он не сильно разбрасывался по клавиатуре, преимущественно занимаясь "опеванием" одной ноты". 

Пиком инструментального сотрудничества трио Шумов-Царев-Локтев в области аранжировок стала запись "Сердцееда" - одного из главных боевиков "Центра" того времени. Этот написанный в ля-миноре психоделический свинг исполнялся на выступлениях "Центра" под сопровождение живых барабанов, и если звукооператоры за пультом не были вдрызг пьяными, в зал обрушивался смерч страшной силы. 

При записи студийного варианта "Сердцееда" Шумов включил на ритм-боксе какой-то классический танцевальный ритм, Локтев с Царевым переглянулись, и... через пять минут шедевр был готов. Не изнасилованный каждодневным вокальным тренингом голос Шумова добавлял в наглухо закодированный текст песни элемент нарочитого сюрреализма: "Он просвечивает инфралучами каждый миллиметр пространства / Под его окном / Он вылезает по пояс из форточки - чтобы лучше видеть вокруг / Под его окном / Он пишет на радио о всех проведенных им наблюдениях / Под его окном..."

"Как и многие мои песни, "Сердцеед" написан совершенно бессознательно, - признается Шумов. - Я не слишком заботился о содержании - разве что компоновал слова так, чтобы они подходили друг к другу по ассоциациям".

Спустя добрый десяток лет Шумов записал римейк "Сердцееда", сделав эту композицию еще более динамичной и добавив в конце несколько новых куплетов. Показательно, что "Сердцеед" был чуть ли не единственным номером на "Чтении в транспорте", в котором развивались рок-н-ролльные традиции "Стюардесс" и предвосхищалась эстетика следующего альбома "Тяга к технике". Остальные песни относились к рок-стилистике чисто номинально, продолжая музыкальные прогулки Шумова по странам и континентам. 

На композиции "Чтение в транспорте" Шумов впервые применил новый вид стихосложения, впоследствии названный критиками "конкретной поэзией". Через несколько лет тексты подобного рода, представлявшие собой бесстрастную фиксацию каких-нибудь бытовых сцен, стали фирменным знаком Шумова. Достаточно вспомнить его "Флору и фауну" (с перечислением названий животных и растений в манере "напевного говорения"), а также альбомы "Русские в своей компании" и "Очищение". 

"У меня было два стиля, исходя из которых я сочинял тексты, - говорит Шумов. - Один из них - черная романтика, написанная под влиянием Гумилева, Головина и французских поэтов-импрессионистов. В то же время у меня была натуральная современная поэзия - типа "Алексеев" и "Чтение в транспорте", написанная совершенно самостоятельно". 

"Мы с Шумовым подолгу беседовали о том, чтобы попробовать делать тексты без эмоционального или сюжетного акцента, - вспоминает поэт Евгений Головин. - Не критикуя ситуацию, не восторгаясь ею и не отрицая ее. Безусловно, все это могло вызвать у слушателя недоумение. Но если создать таких песен около десяти, человек постепенно начинает входить в совершенно абстрактную объективную реальность. На мой взгляд, все "Чтение в транспорте" надо было сделать именно таким". 

Еще один пик этого альбома - декадентско-романтическая композиция "Багровое сердце" - явился плодом творчества целой бригады поэтов и музыкантов. Стихи представляли собой текстовой монтаж четверостиший Шумова, Головина и Николая Гумилева, а мелодия - коллаж музыкальных идей Локтева и Шумова. К примеру, вступление к "Багровому сердцу" первоначально выглядело как хитообразный мотивчик, бойко исполнявшийся Локтевым на "Кассиотоне" в ритме диско. Шумов дописал к этой увертюре основную мелодическую линию в виде традиционного блюза, а мелодию Локтева начал исполнять раза в два медленнее. 

Еще две композиции являлись измененными до неузнаваемости кавер-версиями песен знаменитого тенора тридцатых годов Петра Лещенко. "Барселона" в интерпретации "Центра" без лишних комплексов превратилась в модернизированный вариант танго, а "Эх, Андрюша" - в так называемый спринг-фокстрот - один из любимых ритмов Лещенко. В этих песнях (чудом сохранившихся в фонотеке Евгения Головина на швейцарских пластинках) Шумов заменил все минорные аккорды на мажорные, сотворив из нэпманско-ресторанной классики с блатными аккордами шикарную стилизацию под Чака Берри. 

Позднее, чтобы достигать при обработке "чужих" песен результата, прямо противоположного оригиналу, Шумов неоднократно пользовался приемом замены минора на мажор, и наоборот. В частности, на альбоме "Любимые песни" в кавер-версии тухмановской "Как прекрасен этот мир" он заменил мажорные аккорды на минорные, сотворив из этой девственно наивной и трогательной лирики мрачнейший утяжеленный ритм-энд-блюз, который периодически исполнялся на концертах в течение последующих десяти лет. 

Написанная Шумовым композиция "Щеголь" была принесена им в студию в акустическом варианте. На альбоме этот темно-романтический номер со слегка потусторонним текстом и трудноуловимым сюжетом исполнял Локтев. Ближе к концу сессии, когда работа над "Щеголем" была в самом разгаре, в студии появились остальные музыканты "Центра": Виноградов, Саркисов и Шнитке, которые стали свидетелями создания канонической аранжировки этого номера. Здесь своим композиторским дарованием блеснул Царев. 

"Творческий потенциал Царева был достаточно высок, и степень его участия на этом альбоме сложно переоценить, - считает Виноградов. - На "Щеголе" он придумал всего три ноты, но стукнул их на органе таким образом, что это получилось просто гениально". 

Царев стал также соавтором финальной композиции "Вспышка". Еще в армии он написал небольшую клавесинную пьеску. Шумов придумал к ней сюжет, обыгрывающий в духе Хармса неуставные армейские отношения, занятия по гражданской обороне и атмосферу внутри семьи с явно выраженным патриархальным укладом. В итоге миниатюра выглядела следующим образом. Под нежнейшую мелодию клавесина, стилизованную под григорианские хоралы, Шумов надрывно орал: "Иванова! Вспышка слева! Вспышка справа!" Присутствовавшая на записи жена Царева реальная Галя Иванова отвечала голосом забитой и бесправной женщины Востока: "Есть!" Затем на пленке раздавалось некое подобие взрыва, знаменовавшее собой то ли завершение альбома, то ли конец какой-то части земного ландшафта. 

Прием подключения к миниатюрам женских голосов Шумову определенно понравился. В "Чтении в транспорте" в подобном ключе были записаны еще две миниатюрки с участием все той же Ивановой - "Меня никто не любит" и "Воспитание". А на альбоме "Тяга к технике" Шумов пригласил на запись соседку по подъезду, которая наговорила несколько реплик легко узнаваемым тоном возмущенной студентки-отличницы, не желающей знакомиться на улице с молодыми и настойчивыми нахалами. 

"В группе "Центр" участвовали люди, которые в жизни не думали, что будут заниматься чем-то подобным, - говорит Шумов. - Наверное, у меня есть талант мотиватора. И если я вижу у человека потенциал, я всегда готов помочь ему стартовать". 

После того, как альбом был записан, музыканты приобрели в Первомайском универмаге новую пленку BASF, на которую из отдельных треков был сброшен весь материал протяженностью менее тридцати минут. Запись осуществлялась на магнитофоны Akai, и отчасти поэтому ее качество получилось весьма высоким. Коммуникабельный Царев, не будучи в быту таким затворником, как Шумов, отнес копию "Чтения в транспорте" (вместе с альбомом "Метро") сразу нескольким московским дистрибьюторам. Возможно, именно поэтому данная работа "Центра" получила (в отличие от многих других) определенный резонанс. 

"Чтение в транспорте" оказался последним альбомом, на котором с "Центром" сотрудничал клавишник Алексей Локтев. Он все сильнее увлекался галлюциногенами и в конце концов отошел от активных занятий музыкой. 

"Ситуация с Локтевым - печальный пример того, как жар-птица может с легкостью разбросать перья из своего хвоста, если не будет о нем заботиться, - считает Валерий Виноградов. - У Локтева была убедительная "инструментальная состоятельность", и он всегда тонко чувствовал стиль. По нынешним временам его формула кажется простой, но тогда она вызывала удивление". 

Шумов не очень охотно соглашается с тем, что для "Центра" уход Локтева был невосполнимой потерей. Позднее с группой сотрудничали многие известные клавишники (Игорь Лень, Иван Соколовский и др.), но никто так и не смог реанимировать трепетного звучания локтевского электрооргана. Чувствуя, что "ландшафт уходит", Шумов попытался переложить часть клавишных партий Локтева (в частности, в "Багровом сердце") на гитару Виноградова, но даже эта мера не принесла желаемого результата. В итоге неповторимое звучание раннего "Центра" оказалось утерянным навсегда.