Волк. Юность. - Виктория Гетто

Те, наконец, спрыгивают на чисто выметенный камень двора, разминают затёкшие ноги.

— Зовите остальных.

Из саней появляются тушурцы. Наши сервы, которыми уже до отказа забит двор, даже шарахаются в сторону, кроме моей мамы и её компаньонок. Уж больно лица приезжих не похожи на них…

— Мама, это мои спутники. Лекарь Долма, его жена Гуль, внучка Шурика. Их нужно поселить в хорошие покои. А это — Каан, служанка Аами.

Все названные по очереди кланяются на тушурский манер, касаясь ладонью правой руки лба, груди и живота поочерёдно. Продолжаю:

— Вот эта девушка — Льян, племянница герцога Юга. Она у нас немного погостит, а потом поедет к своему дяде. Ну, вот эти близняшки — сёстры Тумиан. Лиэй просила позаботиться о них…

Мама всё понимает с полуслова, и тут же раздаёт приказания. Людей уводят внутрь замка, а я, проводив их взглядом, спрашиваю:

— Ооли заболела?

Доса Аруанн машет рукой:

— Чур тебя, скажешь тоже! Она просто устала. Идём скорее!

Выхватывает у меня Аами, берёт её на руки:

— Пойдём знакомиться с твоей мамой и…

Обрывает фразу. Что — то матушка темнит… Мне становится тревожно… Похоже, что с моей женой что — то не так… Быстро поднимаемся наверх, идём по устланному толстым войлоком коридору. Внутри башни очень тепло. Хм… Впрочем, саури любят это. Может, я зря боюсь, и жена просто действительно устала? Мало ли что? Она тянет сейчас на себе всё графство… Чуть слышно звякает колокольчик над дверью в мои покои. Двери раскрываются, и я слышу уже почти забытый голос:

— Мама, это вы?

Занавеска, прикрывающая по принятой у ушастых манере, вход в спальню, откидывается, и на пороге появляется… Появляется… Она смотрит на меня припухшими ото сна глазами, ещё не поняв, действительно ли это я, или ей кажется? Моя жена изменилась. Что — то в ней не так, но я не могу понять, что… Саури едва слышно вскрикивает, кусая себя за руку, а я, забыв обо всём, делаю стремительный шаг вперёд и, обняв её, подхватываю на руки, жадно целуя её в губы. И… Её руки обвиваются вокруг моей шеи. Ответный поцелуй жены не менее страстен, чем мой. Ооли лишь выдыхает:

— Любимый мой…

А её глаза… Её волшебные, огромные светлые глаза манят и дразнят меня… И вдруг я слышу тихое кряхтение, а мгновение спустя, негромкий плач. Саури тут же отпускает меня, ловко выворачивается из объятий и стремительно скрывается обратно в спальне. Какого… Я влетаю следом, и… Не может быть… Как же так… Откуда?! Ведь её невинность досталась мне! Как?! Моя жена склонилась над колыбелью, в которой машет ручками укутанный в пелёнки младенец, затем вынимает малыша, поворачивается ко мне. На её лице одновременно и смущённая, и гордая улыбка. Изменила, да ещё и хвастается?! Гнев вскипает во мне, но тут я замечаю, что в этом ребёнке что — то не так… Да, он закутан по грудь, но его ручки и головка свободны… Его ушки заострены. Но вот глаза… Глаза… Но они же мои!!! У саури таких глаз не бывает! Просто не бывает! А сзади раздаётся шёпот:

— Ооли родила месяц назад. У тебя девочка, Атти. Ещё одна…

— Девочка? Но… Как… Это же…

Жена подходит ко мне, я вижу потёки молока на её груди под тонкой рубашкой. Теперь она смущается.

— Я тоже так думала… Что это невозможно… Ведь мы разные… Но ты забыл, что не совсем человек, супруг мой?

Нижайший меня побери! А ведь действительно… Получается, что между нами… Что у меня и Ооли возможны общие дети? Значит, у нас будет нормальная, полноценная семья?! С детьми и всеми радостями жизни? Высочайший, благодарю тебя за это чудо! Но тут моя жена замечает выглядывающую из — за платья мамы Аами. Её губы сжимаются в ниточку, и она цедит:

— Ты кто?

Я улыбаюсь ей в ответ, потом бережно прижимаю к себе жену и ребёнка на её руках, шепчу в острое ушко, торчащее из — под перепутанных со сна волос:

— Спрашивай на родном языке, милая…

Мгновенный взгляд на меня, недоверие, потом моя саури произносит на своей речи:

— Девочка, ты из Истинных Кланов?

Аами стягивает с себя пушистую шапочку-таблетку, кланяется на тушурский манер, и я вижу, что ответа уже не надо. Уши малышки — точная копия тех, что имеет моя жена…

— Я — младшая из рода Ас Самих ур Хейал ти Моори…

— Что?! Повтори сейчас же! Повтори! Слышишь?!

Девочка напугана, но чётко произносит:

— Я — Аами Ас Самих ур Хейал ти Моори. Младшая.

— Матерь Богов…

И я замечаю, как из глаз жены появляются слёзы.

— Вы знакомы?

Она натужно сглатывает, потом выдавливает из себя:

— Получается, что она дочка моего пропавшего без вести старшего брата…

В это время ребёнок на её руках вдруг громко плачет и начинает махать своими ручками. Всё мгновенно забыто, и Ооли отталкивает меня:

— Иди, мойся, баня топится всегда, Волк Парда. А я покормлю нашего ребёнка…

Моя жена явно смущается. Отвыкла. И, кажется, я прощён…

— Хорошо.

Делаю шаг назад, ведя впереди себя старшую дочку, уже старшую, но в дверях замедляю шаг и оборачиваюсь, Ооли тут же поднимает повыше уже вовсю чмокающую малышку, чтобы прикрыть обнажённую грудь, заливается краской, и тут я произношу:

— Я люблю тебя, жена моя.

…Её глаза расширяются больше всяких пределов, губы что — то беззвучно шепчут, потом она машет кистью — мол, иди. Подчиняюсь, выходя в зал, где уже меня ждёт улыбающаяся мама. При виде непокрытой головки Аами с её ушками, доса Аруанн облегчённо вздыхает:

— Всё в порядке, милая?

Затем смотрит на меня. Спустя пару минут машет рукой, спрашивает:

— Тебе не говорили, что твоя улыбка напоминает гримасу блаженного?

Спохватываюсь, снова надеваю привычно спокойную маску, хотя это неимоверно тяжело.

— Ооли сама кормит нашу дочь?

Мама вздыхает:

— Не всегда. Иногда приходит кормилица. Но ухаживает за ребёнком только она сама.

И спустя мгновение добавляет:

— Атти, как я рада, что ты вернулся живой и здоровый, и у тебя с Ооли есть ребёнок…

Смахивает, отвернувшись, слёзы счастья, потом спохватывается, обращаясь к Аами:

— Хочешь кушать, маленькая?

Перевожу, но девочка отрицательно мотает головой:

— Мы с Каан поели перед самым замком.

Доношу её слова до матушки. Та на мгновение задумывается, потом сияет радостная и счастливая улыбка:

— А хочешь, мы пойдём в баню?

— Баня? А что это такое?

Тут и я закатываю глаза и тяну:

— Баня — это — о-о-о-о…

Мама снова спохватывается:

— Так, Атти, живо мыться с дороги. От тебя потом несёт!

Смущённо улыбаюсь:

— Ма, прости, зима же. Помыться негде… Да мы все грязные…