Последний император Китая. Пу И - Виктор Усов

Как узнал Пу И позднее, вопрос о новой религии для Маньчжоу-Го давно уже обсуждался в военном ведомстве Японии, однако из-за возникших разногласий никакого решения по данному вопросу принято не было. Некоторые японцы, сравнительно хорошо понимавшие психологию китайцев, считали, что подобные действия вызовут бурную реакцию населения Северо-востока и усилят изоляцию Японии. Потом было решено, что с течением времени синтоистская религия пустит корни среди молодежи, в то время как старшее поколение будет постепенно привыкать к ней. В конечном итоге решение в Японии было принято. Оно вызвало сильный гнев и недовольство у многих китайцев, которые рассматривали это как наглядное осквернение веры их предков. Пу И в душе также был недоволен таким предложением, чувствовал себя еще более подавленным, чем после случая с ограблением императорских гробниц гоминьдановскими военными в 1928 году. Но он отлично понимал, что если он хочет сохранить свою жизнь и безопасность, то должен согласиться на это предложение японцев. Тогда Пу И нашел для себя оправдание: он будет продолжать приносить жертвы своим собственным предкам у себя дома, а на публике – признавать новую религию. Приняв такое решение, император совершил моление перед табличками своих предков и отправился в Японию.

Его второе посещение Японии состоялось в мае 1940 г. и длилось всего восемь дней.

При встрече с императором Хирохито Пу И достал речь, заранее написанную для него Ёсиока, и зачитал ее. В ней выражалась надежда, что во имя «неразрывного единства души и добродетелей между двумя странами» императору Маньчжоу-Го будет разрешено признать божество Небесного Сияния в Маньчжоу-Го. Ответ японского императора Хирохито был весьма краток: «Поскольку таково желание вашего величества, я должен выполнить его» [193]. Затем император встал и, указывая на лежавшие на столе меч, бронзовое зеркало и изогнутую пластину из нефрита – три божественных предмета, олицетворяющих божество Небесного Сияния, богиню солнца Аматерасу Омиками, – сделал Пу И необходимые пояснения. Слушая его, Пу И подумал, что в антикварных лавках на Люличане в Пекине таких побрякушек сколько хочешь. Любая из мелочей, которые стянули евнухи из Запретного города, стоила больше, чем все это вместе взятое. Он с ухмылкой подумал про себя – могут ли эти вещи представлять великого бога? И это предки?

Как мы знаем, Маньчжурии отводилось особое место в японских колониальных планах. Она рассматривалась, с одной стороны, как экономически наиболее важный район для Японии, который несказанно богат природными ресурсами (уголь, железная руда, вольфрам, золото и магниевые руды, хлопок, шерсть), а с другой, как образец «совместного процветания». Еще до начала войны в штабе Квантунской армии были разработаны перспективные планы экономического развития Маньчжурии, на основе которых в начале 1937 г. был принят первый пятилетний план, а в 1941 г. – второй.

Однако первый вариант плана экономического развития Маньчжурии на 1937-1941 гг., уже одобренный в августе 1937 г., вызвал серьезную критику со стороны представителей военных и монополистических кругов Японии, как недостаточно амбициозный. Поэтому в мае 1938 г. на заседании Экономического совета при японском кабинете министров глава концерна «Манге» Гисукэ Айюкава, поддержанный командующим Квантунской армией генералом Уэда, доложил о том, что «для выполнения плана развития основных отраслей индустрии в Маньчжурии – металлургии, машиностроения, нефтяной и газовой промышленности – необходимо увеличить капиталовложения».

Он утверждал, что для более широкой разработки ресурсов стратегического сырья требуется также расширение электроэнергетической базы, увеличение пропускной способности железных и шоссейных дорог. Для обеспечения ведущих отраслей производства квалифицированной рабочей силой необходимо более широко развернуть мобилизацию рабочих в Японии и особенно в оккупированных районах Китая. Эти меры необходимы в связи с затяжной войной в Китае и с осложнением обстановки на Западе.

После совещания в мае 1938 г. был принят второй, более амбициозный «исправленный» вариант пятилетнего плана экономического развития Маньчжурии, предусматривавший осуществление чрезвычайных мер по интенсивному строительству военно-промышленных объектов на территории этого района.

Прежде всего, должны были быть расширены производственные возможности промышленности и приняты меры для увеличения сельскохозяйственной продукции. Этот «исправленный» план должен был способствовать более быстрому росту объема производства промышленной и сельскохозяйственной продукции в 1937-1941 гг.

На строительство железных дорог было израсходовано 722 млн. иен, против 573 млн., шоссейных дорог – 62 млн., оборудования связи – 50 млн., строительство поселков для колонистов – 274 млн. иен [194].

Итак, мы видим, что пятилетние планы предусматривали довольно быстрые темпы индустриализации, а для достижения этих целей – высокий уровень японских капиталовложений.

И хотя эти планы не были полностью выполнены, ибо ход войны оказался не таким, как его представляли в Токио, их реализация изменила социально-экономический облик Маньчжурии. Связано это, прежде всего, с высоким уровнем японских капиталовложений. С 1936 по 1945 г. японские капиталовложения в этом районе выросли в четыре раза с 2,8 млрд. иен до 11,3 млрд. (с 1404,1 млн. до 5595, 9 млн. американских долларов), а с учетом вложений правительства Маньчжоу-Го (которые мы вправе вслед за китайскими авторами отнести фактически к японским – Токио ими бесконтрольно распоряжался) даже до 24, 2 млрд. иен [195].

При этом имел место реальный ввоз капитала в Маньчжурию, вещественная форма которого была связана, прежде всего, с реализацией планов индустриализации Маньчжоу-Го, то есть в значительной мере ввозилось промышленное и транспортное оборудование.

Еще накануне Второй мировой войны штаб Квантунской армии стал отказываться от прямого военного контроля над экономикой. С целью интенсификации экономического строительства в Маньчжурии он предпринял определенную реорганизацию японского хозяйственного аппарата. В течение долгого времени главным «хозяином» экономической жизни была японская Компания Южно-маньчжурской железной дороги (по-японски сокращенно «Матецу »), контролировавшая не только железные дороги, но и всю крупную промышленность. В конце 1937 г. японцами была создана Компания промышленного развития Маньчжурии (по-японски сокращенно «Манге »), капитал которой был образован из взносов марионеточных властей и японской финансовой группировки Аюкавы. «Манге » стала держательской компанией, которой были переданы все предприятия тяжелой промышленности (кроме Фушуньских копей), прежде контролировавшихся «Матецу ». «Манге », используя предоставленные ей капиталы для создания военно-промышленной базы, субсидировала создание новых промышленных компаний и расширение старых: металлургической в Дуньбяньдао на границе с Кореей, самолетостроительной компании, горно-металлургических комплексов в Аньшане и Бэньсиху, компании специальных сталей и многих других. К концу 1941 г. «Манге » уже держала контрольные пакеты 32 крупнейших промышленных компаний. Кроме того, власти Японии способствовали созданию еще нескольких десятков привилегированных компаний, основанных, прежде всего, на японские частные и государственные средства, фактически охвативших своим контролем остальные отрасли хозяйства. Все эти компании стремились привлечь также и частный китайский капитал.