Те, кто охотится в ночи - Барбара Хэмбли

— Вы никогда не были достойны Лидии. Вы лгали ей, вы украли ее у меня. Вы сделали так, чтобы она мне отказала. Она бы любила меня, если бы не вы. Но я не буду одинок. Когда я убью вас обоих, она будет моей. Я знаю теперь, как делать вампиров…

Эшер всматривался туда, откуда, как ему казалось, исходил шепот, но не видел там никого. Исидро чуть выпрямился и тут же пошатнулся, пытаясь удержаться на ногах.

— Где он?

Исидро покачал головой.

— Не знаю. — Весьма странно было слышать, что голос его остался таким же бесстрастным, как и раньше. — Я думаю, он был среди надгробий, прежде чем напал на меня…

— Как долго мы сможем продержаться?

— Достаточно долго, чтобы на нем сказалось отравление серебром? — Лидия шагнула к ним с серебряным жалом в руке. Линзы ее очков пылали отраженным светом факела.

— Нет. — Легкая рука вампира сжала плечо Эшера. — Серебро только разъярит его и заставит с большей жадностью желать моей крови. У него еще много сил. Он может продержаться несколько дней, может быть, недель… А если схватит меня или другого вампира, то может продолжить свою жизнь бесконечно. В любом случае, восход уже скоро.

Лидия сдвинула очки поближе к переносице.

— В комнате, где они меня держали, нет окон, — сказала она. — Если мы сможем вернуться к дому, мы попробуем охранять вас…

— Вы даже не увидите, как он наносит удар. — Вампир выпрямился, отпустив Эшера, но по-прежнему держась за свое плечо; на тонких пальцах загустевала клейкая кровь, повязка из носового платка тоже вся вымокла. Исидро произнес равнодушно:

— Рассвет убьет меня, потом настанет ваш черед…

Лидия резко повернулась, воздев факел.

— Что это?

Что-то белое дрожало и двигалось среди надгробий.

Вновь поднимающийся ночной ветерок шевельнул пряди белых волос. Черное рубище трепетало на маленьком скелетоподобном тельце. Воссияли мерцающие огромные глаза вампира.

Эшер выдохнул:

— Антоний…

Белые высохшие ручки взлетели к испятнанному облаками черному небу. Эшер разглядел похожее на череп лицо и тонзуру; ему показалось даже, что ветер добросил до него исступленный, отчаянный шепот:

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа…

— Antonius, non! — закричал Исидро, когда темный силуэт Денниса вырвался из мрака и пал подобно грозовому облаку на маленькую одинокую фигурку среди надгробий.

Если маленький монах и мог уклониться от нападающего или оказать сопротивление, то, во всяком случае, он не стал этого делать. Деннис схватил его, как змея хватает птицу, и в тот же миг Эшер шагнул из развалин часовни. Споткнулся на неровности почвы, боль отдалась в руке. Он слышал, как окликнула его Лидия, как Исидро крикнул вслед: «Вернитесь, глупец!..» Деннис издал глубокое алчное рычание. Скорее в мозгу, нежели в ушах Эшера прозвучал слабый ускользающий голос: «Предаюсь в твои руки, Господи…» — и два вампира слились в зловещем подобии поцелуя.

Затем Деннис отшвырнул изломанное тельце и обернулся, явив окровавленные клыки, вспухшие губы и изрезанный подбородок. Со звериным рычанием он кинулся навстречу Эшеру.

Зная, что опьянение кровью лишает осторожности, Эшер взмахнул серебряным прутом, вложив в удар все оставшиеся силы. Но Деннис обрушился на него с лету, и Эшер оказался придавленным к земле. Он видел, как все шире и шире раскрывается окровавленная пасть, как увлажняются голубые глаза, но не от злобы, а от изумления и боли. И лишь когда они остекленели окончательно, Эшер понял, что Деннис умер еще в прыжке.

Полузадохнувшийся, оглушенный, со врезающимся в спину обломком фальшивого надгробия, он лежал так некоторое время под зловонной неподвижной массой, которая была когда-то Деннисом, догадываясь уже, что могло убить вампира.

Причиняя себе немилосердную боль, Эшер выбрался из-под трупа. Запрыгало пламя факела, послышался шорох юбки в сорняках, и голос Исидро произнес:

— Джеймс?…

Эшер стоял, пошатываясь, над трупом монстра, бессмысленно сжимая серебряный прут. Потом он бросил его и, спотыкаясь, подошел к телу брата Антония, лежащему, как сломанная марионетка, среди лощеной викторианской готики жульнических надгробий.

Маленький минорит лежал скомканной путаницей тонких костей и истлевшей одежды; к белым волосам прилепились окровавленные четки. Босые ноги были изрезаны и сбиты. Аорта, разорванная клыками Денниса, уже не кровоточила. Но похожее на череп личико хранило выражение странной безмятежности и даже еле уловимый намек на улыбку.

Стоящие сзади Лидия и Исидро молчали. Эшер взял мертвого вампира за левую руку и сдвинул ветхий рукав к плечу. В свете факела ряд следов от иглы в большой вене был виден весьма отчетливо. Эшер встал и двинулся, огибая надгробия, к тому месту, где они заметили первое движение.

Там лежало его широкое пальто с прицепившимися к твиду соломинками из конюшен на Куин-Энн-стрит, где он оставил его рядом с плащом Исидро. А сверху положен был бархатный футляр со шприцем и десятью ампулами нитрата серебра.

Все ампулы были пусты.

Глава 22

— Он был единственным вампиром, который смог это сделать. — Размышляя, как бы ему застегнуть пуговицы на сорочке одной рукой (и это был не первый повод к подобному размышлению), Эшер снова поглядел на коричневый бархатный футляр со шприцем и ампулами, лежащий на краю стола. — Не думаю, чтобы живой человек или вампир помоложе могли дожить хотя бы до второго укола.

Лидия покачала головой.

— Как он узнал? — Сосредоточенно хмурясь, она стояла перед зеркалом для бритья, пытаясь завязать у себя на шее виндзорским узлом галстук мужа. Последние лучи вечернего солнца, проникая сквозь дешевые кружевные занавески в комнату Эшера (Колоннада Принца Уэльского, 6), усеивали теневыми цветами белую блузку Лидии и вплетали золото в ее рыжие волосы.

— Насчет ампул? Если он следовал за нами из Парижа, он легко мог подслушать, как мы говорили об этом с Исидро в твоей комнате. Кстати, Исидро рассказывал, что вампиры могут целыми днями подслушивать разговоры будущих жертв. Антоний был неплохо осведомлен о деятельности и технологии современных людей, просто он старался держаться от всего этого подальше не в пример так называемым «хорошим вампиром». Если он видел, как Деннис атаковал меня во дворе дома Гриппена, он вполне мог решить, что против Денниса годятся лишь такие вот героические меры.

— Бедный Деннис. — Лидия распустила узел, постояла минуту, глядя на Эшера через зеркало. — Он обычно говорил такие ужасные вещи о других девушках в Самервилле — что они ведут себя, как мужчины, потому что не могут найти себе мужчину, — причем говорил совершенно не думая. Когда я делилась с ним своими планами, он напускал на себя такой снисходительный вид, словно я до тех пор в университете, пока не выйду замуж. «У тебя другая стезя» — это его обычные слова… — Она покачала головой. Справившись с узлом, сняла галстук и повернулась, чтобы надеть его на шею Эшера. — Он так хотел быть героем, но все дело в том, что я никогда не принимала его всерьез.