Привычное проклятие - Ольга Голотвина

Зубрил названия инструментов, в безукоризненном порядке разложенных на верстаке Хшеу: терпуг, перка, коготок, дольник, клепик, рашпиль, штихель, цикля…

Да, Тиршиал пытался учиться!

Ему в руки спелым яблочком упала чужая судьба и чужая слава. Стараниями Лебедя его изделия стали известны при дворе, вызвали восхищение и вошли в моду. В мастерскую хлынули заказы. И тут Тиршиал показал себя мастером строптивым и упрямым. Никто не мог диктовать ему, какими должны быть его творения. Причем не он отказывался от заказа хмурым бурчанием — напротив, был приветлив и многословен. (Язык у Тиршиала всегда был отлично подвешен, а тут еще парень нахватался красивых слов у Лебедя и Илларни.)

«Серьги в виде виноградных гроздей, высокородная госпожа? Любой резчик столицы будет счастлив взяться за них! Но я не могу себе представить никакие фрукты-ягоды в этих прелестных ушках. Зато отчетливо вижу на черном бархатном платье брошь слоновой кости: тоненькая изящная ветвь тянется ввысь, а над ней — звезда… Так! Это будет яркий образ: юный и свежий побег на древе Клана — и звездная слава предков озаряет его!..»

«Застежку для плаща в виде воина, вздымающего секиру? Но зачем это моему господину? Пусть подчеркивают свою воинственность зеленые юнцы, но к чему такому храбрецу… да-да, я слышал про последний Поединок Чести, странно было бы не слышать, вся столица говорит!.. Может, лучше привлечь взгляд не к какой-то застежке, а к благородному мечу, верному другу бойца? Ажурные накладки на темные ножны… Да! Я воочию вижу эту дивную, грозную пляску змей! Пусть каждый, кто глядит на ножны, думает о клинке, опасном, как змея! Конечно, придется потрудиться, но для такого заказчика…»

«Государь, какая честь для меня! Статуэтку для коллекции светлой королевы? Умоляю моего повелителя не говорить больше ни слова! Высокородный Гранташ много рассказывал об этой дивной коллекции, подобранной с несравненным вкусом. Заветнейшее мое желание — ее увидеть… а там пусть сами боги подскажут, чем ее можно дополнить!»

Так Тиршиал мог «сосватать» клиенту любую вещицу из заветных седельных сумок…

Несговорчивость мастера служила к его вящей славе. Разве заурядный ремесленник посмел бы спорить со знатными заказчиками? Только истинный талант!

Так эти слова и полетели над Грайаном, Силураном, Гурлианом: истинный талант!

За резную кость платили золотом и серебром — и деньги эти попадали в прижимистые, хозяйственные руки. Давние уроки лавочника из Гимира пошли Тиршиалу впрок. Приезжий мастер каждый нажитый грош пускал в оборот. Вскоре Тиршиал вошел в долю с несколькими тайверанскими купцами — компаньоны только удивлялись деловой хватке велеречивого ремесленника.

Судьба удваивала, утраивала ставки. Тиршиал удачно женился, из богатого приданого жены вернул долг — и развернулся вовсю. Каждая монетка, вложенная вдело, возвращалась, приведя с собой подружку. Видимо, какой-то талант у Тиршиала все же был.

Но не талант резчика!

Тиршиал с первого взгляда отличал наррабанскую слоновую кость от мамонтовой, привезенной из Уртхавена. Научился тонкому искусству уловить нужную влажность в помещении, где сушится кость, внося туда то таз с водой, то корыто с известью.

А уж как он разглагольствовал о своих и чужих работах по кости! Какие изысканные, почти поэтические выражения употреблял! Какой глубокий смысл находил в каждой линии, проведенной резцом по желтой, розоватой или белой поверхности! В словах его звучала истинная любовь к своему ремеслу.

Любовь. Но — неразделенная.

Словно женился на прекрасной, бесконечно желанной женщине — а она на тебя и смотреть не хочет! Все вокруг завидуют твоему счастью, а ты чувствуешь себя идиотом со сломанной судьбой. Потому что эти проклятые неуклюжие руки не могут толком удержать резец! Они только деньги считать умеют, эти несуразные пальцы!

Тиршиал ночами пытался освоить простейшие работы. Напрасно! Все, что прославленный мастер мог сделать, — это очищать от остатков шерсти оленьи рога, мыть их в проточной воде. Или полировать готовые работы тряпочкой с мелом… Какая уж тут ажурная резьба!

Ремесло словно мстило за обман и самозванство. Один раз Тиршиал пропорол себе руку резцом, другой раз ухитрился сломать перку — а хороший инструмент, тонкий и особым образом закаленный, стоил недешево!

Помнится, на следующее утро он холодно сказал Хшеу, что перку он сломал в приступе ярости: не смог передать на костяной заготовке то, что предстало ему в воображении.

Наррабанец сочувственно поклонился — и тут же разболтал эту историю заказчикам. Наверняка нарочно. Добавил штрих к образу гениального резчика, такого требовательного к себе, что в гневе ломает инструменты, если не может достичь совершенства!

Хотя сам Хшеу, скорее всего, догадывался о правде. Или знал точно. Если двое работают в одной мастерской, им трудно таиться друг от друга. Но наррабанец был умен. Зачем ему разглашать хозяйские секреты? Быть подручным у знаменитого мастера лестно и выгодно, на тебя падает отблеск его славы. Твои работы тоже растут в цене, заказчики суют тебе монетки, чтоб ты занялся их заказами в первую очередь — «да с хозяином не забудь посоветоваться, Хшеу»…

Наррабанец и советовался, только не по косторезному делу, а о том, куда лучше пристроить скопленные монетки. Тиршиал не отказывал рабу в разумных советах, и за семь лет Хшеу сумел откупиться. И стал чем-то вроде приказчика (хотя и ремесло не совсем оставил). А его место в мастерской занял тот самый ученик: подрос, прошел испытания, стал мастером.

Хшеу не выдаст хозяина. Но что будет, если про поддельную, подложную жизнь знаменитого костореза узнают другие? Компаньоны, жена, тесть, знатные заказчики… а главное — сын, маленький Алнат Полевой Корень!

А разоблачение было вполне реальным, оно стояло за плечом, готовясь вцепиться в жертву.

Дело не в том, что история о прошлом резчика была сочинена на скорую руку и в любой момент могла рассыпаться, как сооруженный ребенком песочный дворец. Этот «любой миг» уже настал — и ничего не изменил в жизни ремесленника-самозванца. Да, случайно всплыло, что он никогда не был в Гурлиане. Ну и что? Тиршиал печально признался своему покровителю Гранташу, что на самом деле он из города Гимира, который уничтожила чума. Тиршиал был подмастерьемрезчика по кости, незадолго до Черного Мора стал мастером. Но болезнь погубила родной город, пришлось брести на все четыре стороны. А прошлое скрыл, чтоб от него в столице не шарахались: как-никак из чумных мест пришел…

Гимирская эпидемия к тому времени отошла в былое, город отстраивался заново (и заново заселялся: мало кто из старожилов перенес Черный Мор). И кому теперь было надо выяснять, жил ли до чумы в Гимире косторез и как звали его ученика?