Засекреченная Курская битва. Неизвестные документы свидетельствуют - Валерий Замулин

На обоянском направлении ситуация во второй половине дня 9 июля начала меняться в лучшую для нас сторону. Немцы начали разворачивать ударные соединения, наносившие до этого момента удары на север, на запад, для прорыва левого фланга 6-го тк. Таким образом, одна из двух наиболее сильных группировок не готовилась для дальнейшего движения к Курску, а повернула на 90 градусов и втягивалась в излучину Пены. Учитывая сложный рельеф местности и уже созданные здесь оборонительные рубежи, для изматывания сил и выбивания его бронетехники — район идеальный. Судя по докладам командования 1-й ТА, эта танковая группа рвалась именно в этот «мешок». Теперь было важным удержать ее в нем как можно дольше. Опережая события, замечу: до окончания оборонительной операции войска 1-й ТА и 6-й гв. А полностью выполнили эту задачу.

Оставалась вторая группировка, наступавшая на прохоровском направлении. Но здесь ситуация осложнялась тем, что к Прохоровке прорывались сразу два вражеских соединения: с юго-запада и с юга, таким образом, у станции уже четко просматривались клещи. Допустить ее захват и почти неизбежно последующий за этим выход наших войск из междуречья Северного и Липового Донца — значило потерять очень удобный плацдарм для перехода войск фронта в контрнаступление. Поэтому необходимо было в ближайшее время нейтрализовать наиболее активное из двух соединений, рвавшихся к Прохоровке, — корпус СС.

У Н. Ф. Ватутина был выбор: продолжать сдерживать неприятеля, используя прежнюю тактику, или попытаться уничтожить эту группировку решительным ударом значительно превосходящих сил. После подхода гвардейских армий такая возможность появилась. Разведка постоянно докладывала, что юго-западнее Прохоровки немцы имеют от 250 до 300 танков. Сам командующий склонялся к первой цифре, об этом свидетельствуют его переговоры с командармами. Эти танки действовали в трех направлениях: во-первых, на север и северо-восток — на фронте Кочетовка — Красный Октябрь, во-вторых, непосредственно на Прохоровку и, в-третьих, использовались для усиления фонта на Липовом Донце по линии ст. Беленихино — ст. Тетеревино.

5-я гв. ТА располагала более чем 750 танками и САУ, а корпуса А. Ф. Попова и А. С. Бурдейного — более чем 200 машинами, что в общей сложности давало соотношение сил юго-западнее Прохоровки по бронетехнике 1: 3 в нашу пользу. Даже если предположить, что противник более половины этой бронетехники сосредоточил непосредственно между Псёлом и железной дорогой, численное превосходство все равно было на стороне войск фронта. Кроме того, под Прохоровкой уже сосредоточились семь дивизий А. С. Жадова, а это около 42 тысяч активных штыков. Эти цифры ясно свидетельствуют, что контрудар столь мощной группировкой имел все шансы на успех. Поэтому на первом этапе (до второй половины 11 июля), располагая такими силами и учитывая складывавшуюся оперативную обстановку на всем участке фронта, Николай Федорович не без основания твердо верил в успех и стремился лишь к одному — не распылить раньше времени силы двух гвардейских армий и удержать немцев на прежних рубежах.

Надежды на то, что этот план удастся осуществить, начали рушиться 11 июля. Неприятные известия пошли валом во второй половине дня. Сначала ввязалась в бой 5-я гв. А, т. к 183-я сд и 2-й тк 69-й А не выдержали удара и противник прорвался к окраинам Прохоровки. Затем М. Е. Катуков был вынужден отдать приказ об отводе 6-го тк на новый рубеж — возникла угроза «выползания» немцев из излучины Пены. Наконец, к вечеру эсэсовцы полностью овладели резервным рубежом развертывания 5-й гв. ТА и вплотную подошли к дороге Прохоровка — Береговое. Вся подготовка ввода в бой танковой армии пошла насмарку. Было непонятно, как теперь армия П. А. Ротмистрова будет переходить в контрудар и на каком участке разворачивать несколько сотен танков. В это время и Н. Ф. Ватутин, и A. M. Василевский заметно нервничали. Об этом свидетельствует и резкий тон распоряжений, и стенограммы переговоров с командармами. Александр Михайлович даже был вынужден отдать приказ о выдвижении одного из двух ударных соединений 5-й гв. ТА, — 18-й тк для блокирования прорыва юго-западнее Прохоровки. Все эти события предельно ухудшали положение войск фронта и существенно осложняли предстоящую операцию. Но до этого момента уверенность в успехе всё ещё оставалась.

Серьёзные сомнения в возможности решить поставленную задачу именно мощным контрударом появились ближе к полуночи 11 июля, когда стало известно о прорыве в полосе 69-й А и выходе противника в направлении третьего тылового армейского рубежа. Эти события резко осложнили положение, так как В. Д. Крючёнкин не располагал достаточными силами, чтобы сдержать 3-й тк, не было резервов и у фронта. Тогда поступило предложение отменить контрудар и использовать войска, прежде всего 5-й гв. ТА, для блокирования прорыва АГ «Кемпф» и сдерживания противника юго-западнее Прохоровки. Вопрос о целесообразности проведения контрудара 12 июля рассматривался не теоретически, а в практической плоскости. Сам Н. Ф. Ватутин отменить контрудар не мог, но его мнение в этот момент значило много. В то же время на командующего фронтом начали оказывать влияние не только оперативная обстановка в полосе фронта, но и ряд других моментов, в том числе политические факторы. Имеющиеся в архивах документы свидетельствуют, что на рассвете 12 июля у Николая Федоровича, да и, возможно, у Александра Михайловича той уверенности, с которой они готовили контрудар раньше, уже не было. Руководство фронта начало осознавать, что вероятность неудачи велика, вполне возможно, что контрудар не принесет желаемых результатов и при этом резервы Ставки будут истрачены.

Считаю, что после семи суток тяжелейшей операции, в ходе которой на него оказывалось постоянное давление из Москвы, и детального анализа оперативной обстановки, сложившейся к полуночи 11 июля, без полной поддержки и одобрения A. M. Василевского, решиться на столь масштабное мероприятие в предельно неблагоприятных условиях Н. Ф. Ватутин бы не рискнул. Вероятность неудачи была велика. Есть основания полагать, что решающую точку в колебаниях: проводить или нет контрудар — поставил именно начальник Генерального штаба в разговоре с Верховным. За что уже 13 июля и поплатился. В этот день Александр Михайлович, по личному распоряжению И. В. Сталина, был отозван с Воронежского фронта и направлен представителем Ставки на Южный, а к Н. Ф. Ватутину прибыл Г. К. Жуков. Это явно свидетельствовало о том, что Верховный был недоволен действиями маршала в ходе оборонительной операции и передал её дальнейшее «курирование» своему, как бы мы сегодня сказали, «антикризисному управляющему».

Но это не значит, что A. M. Василевский принял решение провести контрудар в столь тяжелой ситуации без доклада И. В. Сталину о сложившейся неблагоприятной обстановке. Даже имеющиеся сегодня в распоряжении исследователей документы свидетельствуют, что Верховному было известно в деталях положение под Прохоровкой на исходе 11 июля. Начальник Генштаба не скрывал от него опасность и того, что АГ «Кемпф» может нанести удар не только на Прохоровку, но и попытаться развить прорыв дальше в направлении с. Скородное (старооскольское направление). Верховный воспринял это предположение очень серьёзно. Он согласился с предложением A. M. Василевского подтянуть в район с. Скородное два мехкорпуса из Степного фронта, в качестве страховки, на случай если противник действительно ударит в этом направлении. Причем это его решение без промедления, после полуночи, в виде директивы было передано генерал-полковнику И. С. Коневу для немедленного исполнения. И, естественно, в разговоре еще раз поднимался вопрос о контрударе. A. M. Василевский допускал, что полностью все задачи решить не удастся, но полагал, что главную — остановить немцев, контрудар сможет. Судя по всему, Верховный с ним согласился и, таким образом, еще раз санкционировал его проведение, вечером 11 июля.

Гнев И. В. Сталина после 12 июля был вызван не рекомендацией A. M. Василевского о целесообразности проведения контрудара, а скорее тем, как из рук вон плохо был подготовлен и не продуман ввод в сражение мощного танкового объединения — 5-й гв. ТА, а также 5-й гв. А, за которым он поручил проследить ему лично, а маршал, судя по всему, плохо выполнил его поручение. Следовательно, он должен нести свою часть ответственности за невыполнение его приказа вместе с П. А. Ротмистровым, который по уставу отвечал за подготовку армии и ее ввод в бой. Предоставив разбираться в деталях случившегося и определять степень ответственности руководства фронта и армии Г. М. Маленкову, Верховный сам определил степень вины начальника Генштаба и направил его на менее напряженный участок фронта.

Тревожная ночь на 12 июля 1943 г.

Время начала контрудара, с которым командование фронта связывало столько надежд и считало главным событием ближайших суток, неумолимо приближалось. Подготовительная работа подходила к завершению. Однако ряд важных вопросов решить не удавалось, это становилось все более очевидным к вечеру 11 июля. А примерно за шесть-семь часов до момента перехода войск фронта в контрудар оперативная обстановка начала резко обостряться и напрямую влиять на планы командования Воронежского фронта. В результате на оставшиеся не решенными вопросы организационного характера наложились проблемы, возникшие после прорыва полосы 69-й А в ночь на 12 июля. Это заставило Н. Ф. Ватутина изменить задуманный план и заметно ослабить главную контрударную группировку.