Владетель Мессиака. Двоеженец - Ксавье де Монтепен

Телемак де Сент-Беат был бледен, как полотно. Но Рауль сделал нечеловеческое усилие, схватил Эвлогия за ногу и опрокинул на землю.

Не ожидавший подобного сопротивления, Эвлогий, однако, встал на ноги и в ту же секунду снова ринулся на Рауля.

Один солдат вздумал помешать Эвлогию, но был заколот кинжалом.

— Рауль! — крикнул кавалер. — Отступи сейчас же.

Палаш Телемака де Сент-Беата уже касался груди Эвлогия, но он оттолкнул его оружие. Вход в пещеру стерегли; вход в подземелье тоже. Можно было только перебраться по мосту и бежать. Сбив с ног Рауля, Эвлогий сделал настоящий прыжок тигра и перескочил через мостовые балки. И в это время выстрел из мушкета ранил его в плечо, а поднявшийся Рауль успел схватиться за его платье.

— Умри же! — зашипел Эвлогий, замахиваясь кинжалом. Но юноша успел пригнуться, и кинжал, ударившись в дерево, переломился.

Эвлогий остался без оружия. Солдаты воскликнули, торжествуя.

— Вы еще не взяли меня! — гордо ответил дикий.

Схватив одну из мостовых балок, он снова был вооружен и страшен, как Самсон со своей палицей. Солдаты отступили, новый выстрел оторвал у Эвлогия палец на одной руке.

— Это пустяки! — крикнул он и пошел вперед, махая своей палицей.

Армия во главе с Шато-Мораном занимала ущелье. Все уже знали, что минута развязки близка.

Махая балкой, дикий человек продвигался вперед. Трое солдат, стерегших выход из ущелья, наблюдали за его движениями. Он убил одного, сбил с ног другого, но получил еще одну пулю, оторвавшую ему ухо.

— Ты ничтожество! — крикнул Эвлогий.

Подбежали Телемак де Сент-Беат и Рауль. Огромная балка обрушилась на Рауля и, к счастью, мимо. Выстрелом из мушкета Телемак де Сент-Беат перебил колено Эвлогию. Тот упал, попробовал встать — и не смог.

Едва увидели его упавшим, как грянуло более двухсот выстрелов. Несчастный еще раз попытался подняться, но снова упал.

Кавалер приблизился к телу, и вдруг руки смертельно раненого Эвлогия вытянулись, схватили Телемака де Сент-Беата за горло и сжали.

— Я не Каспар д'Эспиншаль! — хрипел умирающий. — Я Эвлогий! Вы все ошиблись. А ты умрешь, я задушу тебя, как задушил твою сестру…

Опоздай Рауль на минуту, дикий удавил бы кавалера. Но Рауль никогда не опаздывал: он кинжалом проколол грудь Эвлогия, покрытую десятками ран, и оторвал руки чудовища от горла друга. Телемак де Сент-Беат приподнялся, весь синий.

Эвлогий на этот раз был действительно мертв.

XXVI

После битвы в палатке графа Шато-Морана сидели, кроме хозяина, его ближайшие советники: кавалер Телемак де Сент-Беат и Рауль. Всех троих озадачило предсмертное признание Эвлогия. Если убитый был действительно не Каспар д'Эспиншаль, а полудикий бродяга Эвлогий, то все дело приходилось начинать снова; кровь и труды нескольких месяцев пропали даром.

— Если это действительно не Каспар д'Эспиншаль, — воскликнул Телемак де Сент-Беат, указывая на покрытый холстом предмет, лежавший в углу палатки и напоминавший формы человеческого тела. — Во всяком случае, у меня в уме недурной план.

— Какой? — спросил опечаленный Шато-Моран.

— Не надо выводить из заблуждения нашу армию! Пусть идут торжества в честь смерти Каспара д'Эспиншаля. Уверенный, что его не ищут, он сделается менее осторожным, а мы будем по-прежнему бдительны. Невозможно, чтобы он не попался наконец в наши руки.

— Мысль ваша превосходна, любезный кавалер. Но… мы все же не можем с уверенностью сказать, что это тело — Эвлогия-дикаря, а не Каспара д'Эспиншаля.

В эту минуту в палатку вошел новый посетитель, старый Канеллак.

— Я являюсь к вам, господин маршал «Великих Дней», — произнес он, — поздравить вас с победой и отдать себя в ваше распоряжение.

— Как так, отдать себя в мое распоряжение?

— В самом простейшем смысле. Мне обещано помилование, если я возьму живого или мертвого Каспара д'Эспиншаля. Он взят и мертв, но моего участия в этом деле вовсе не было. Не значит ли это, что помилование не может коснуться меня? Слово дворянина дано, и мне остается только сдержать его. Вот мой палаш! Граф! Велите меня арестовать.

Граф был удивлен такой щепетильной честностью человека, слывшего разбойником; на губах его мелькнула слабая улыбка…

— Вы говорите, — обратился он к Канеллаку, — что Каспар д'Эспиншаль взят без вашей помощи. Ну, это не совсем так. Взят и убит дикий человек, бродяга, какой-то Эвлогий, а Каспар д'Эспиншаль жив и здоров.

В свою очередь удивился Канеллак. Он быстро отбросил простыню и начал всматриваться в мертвеца.

— Как вы находите? — спросил его Телемак де Сент-Беат. — Эвлогий это или действительно Каспар д'Эспиншаль?

— Гм!… Сходство поразительное! И знаете ли еще, на кого похож этот убитый? На вас, господин маршал «Великих

Дней». Вы удивляетесь? Чему же удивляться, ведь если это Эвлогий, то он сын отца д'Эспиншаля и вашей сестры, госпожи из замка Роше-Нуар… Впрочем, узнать, действительно ли это Эвлогий, я могу лучше всякого другого. У него должна быть рана под лопаткой, старая рана. Однажды мои охотники подстрелили его, встретив в моем лесу.

Тело было перевернуто, и знак от старой раны под левой лопаткой оказался. Не было никакого сомнения: убитый был не Каспар д'Эспиншаль, а дикий, столько лет бродивший по лесам.

Канеллака посвятили в новый план поимки сеньора из Мессиакского замка, и все вышли, чтобы отдать приказание армии собираться в новый поход.

Но в лагере царило ужасное волнение. Солдаты, отправившиеся погребать своих убитых товарищей, были поражены странным обстоятельством: у всех убитых была разорвана грудь и вырвано сердце. Только сейчас все догадались, чем жили две недели взрослый и ребенок на своей горе… Мнимый Каспар д'Эспиншаль и Миц питались сердцами убитых врагов.

Ярость и негодование всей армии не знало границ. С ужасными криками солдаты устремились к палатке Шато-Морана, где, знали, лежало тело людоеда.

Напрасно уважаемый всеми Шато-Моран настойчиво повторял: «Оставьте Богу месть над этим жалким дикарем. Он умер, и позорить мертвеца недостойно христиан».

Солдаты и крестьяне, составлявшие армию, вырвали тело Эвлогия из рук слуг, собиравшихся хоронить его. Голову отрубили и воткнули на пику, а остальное мгновенно растерзали на тысячу кусков.

Затем вся армия тронулась в путь с криками:

— В Мессиак! в Мессиак!

XXVII

В Мессиаке никем не поддерживаемый замок понемногу приходил в упадок. Стены, рвы и бойницы были еще крепки, но окна комнат не открывались, никто в них не жил; везде лежали груды мусора, и сырость стояла в непроветриваемых коридорах и неотапливаемых залах здания.