Дорогой враг - Кристен Каллихан

— Неужели?

— Да. И я даю тебе месяц. После этого я ему все расскажу.

Месяц — более чем щедро. Хотя чувствую, будто предаю Мейкона, держа это в секрете.

— Хорошо, — говорит она. — Но я узнаю, если ты скажешь ему.

Вот почему я соглашаюсь на это. Потому что он снова начнет ей писать. Он захочет, чтобы она вернулась немедленно. Но, как и раньше, его угрозы и сообщения не заставят Сэм вернуться. Она должна сама захотеть сделать это.

Я чувствую себя маленьким, капризным ребенком, не желающим слышать ее голос. Не могу поверить, что так сильно ждала ее звонка.

— Просто верни сюда свою задницу вместе с часами.

— Я вернусь, — обещает она, растягивая слова. — И помни свое прошлое. Помни, какой Мейкон на самом деле.

Сэм вешает трубку, а я остаюсь сидеть с телефоном в онемевших руках.

Помни, какой Мейкон на самом деле. Или каким он был?

* * *

Телефонный звонок Сэм не дает мне покоя. Пытаюсь отогнать это чувство прочь, но ее обидные фразы продолжают крутиться в голове. Я не могу избавиться от них. Они преследуют меня, даже когда я направляюсь в место, которое обычно делает меня самой счастливой, — на кухню. Они эхом разносятся повсюду, как злополучная мелодия, когда я режу лук, от которого щиплет и слезятся глаза.

— Забудь об этом, — бормочу я, вытирая рукавом уголок заплаканного глаза. — Это всего лишь слова. Это не значит, что она права.

— Ты плачешь? — Мейкон стоит у входа в кухню, нахмурившись. Мгновение я просто смотрю на него, вспоминаю его бронзовую кожу, бисеринки воды и то, как он кончил в моей руке со стоном, который, казалось, вырвался из самой глубины его широкой груди.

Мое лицо пылает жаром. Должно быть, Мейкон заметил это, поскольку его лицо расплылось в ухмылке. В чернильных глазах пляшет озорство и нежность.

— Лук. — Я откладываю нож, чтобы вымыть руки и сполоснуть лицо прохладной водой. — Этот особенно свиреп.

Мейкон не спеша подходит ко мне, на его губах играет довольная ухмылка. А я стою здесь, нервная, как кошка с блохами. Остановившись передо мной, он протягивает руку и нежно касается мое щеки, ловя капельку воды, которую я пропустила, когда вытирала лицо. Я пытаюсь не вздрагивать. Но безуспешно.

Хмурый взгляд возвращается.

— Ты в порядке?

Я понимаю, что он спрашивает не только о проклятом луке.

— Да.

Его взгляд не меняется.

— У тебя что-то на уме.

Это не вопрос. Становится почти невыносимо терпеть это неприятное, отвратительно чувство, делающее меня нервной.

— О чем ты думаешь? — спрашивает он тихим, обеспокоенным голосом.

О Сэм. Она позвонила и разрушила мое счастье и желание. Она уничтожила мои надежды и превратила меня в неуверенного подростка.

Звонила Сэм.

Я не должна тебе говорить.

Я ненавижу ее.

Я ненавижу, что ничего не понимаю.

Я ненавижу, что сомневаюсь в тебе.

Я открываю рот, но слова не выходят.

— Я вижу, как мысли проносятся в этих красивых глазах, Картофелька. Скажи мне, о чем ты думаешь.

— Мейкон… — я облизываю губы.

Его нежный взгляд затуманивается.

— Ты сожалеешь о прошлой ночи?

— Нет, — шепчу я. — Не совсем.

— Не совсем, — решительно повторяет он.

— Мне просто нужно успокоиться. — Я смотрю на кухонную стойку. Моя сестра лишила меня уверенности в себе. — Скоро все пройдет. Просто… дай мне побыть одной.

Это явно его не устраивает. Его грудь вздымается при глубоком вдохе, и он сжимает кулак, будто удерживает себя от того, чтобы не дотронуться до меня. Но затем мотает головой и касается моей щеки.

— Впусти меня, Делайла. Прошу тебя. Откройся мне, я так сильно этого хочу.

Расскажи ему все. Сразись с этим, или оно продолжит гноиться.

Но правда причиняет боль и заставляет стыдиться того, что я не могу отпустить свое прошлое. Слова режут горло, как битое стекло.

— Я хочу быть с тобой. Правда. Однако есть несколько моментов… мои мысли… порой они крутятся, как заезженная пластинка.

— Мысли? — Между его бровями появляется морщина. — Что это значит?

Я не могу рассказать Мейкону о том, что сказала Сэм, не сообщив о ее звонке.

Зарываюсь пальцами в складки его мягкой хлопковой рубашки.

— Я проснулась сегодня… — Взбудораженная. Пока не позвонила Сэм. Теперь я… — Это все так странно, понимаешь? И очень удручает. Во всяком случае, нравится нам это или нет, но мы потратили десятилетие, срываясь друг на друге, и у меня все еще остались эти шрамы. В течение многих лет всякий раз, когда я смотрела в зеркало, то видела все свои недостатки, а в голове звучал один и тот же голос, который говорил, что я недостаточно красива… Мейкон, это был твой голос.

Из его легких вырывается тихий, болезненный вздох. Он выглядит совершенно разбитым.

— Черт. — Мейкон сжимает челюсть, наклоняя голову набок. — Делайла… черт. — Ударяет кулаком по столешнице.

— Не надо. Ты снова повредишь запястье. — Я тянусь к нему, но он отмахивается от меня.

— Да плевать я хотел. — Он не кричит; его голос призрачным эхом раздается по комнате, навевая ужас. — Особенно когда все внутри меня сейчас растерзанно. Я ненавижу себя за то, что так поступал с тобой. — Он поднимает руки в мольбе. — И я понятия не имею, что делать. Я не знаю, как все исправить.

Выругавшись, он отворачивается и смотрит на пол, будто может увидеть на нем ответы.

— Может, ты и не сможешь. Может, для нас уже слишком поздно. — Дыхание не помогает. Становится еще хуже. Намного хуже.

Мейкон вскидывает голову.

— Нет. — Он делает движение, словно хочет обнять меня, но останавливается в нескольких сантиметрах. Он не прикасается ко мне, но опускает голову, пока мы не начинаем дышать одним воздухом. — Нет, не говори так.

— Прости, Мейкон. Я не должна была этого говорить. Я справлюсь с этим. — Справлюсь. Я смогу. —