Ослепительные дрозды (Черные яйца) - Алексей Рыбин

— А это кто? — изумилась Маркиза. — Эй, парни, кто тут геронтофил, кайтесь.

— Это подружка моя, — сказал Огурец. — Старая.

— Ну это мы и сами видим. Откуда взялась-то?

— Оттуда.

Огурец честно показал в угол.

— I see. Shared dream — подытожила Маркиза. — Ладно, проехали. Глюк так глюк. Мне не привыкать. Слышь, глюк. Может ты отследил, куда Вавилыч ушкандыбал?

Старенькая Анна печально смотрела на jeuns betes.

— Il venait * chercher de guitare. - объяснила она девочке по имени Маркиза.

— Where is a guitar, fuck your mind? — встрепенулся Огурец. — Маркиза, tsra-translate.

— Щас! — сказала Макиза. — Сам объясняйся с глюками. Заколебал вконец! Ты врубись, это же не МОЙ глюк. Он общий.

— А в-вот и я, — кокетливо выдавил Вавилов, открывая дверь в «нумера». — О-о! нашего полка прибавилось. Бабулька какая-то. Мадам!..

— Какая я вам бабулька? — обиделась Анна. — Я и не бабулька вовсе. И вообще, наливайте мужчины. У меня поезд скоро. Спешу.

— Не ссы, — успокоила ее Маркиза. — У этого вон колеса. «Джипяра» навороченный. Что за джип-то у тебя, кстати, Вавилов?

— Чероки, — начал было Владимир Владимирович, но Маркиза не дала ему договорить.

— Во! Джип — широкий. Я же говорила, тачка — на всех хватит. Все влезем. Влезем, а, хозяин жизни?

— Влезем.

Вавилов усмехнулся.

— Джип и правда, широкий.

— И холуй при нем, — не унималась Маркиза. — И ваще. На этот поезд не успеешь, под другой впишем. Какая, блин разница? Вздрогнули, люди!..

— А Леков где? — озаботился вдруг Вавилов.

— Да спит он. — ответил Огурец. — Поблевал, покашлял и спит. After, так сказать, humble vomitting. — Ты гитару приволок, мэн? Как обещал?

— Там, — Вавилов мотнул головой. — А, вообще-то, господа, вы кто?

— Ну, здрассьте!

Маркиза сделала книксен.

— Я, между прочим, до недавнего времени в вашей фирме работала, Владимир Владимирович. Покуда вы меня в троллейбусе не уволили.

— А кем?

— Дизайнером, с вашего позволения.

— Да? Вот как интересно… А что ты пьешь, дизайнер?

— Все, что горит. И трахаю, уважаемый бывший начальник, все, что шевелится.

— Ты?

— Я.

— Пардон, пардон, господа, нельзя же так сразу — «трахаю»… Вы, милочка, такая юная, такая прекрасная… Как вас зовут? Маркиза? Вам же еще жить и жить, Маркизочка, — встрепенулась Анна Каренина.

— Погоди бабуля, не встревай. Держись за стакан и молчи. — Застывшая в нижней точке книксена Маркиза неотрывно и зло глядела на Вавилова.

«Господи, какие же они все дети!» — подумала Анна.

— Ну что молчишь, начальник?

— Ты еще на пол сядь, — Вавилов решил не поддаваться на дурацкие подначки.

Книксен, понимаешь. Из нижней точки книксена, если простоять в ней некоторое время, удобно перейти в стойку дракона.

Огурец сделал попытку сконцентрироваться. Маркиза, если ей вожжа под хвост попадет, такую акробатику может дать, что мало ни кому не покажется. Даже этому мажору. Хотя и крутой он. Реально крутой. Кстати, кто он такой, вообще? Работодатель Маркизин — стало быть, — шоу-бизнес.

— Слышь, ты кто вообще-то, мужик? — спросил Огурец у Вавилова.

Книксен начал угрожающе перетекать во что-то, чему в китайской философии ни имени, ни названия. Похоже, что маркизин книксен грозил закончиться ударом в точку ху-зна.

— Да я, как тебе сказать, брателло…

«Как мучительно долго меня учили делать „книксен“.- подумала Анна. — И насколько все это было бессмысленно… А эта девочка…».

«Центр тяжести, если она голову чуть наклонит назад, сместится, подумал Огурец. — И тогда она точно грохнется на спину. А если голову чуть вправо, то…».

Маркиза наклонила голову вправо.

Джинса потертая, клетчатая рубаха. Из нагрудного кармана вываливается мобильник, из штанов потертых, джинсовых, мелочь — пш-ш-шик! никелированной речушкой потекла. И пачка сигарет — шлеп — из какого-то потаенного кармана.

— Ассс! — прошипела Маркиза. — Ассс!..

Сальто, двойное сальто, сальто заднее и снова в книксен.

«Научилась держать себя, — подумал Огурец. — Не дерется теперь, хотя бы. И то хлеб.».

— Какая чудная вещица у Вас, — тихо сказала Анна. — Чудная, просто чудная.

Маркиза сгребла ладошкой вывалившийся из-за пазухи кулон на тонкой серебряной цепочке и быстро спрятала его под рубаху.

— Фамильный? — спросила Анна.

— Ну, женщина, я Вас умоляю, что вы, как глупая, купленный.

Даже не оборачиваясь Маркиза выстрелила последнюю тираду и тут же, посерьезнев, обратилась к Вавилову:

— Понял, какого дизайнера потерял?

— Я дизайнера потерял? — спросил Вавилов. — Я — потерял? Да у меня таких, как ты, знаешь, сколько было?

— Таких как я не было никогда, — уверенно ответила Маркиза.

— Очень может быть. А знаете, вообще, господа, чем я занимаюсь?

— Знаем.

Леков стоял посреди комнаты. Когда он успел войти в гостиную из соседней комнаты никто не успел заметь. Но он стоял — в той же грязной нейлоновой куртке, в джинсах — «варенках», вышедших из моды уже лет семь назад, перемилася с ноги на ногу, пачкая ковер грязью со стоптанных «скороходовских» говнодавов.

— Слушай, — сказал Вавилов. — Я тебя знаю.

— Это замечательно, — осклабился в улыбке Леков. — Ты пожрать-то принес, а то я вырубился тут…

— Пожрать… Что такое — «пожрать»? Господи, да что это такое «пожрать»? Разве это самое главное? Разве в этом смысл всего?…

— В этом, в этом, — заметила Маркиза. — Вот и Аннушка скажет. Правда, тетя Аня?

— Точняк, — уверенно сказала Анна Каренина.

— Да вы что? Да вы понимаете, кто…. Что….

Вавилов потянул из кармана свой мобильник. Постукал по кнопкам.

— Вахтанг? К «России» давай. Быстро.

И — этой невозможной гопоте:

— Господа! Мне очень приятно было с вами тут, но я, пардон, поеду.

— Посиди, мажор, что ты как не родной?

Сказавши это Леков рухнул на ковер рядом с Маркизой, застывшей в выходе из книксена, задев ее локтем.

— Этой не наливать, — успел сказать Василек, умудрившись уйти от удара — нога Маркизы прошла рядом с его головой.

— Гондоны вы, — обиженно сказала Маркиза, вставая. И Анне: — Слышь, тетя Аня, а фиг ли они такие? Давай вместе под поезд впишемся, а? А то тошнит меня от этих рыл. Я место знаю, где классно вписываться. На Рижской. Там и под мост можно. А ежели на природу захочется, на цветочки-листочки поглазеть, то и по насыпи можно пройти. Там кайф на насыпе, кусты, блин, трава… Люди, не делайте стойку, я о другом… Нет, тетя Аня, честно. И уединиться можно. Напоследок. А? Как вы? У меня никогда таких вот стареньких не было. И в шелковых чулочках. А то, — Маркиза обернулась к Вавилову, — давайте этого чмошника заангажируем. Работодателя моего. Бывшего, Он у нас мастер вписывать. Вавилов, ты как? Поможешь двум уставшим дамам?

— Я не старенькая, девочка, — сказала Анна. — Ее вдруг разобрала злость. Злость на самое себя. Quel diable! Parbleu! Mais pourquoi cette fille так похожа на нее?

— Дура ты, Маркиза, — проговорил Леков, тяжело поднимаясь с ковра. — На хрена бабку обидела? Она же тебе добра желает. А ты — в заводки. — Он подошел к столу. — Чего тут у вас пожрать-то есть. О, сардельки! Горяченькие! Супер!

— Слушай, ты, хендрикс хренов, ты гитару просил? Я тебе принес, оборвал болтовню Вавилов. — Может слабаешь?

— Да слабаю, слабаю, не ссы. Давай ее сюда.

Вот ведь скотина!

Вавилов встал. Его качнуло. В голове шумело. «Вахтанга, скорее Вахтанга», мелькнула мысль.

Где эта долбаная гитара?

— Держи.

Леков обтер жирные руки о штаны. Принял гитару. Взвесил на руках. Внутрь деки заглянул. Пальцем изнутри поскреб.

— Ну и что? «Фендер» корейский, струны левые, гриф ведет, ты его на базаре что ли брал? Конечно. Где еще такое найти можно? Говно! Фанера, лак не лак, лады — жестянка Точно — говно. — уверенно сказал он.

Вавилов про себя усмехнулся. Ну-ну!

Оглядел собрание.

Молчаливый мужик уже отрубился, судя по виду. Дизайнер в ванной, оттуда звуки льющейся воды слышны. Старуха в кресле, впавшая в прострацию.

И он, Вавилов. А вечером — к мэру.

Такой компанией он побрезговал бы и в годы не шибко разборчивой юности.

— Ну и говно! — гегемон потряс гитару. Понюхал зачем-то.

— Лаком пахнет, ишь ты, — поведал. — Но — говно.

И он, Вавилов, выходит, его тиражирует?

Леков.

Что-то смутно припоминается.

Ах, да. Они же вроде трибьют выпускали. История была… Даже, вроде, замочили там кого-то? Он еще нагоняй устроил по приезду из Италии, так хорошо отдыхал, такая компания была — первый раз за много лет расслабился по настоящему. Осина — он умеет отдых организовывать. Осинский — он на эти дела мастер. Хоть и склоняют его фамилию в России все, кому не лень, а Осина — он Осиной и останется. Правильный человек.