Александр Дюма Великий. Книга 2 - Даниель Циммерман

Великий Александр ел, как поэт, и показал себя столь красноречивым, что никто и рта не смог раскрыть. Надо сказать, что говорит он не хуже, чем пишет, и я слушал его с открытым ртом».

«Увидеть Палермо и жить», — говаривал Александр во времена Каролины Унгер. Двадцать пять лет спустя «кривляка» Эмилия и происходящая революция производят аналогичный эффект. Он живет во дворце Гарибальди, принимает участие в народном ликовании, под его окнами звучат серенады, толпа ему устраивает овации, его избирают почетным гражданином города, «если Франция венчает своих поэтов короной нищеты и посохом ссылки, то за границей для них находится и лавровый венок, и триумфальная колесница». Среди этой эйфории — небольшой инцидент, о котором он шутливо рассказывает в письме к своему другу Шарлю Роблену: «Очаровательное дитя, которое ты видел в доме, мальчик днем, ночью снова становится женщиной. В один из моментов пребывания в женском обличье с ней случилось несчастье, которое дало о себе знать в следующем месяце. Господин Эмиль исчез, а мадемуазель Эмилия беременна».

В 1835 году, чтобы как можно быстрее добраться из Агридженто до Палермо через всю Сицилию, Александр взял себе в проводники «замиренного» бандита. На сей раз он пересек остров в обратном направлении в сопровождении колонны гарибальдийцев. Повсюду восторженный прием, везде к колонне присоединяются добровольцы, и везде не хватает ружей. И пока «Эмма» плывет на Мальту, он размышляет. «Со вчерашнего дня я испытываю угрызения совести, что покинул Сицилию и оставил Гарибальди в разгаре его деятельности. Мне страшно жаль, что я не увидел, как он доведет свое столь успешно начатое дело до конца, до полного крушения Неаполитанского трона. Я все время искал предлога, чтобы приблизиться к нему; я стремился оказать хоть какую-нибудь услугу итальянскому делу». И он пишет Гарибальди, предлагая ему купить для него во Франции оружие: «Лишь слово от вас в Катанию, на мое имя до востребования, и я откажусь от путешествия на Восток, чтобы пойти с вами до конца и остановиться только тогда, когда остановитесь вы». Это благородное намерение подкрепляется причинами интимного характера: Адмирал Эмилия больше не переносит моря. Она возвращается в Париж рожать, договорившись с Александром, что затем «мадемуазель Эмилия снова превратится в господина Эмиля и вновь присоединится к нему», поскольку кормилица может ведь заменить и гермафродита, а от Франции до Неаполя, безусловно, ближе чем от Афин и Константинополя.

Все эти доводы не встречают одобрения ни у фотографа Легре, ни у доктора Альбанеля, ни у Эдуарда Локруа. Любой революции предпочитая туризм, они решают продолжить путешествие. Александр доставляет их на Мальту, два таинственных грека тоже сходят там, и их дальнейшая судьба неизвестна. Вернувшись на Сицилию, Александр находит в Катании письмо от Гарибальди: «Друг мой, Дюма, жду вас, дабы снова увидеть вашу симпатичную физиономию и поговорить по поводу прекрасного предложения о ружьях». «Эмма» отправляется в Милаццо. По прибытии Александр наблюдает, правда, издалека, так как судно его не обладает большой скоростью, высадку гарибальдийцев и их бой с королевскими войсками. Когда стихла перестрелка, он рискнул появиться в городе. Улицы усыпаны убитыми и ранеными. Гарибальди он находит на церковной паперти. «Он растянулся прямо на каменной плите, положив голову на седло; он умирал от усталости, он спал.

Рядом стоял его ужин: кусок хлеба и кувшин с водой». Сон был недолог. Проснувшись, он подписывает Александру кредит на сто тысяч франков для покупки оружия и советует ему начать издавать новую газету. Александр спрашивает, под каким названием. Гарибальди берет в руки перо и пишет: «Газета, которую мой друг Дюма собирается основать в Палермо, будет иметь прекрасное название — «l’Indipendente» и с тем большим основанием, что он не пощадит даже и меня, если я изменю своему долгу сына народа и солдата человечности».

Не без трудностей удалось Александру добиться от муниципалитета Палермо этих ста тысяч франков. В конце концов он получил лишь шестьдесят и сказал, что остальные сорок добавил из собственного кармана, за точность последнего утверждения мы не ручаемся. Вместе с Эмилией он садится на корабль Французских Императорских транспортных перевозок. В Марселе приобретает тысячу ружей с нарезным стволом, пятьсот пятьдесят карабинов с соответствующим количеством боеприпасов на сумму в девяносто одну тысячу франков. Тем не менее вернут ему по возвращении ровно сорок тысяч франков[160]. Законные девять процентов комиссионных, из которых надо вычесть дорожные расходы, и можно сказать, что Александр не остался в проигрыше, да и почему, собственно, он должен работать задаром на короля Пьемонта!

Эмилия возвращается в Париж, до скорой встречи, Александр за нее спокоен, так как рожать она будет у своих родителей, а друг Шарль Роблен, «у которого было четырнадцать детей и который, сам познав несчастье [sic], умел сочувствовать несчастью других», останется при ней. В начале августа Александр грузит оружие на корабль, сам садится на другой и отплывает на Сицилию. В Мессине, исполнив свою миссию и получив за это хорошие деньги, он догоняет «Эмму». Проходит слух, будто бы Виктор-Эммануил вызвал Гарибальди в Турин и запретил экспедицию в Калабрию. Александр понимает, что ему здесь делать нечего, и его шхуна снимается с якоря: на этот раз он хочет лично присутствовать при окончательном крахе короля Неаполя. «Я взял с собой на «Эмму» брата Жака, гарибальдиевского капеллана, оставшегося не у дел в отсутствие своего генерала». И хотя Гарибальди и его ближайшее окружение — люди скорее неверующие, священник им тем не менее необходим, дабы привлечь население, традиционно приверженное католицизму. 20 августа остановка в Салерно. Брат Жак сходит на берег и возвращается с прекрасными новостями: неаполитанское государство разваливается, «в Салерно нет больше ни полиции, ни таможни, ни гарнизона». Внезапно «все суда в порту слетелись к «Эмме», подобно стае морских птиц»: люди решили, что на борту «Эммы» находится Гарибальди. Александр разуверяет их, но предлагает всем шампанское. Наступает ночь. «Салерно расцвечено огнями, как сказочный дворец. Тогда я достаю из порохового погреба бенгальские огни и римские свечи трех цветов, и «Эмма», в свою очередь, вспыхивает фейерверком под бурные аплодисменты с лодок, которым эхом вторит город». В тот же день Гарибальди пересекает Мессинский залив и высаживается в Реджо-ди-Калабрия.

Министр внутренних дел Его Суперкатолического и Суперабсолютистского Величества обеспокоен: некий Авантюрист на службе монарха северной части полуострова всего с несколькими сотнями людей овладел большим южным островом, жемчужиной королевства, не встретив никакого сопротивления со стороны наемных и хорошо оплачиваемых войск. Провозгласив себя Диктатором, он двинулся в глубь континента и с триумфом приближается к столице при полном одобрении не только простого народа, но и буржуазии, читай — аристократов. И даже если добиться от Его Суперабсолютистского Величества Конституции, это уже не поможет, настолько велико всеобщее недовольство, усиленное вновь обретенной свободой прессы. Более того, в полном унынии пребывает и продажная политическая полиция. Сколько бы ни умножали они количество арестов, пыток и убийств, ничто уже не может смирить общественное обвинение, и, если как можно быстрее не прийти к какому-нибудь компромиссному решению с северным монархом через Авантюриста по прозвищу Неукротимый, его правую вооруженную руку, анархия овладеет государством, и неминуемым следствием ее окажется самое страшное — Республика. И вот как раз в тот момент, когда министр внутренних дел раздумывает, как вступить в переговоры с Диктатором, один из шпионов доносит ему, что Иностранец, «близкий друг» Неукротимого, только что на борту своей шхуны бросил якорь на рейде столицы…