Невеста. Шлюха - София Блейк

— Такое же, как у любого человека, который молод и здоров. Мы, если хочешь знать, способны очень на многое, если будем вместе.

— Ты специально мне врешь, — убежденно сказала Маша. — Просто хочешь успокоить. Я понимаю, на твоем месте я бы вела себя точно так же. А сама ты хочешь скопить деньжат, встретить принца на белом «Мерседесе» и нарожать ему детей.

Я усмехнулась, но не перебила ее — пусть выговорится.

— Таких как ты, может, есть еще человек пять у нас в клубе. Остальные ширяются, как я, или сидят на колесах. Скажешь, это не так?

— Да ну, — ответила я, — неужели? Я–то думала, мы состоим в обществе благородных девиц.

На самом деле, я понимала, что здесь Маша права — работа наша была настолько нервной и тяжелой, что редко кто обходился без стимуляторов, или наоборот — расслабляющих средств не совсем натурального происхождения. На прежней работе Кристина с Кариной тоже баловались амфетаминами, да и в Германии я насмотрелась всякого. И все же я сама держалась, находя в учебе отдушину, не позволяющую сорваться и утратить цель в своей жизни. Наверное, это отличие от большинства девчонок наполняло меня чем–то сродни мании величия, но пусть и так, значит, чувству собственной исключительности я обязана тому, что пыталась влиять на Сабрину и Машу. Неужели это было плохо? А подруга моя, постукивая зубами, продолжала:

— Кто сейчас добивается успеха в России? Посмотри вокруг — к нам приходят воры и бандиты, взяточники и аферисты, наглые, сильные, уверенные в себе. Мир сейчас принадлежит этим крутым самцам, а мы только подстилки, мразь, без имени и души. Каким делом можно заниматься в этом сортире? Да тебя в порошок сотрут, замучают поборами всякие крыши и раздавят конкуренты.

Она замолчала, переводя дыхание.

— Ты рассуждаешь, как подстилка, значит ею и останешься, — холодно сказала я. — Мразь именно боится что–то делать, придумывает дешевые аргументы, чтобы пальцем не пошевелить. Если хочешь знать, все эти люди, которые кажутся тебе жутко сильными и влиятельными, тоже чего–то боятся, тоже не уверены в себе…

— Ага, боятся, что у них не встанет, — снова она хрипло засмеялась.

— Не притворяйся тупой сучкой! — вспылила я. — Тебе я помогаю, потому что ты умнее других, даже меня, может быть, в чем–то. Сила это не главное — иначе Землей бы правили слоны и медведи. Заведи себе грамотную охрану, и все будут бояться уже тебя. Думаешь, у всех этих мудаков, которых ты перечислила, не трясутся коленки от страха перед наездами, стрелками, предъявами? Ты вбила себе в голову, что ты ниже их, и вся беда идет у тебя из головы. В реальности люди равны и умирают одинаково все — бляди, банкиры, авторитеты.

— Наглая ты девка! — восхитилась Маша. — Будто бы не из провинции. Это даже странно: в Иваново я ни хрена не слышала таких рассуждений, это тебе Москва навеяла… А меня с детства папаша бил, пьяный приходил вечно, потом замерз как–то зимой, так я даже не плакала, хотя мне всего восемь исполнилось. У матери было нас двое — я и старший брат. Он военный был, погиб в Афгане, под самый конец… Если бы не он, я бы не доучилась. Его привезли в свинцовом гробу через месяц, как я диплом получила…

— И что потом?

— Ничего. Замуж вышла, родила, потом развелись. Он бухал сильно.

— Слушай, ты же из мужиков веревки вьешь. Как можно от такой, как ты, уйти?

Она разметала по плечам длинные волосы, и сквозь них, улыбаясь, посмотрела на меня — это был ее взгляд менады, от которого мужики валились в штабеля.

— А я тебе нравлюсь, — не спросила, а уверенно сказала Маша. — Я давно уже заметила.

— Нравишься, — не стала я лгать. — Если хочешь, считай это одной из причин.

На самом деле, мне нравилась не просто она, а ее талант. С той же легкостью, с которой она соблазняла мужчин, Маша делала в жизни все: готовила, рассуждала об умных материях, шила… Она рисовала совершенно изумительные модели одежды, в которые я сразу влюбилась, когда увидела Машины альбомы. Впрочем, разве можно было отделить талант, от личности, которая старалась изо всех сил этот талант угробить? Кстати, Влад-администратор по секрету сказал мне, что брат Маши погиб в тюрьме, куда сел за убийство их отца. Но к 97-му году я научилась хранить как свои, так и чужие секреты.

На мой день рождения Сабрина сообщила страшную тайну: она собралась уходить к своему поклоннику, Жене, с которым уже полгода встречалась вне работы. Он был управляющим фабрикой по производству керамики в Подмосковье, и ради Сабрины оставил жену и двенадцатилетнюю дочь. Самому ему было уже около сорока, и они с моей подружкой сняли гнездышко в Чехове, где готовились наслаждаться друг другом. Квартиру в Москве этот человек оставлял жене и ребенку, а сам уходил в неустроенность подмосковной жизни вместе с проституткой. Бывшей, надеюсь.

Я довольно хорошо помню, как Женя впервые появился у нас в клубе с германскими партнерами. Они где–то раньше успели набраться, и пришли уже заполночь, желая украсить бурный отдых женским обществом. У немцев были расслаблены галстуки, а Женя свой вообще развязал, и я его запомнила по этим длинным, перекинутым через шею концам.

— Эй, телки! — нагло орал Женя сквозь громкую музыку. — А ну, бегом сплясали для моих гостей из Дойчланда русский народный танец стриптиз!

— Там девушка на сцене, — утихомиривала я борзого клиента. — Она уйдет, мы пойдем танцевать в свою очередь.

— Вы чё, оглохли?! — кричал Женя через минуту. Капельки пота блестели разными цветами на его лысине, а большие глаза навыкате горели праведным огнем. — Я сказал — стриптиз!

— Ну, обожди чуть-чуть, — увещевала Сабрина, сидевшая с другой стороны. — У нас тут очередь, все девочки танцуют, когда положено.

— А где тут у вас в бардаке администратор? — не унимался керамический топ-менеджер, сотрясая стол сильным кулаком своей жилистой руки. — Ща его раком поставлю, козла!

Ну, примерно так вел себя вполне законопослушный управляющий фабрикой, и со стороны его, в самом деле, можно было принять за какого–нибудь бандита, но тогда все считали такой стиль принятым и нормальным для ночного клуба, и поведи он себя иначе, Женя в собственных глазах и глазах окружающих выглядел бы лохом. А тут все было, что называется, комильфо, и даже немцы вроде как соображали это, меньше церемонясь с нами в Москве, чем у себя на родине. С одним из этих Жениных гостей я и провела остаток ночи, а Сабрина тогда впервые узнала близко своего будущего спутника жизни. И ничего особенного не появилось между ними, я хорошо это помню по впечатлениям, которыми она вполголоса делилась со мной на заднем сидении утреннего такси.