Путешествие в Закудыкино - Аякко Стамм

И тогда произошло чудо – первое чудо, свидетелем и даже участником которого стал Иуда. Учитель отдал слугам какие-то распоряжения, и те принялись из больших каменных водоносов наполнять кувшины красным как кровь вином, сверкающим солнечными зайчиками. И каким вином! Это было лучшее из всех вин, что Иуда когда-либо в жизни пробовал, а уж он-то – потомственный виноградарь – знает толк в этом напитке. Даже распорядитель пира – дальний родственник брачующихся, человек приезжий и, судя по одежде и подаркам, богатый – и тот отметил превосходные качества вина, сказав жениху: «Всякий человек подаёт сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее. А ты хорошее вино сберёг доселе!».

Ну, скажите на милость, ужели это не чудо?!

И пир разгорелся с новой силой. Невеста уже не плакала, а смеялась от души, словно дитя, а жених, радуясь тому, как веселится его любимая, пребывал на седьмом небе от внезапно нахлынувшего счастья. Никто даже не поинтересовался, откуда появилось это вино. Только Иуда и другие ученики знали, что ещё несколько минут назад в водоносах находилась самая обычная, мутная от песка и тёплая от палящего солнца вода. Они сами с дороги омывали ею свои руки и лица. Откуда же? Как? Каким образом вода обернулась вином? Неужели это Равви?! Неужели Он обратил воду в хмельную влагу?! Но как? Как Он это сделал? Ведь Он даже не подходил к водоносам, даже не вставал с места! Разве простому человеку такое под силу?! Разве способен простой человек… Но ведь Он не простой человек. Иуда знал это, почувствовал ещё тогда, там, на винограднике, когда, несмотря на отделяющие его от Учителя несколько десятков метров, вдруг у самого уха услышал тихое и спокойное: «Оставь всё и следуй за мной». И он послушно последовал, оставив всё и забыв обо всём – и о винограднике, и о доме, и о заветах деда. Потому что ощутил, как формируется, воплощается, материализуется стародавняя детская мечта когда-нибудь встретить и оказаться рядом с Тем, кого сотни поколений его народа ждут как Спасителя, как Мессию. Может это Он и есть? Ведь не мог же ошибиться Иуда, топча и ломая собственную, свою, не чужую виноградную лозу. Ведь не может же обычный, простой человек обладать таким притягательным действием на окружающих. Не может обычный, простой человек говорить то, что говорит Он. И не может же, в конце концов, обычный простой человек сделать то, что сделал теперь Равви.

Иуда, не отрываясь, смотрел на Учителя, а его сердце – большое, переполненное радостью сердце так и клокотало в груди, стараясь вырваться наружу. Как же хотелось ему сейчас вскочить с места, подбежать к Равви и, крепко-крепко обняв Его, расцеловать при всех…. Нет… не так… так нельзя…. Кто он, а кто Он…. Подойти почтительно, смиренно и, поклонившись до самой земли, целовать Ему ноги на глазах у всех, ничуть не смущаясь своего поступка. Все, конечно, удивятся…, да что там удивятся, просто оторопеют от столь неожиданного проявления почтительности и поклонения сыну простого плотника. Да они просто потеряют дар речи и смолкнут, как рыбы! А потом, когда пауза уж очень затянется, когда и Учитель, и сам Иуда насладятся в полной мере торжественностью тишины, он встанет с колен и громко, на всю Кану…. Да что там Кана?! На весь Израиль объявит – кто сейчас стоит перед ними в этом тесном, убогом помещении, достойном для приёма разве что овец и баранов…. Но отнюдь не сына Давидова, Царя Иудейского…

Иуда сделал движение, пытаясь вскочить с места, и неосторожным взмахом руки случайно опрокинул глиняную чашку с вином, отчего большое, кроваво-красное пятно растеклось по белоснежной скатерти. Все замолчали, а Иуда замер, не в силах оторвать взгляда от кровавого следа на белом. Прошла всего пара секунд, какая-нибудь пара мгновений, показавшихся ему вечностью. А когда застолье зашумело вновь, скоро забыв о неприятном инциденте, Иуда медленно поднял глаза и встретил направленный на него взгляд Учителя. Во взгляде этом, казалось, не было ничего необычного – такой же спокойный, мягкий, чуть грустный взор. Но было что-то, что заставило Иуду надолго запомнить его, что-то тайное, едва уловимое, имеющее отношение непосредственно к нему, к Иуде.

Прошло много дней, а может и не так уж много, Иуда потерял им счёт ввиду насыщенности их событиями. Уже не маленькая группа странников брела по пыльным дорогам Иудеи и Галилеи, а большой отряд, численность которого доходила иногда даже до нескольких тысяч человек. Люди приходили, вливались в их кочующую общину, оставались с ними по нескольку дней, а то и недель, уходили, кто навсегда, кто, для того чтобы вернуться потом и привести с собою других. Появлялись новые, ещё не слышавшие Слова, чтобы остаться или также уйти. Это были совершенно разные люди, не имеющие, казалось, между собой ничего общего, что могло бы их связать, или хотя бы сблизить. Больные, увечные калеки, сгорбленные не то под тяжестью своего недуга, не то под гнётом прожитых лет, поспешали, стараясь не отстать от молодых и здоровых юношей. Бедные и даже нищие шествовали рядом с хорошо одетыми, не ведающими, что такое нужда. Воины и мытари, не знающие грамоты простолюдины и гордые своей премудростью законники, книжники и фарисеи, рабы и свободные, мужчины и женщины – казалось, весь срез израильского общества собрался здесь, как некогда в Ноевом ковчеге от каждой твари по паре. Каждый пришёл к Учителю за своим. Кто в поисках пророческого указания в делах, кто за многое разъясняющим советом в личной жизни, кто для исцеления от тяжких недугов телесных, кто ради врачевания исстрадавшейся души. Но все без исключения искали увидеть в Нём свершение древнего обетования, только и ждали разрешения своих сомнений, часто задавая друг другу один и тот же вопрос: «Кто есть человек сей, что может говорить и делать то, что говорит и делает Этот?» Ученики, те, что были с Ним сначала, и сами часто говорили друг с другом и обсуждали этот вопрос втайне от Учителя. И хотя они видели, слышали и знали гораздо больше любого из тех, кто шёл сейчас с ними, и каждый из них в глубине души чувствовал и верил, что древнее обетование уже свершается у них на глазах, но слово Мессия вслух никто ещё не произносил. Они ждали, что Учитель как-нибудь Сам Себя проявит и объявит. Ждали терпеливо и трепетно, втайне надеясь, что вот с этого самого момента жизнь их круто изменится, и все сегодняшние невзгоды и неустроенности будут с лихвой вознаграждены близостью к Явившемуся в Силе и Славе Царю Иудейскому.

Сегодняшний день, как никакой другой был особенно благоприятен для такого объявления. Ещё накануне не только из Иудеи, но и со всех краёв и земель, соседствующих с Израилем, собралось великое множество людей. Даже кое-кто из римлян-язычников был здесь. Многие и раньше приходили к Учителю, иные видели Его впервые. Но все без исключения были наслышаны о Его великих деяниях, о чудесах, которые Он совершал, исцеляя больных и увечных, изгоняя нечистых духов из бесноватых.

Но что особенно поразительно, Равви отпускал грехи и учил народ так, как никто и никогда, ни один даже самый великий пророк древности. Те несли Слово Божье, говорили и творили от Его, Бога имени. Этот же и говорил, и, тем более, творил, как имеющий власть Сам в Себе так говорить и творить.

Все ждали чего-то главного, великого, меняющего кардинально жизнь целого народа. В самом воздухе, казалось, витал дух перемен, дух чего-то нового, неведомого и весьма значительного.

Учитель целую ночь пребывал один на возвышенности в горячей молитве к Богу, а когда спустился вниз к народу, огромная разношёрстная толпа разом смолкла, устремив всё внимание на Него. Он молчал, озирая людское море глубоким, полным грусти взором. Молчала и толпа, поддерживая паузу, видя в ней торжественную многозначительность момента. А когда напряжённая и давящая тишина до предела накалила обстановку ожидания, Учитель произнёс только: «Симон сын Ионин!», – и указал рукой на место рядом с Собою. Из толпы вышел бедно одетый рыбак, тот самый, который, как рассказывали Иуде, закинул сети по слову Учителя и не смог потом их вытащить в одиночку. Так много рыбы вдруг попало в них, что они даже прорвались, и это после совершенно неудачного лова на протяжении целой ночи. Учитель тогда сказал Симону: «Будешь ловцом человеков». И тот, оставив всё – и сети, полные рыбы, и дом, и большую семью, последовал за Ним. Иуда знал Симона как весьма темпераментного, энергичного мужа, рьяно отстаивающего свои убеждения. Но сейчас это был растерянный, озирающийся по сторонам мужчина, который робко, словно смущённый подросток, вышел из толпы и неуверенно, будто ожидая какого-то подвоха, подошёл к Равви и встал одесную. Толпа замерла в ожидании, а тишина усилилась настолько, что, казалось, слышно было, как скользит комета по тверди небесной, и как где-то далеко-далеко в глубинах мироздания рождаются сверхновые звёзды.

«Андрей сын Ионин!» – пронеслось над людским морем и отразилось эхом в душах. А от толпы отделился брат Симона и встал рядом.