Империи Древнего Китая. От Цинь к Хань. Великая смена династий - Марк Льюис

Авторы циньских текстов к тому же касаются вопросов обращения с документами, заведования зернохранилищами и складами, а также предоставления в долг зерна или волов земледельцам. На деревянных плашках времен династии Хань с участков археологических раскопок на северо-западе рядом с Дуньхуаном и Цзюйянем можно отыскать подробное описание тогдашних административных проблем и процедур, включающих правила ведения учета и составления отчетов, поддержания в исправном состоянии инвентаря, ежегодные проверки солдат на меткость стрельбы из лука (с поощрением за высокие показатели), приобретение путевой грамоты, предоставление отпуска солдату на похороны одного из родителей, внесение налогов и распространение циркуляров с описанием разыскиваемых преступников23. На примере всех этих документов просматривается укрепление роли закона в системе древней имперской администрации.

Право и язык

Как говаривал Джеймс Бойд Уайт, право не ограничивается одной только системой запретов и разрешений, право имеет свой собственный язык и свое ораторское искусство. В правовых системах формируется свой собственный официальный словарь и правила применения терминов, владение которыми необходимо для участия в процессе отправления юридического права24. Поскольку местные чиновники во времена Цинь и Хань одновременно выступали в роли верховных судей подданных своих районов, от них требовалось мастерство в применении лингвистических единиц свода законов. Точно так же вельможи при центральном дворе, уполномоченные на правовое регулирование, должны были на уровне специалистов владеть юридическим языком. Однако связи между законом и языком в Древнем имперском Китае считались не столько делом технического освоения юридического языка, сколько управления обществом посредством нормирования этого языка.

Самые толковые замечания по поводу отношений между правом, управлением и языком содержатся в разделе «формы и имена» (сын мин), например, в трактате времен династии Цинь под названием Ханьфей-цзы25. Правителю дается совет сдерживаться и давать своим министрам возможность описывать административные задачи, которые они собираются выполнять (то есть они должны сами «назвать» себя). Их декларации следует записать, чтобы получился «итоговый документ» или «договор», по которому можно будет оценить результат деятельности министра. Позже, если обещания подтвердятся конкретными действиями, тогда чиновника можно будет поощрить; в противном случае он заслужит наказания26. Это предписание на использование договоров подряда и ежегодного сопоставления результатов в трактате Ханьфей-цзы совпадает по смыслу и форме с описаниями фактической административной практики.

В теории и на практике такое использование правил и наказаний основано на соответствии обещаний действительным результатам. Толковое право и управление проистекают из корректировки слов таким манером, чтобы они отвечали смыслу практических действий. Соответствующая мысль сначала в теории приписанного Конфуцию правления посредством «подбора подходящих имен». В ответ на вопрос, какую политику он порекомендовал бы для царства Вэй, Конфуций уверенно заявил, что начнет с исправления имен. Если пользоваться неправильными именами, тогда слова не будут отражать явления мира, отношения нельзя будет правильно отрегулировать, обряды и музыка останутся на примитивном уровне, наказания не будут отвечать тяжести проступков, а народ не будет знать, как себя вести. Поскольку этот список выглядит предельно последовательным, правильное использование имен становится фундаментом системы обрядов, которая, в свою очередь, обеспечивает адекватность судебных взысканий и поддержание общественного порядка27.

Эту мысль китайские философы развивали в нескольких направлениях, но наиболее соответствующей теории права и языка считается концепция, разработанная автором «Толкования Гуньяна» (Gongyang-zhuan) к трактату «Летопись Чунь-Цю». Он прочитал «Летопись» как закодированный текст, в котором выбор титула или упоминание человека по имени означали суждения, приравниваемые к вознаграждениям и наказаниям со стороны самого правителя. В его толковании данный текст представал неким проектом умозрительного царства Лу, которым Конфуций управлял в роли «некоронованного монарха» посредством правовой системы, состоящей исключительно из правильно подобранных имен28. При таком способе прочтения данного текста власть рафинированного языка со всей очевидностью объединяется с авторитетом судебных решений. Право в контексте такой традиции толкования представляется наиболее существенным выражением общественных полномочий языка.

К завершению I века правления династии Хань подавляющее большинство ученых при императорском дворе согласилось с мыслью, выраженной автором «Летописи», о том, что текстовое изложение закона выполняется рафинированным языком. На вопрос, зачем Конфуций написал «Летопись Чунь-Цю», китайский историк Сыма Цянь привел слова представителя классической школы чунь-цю Дун Чжуншу (ок. 179—104 до н. э.): «Когда Путь Чжоу пришел в упадок и путники его оставили, Конфуций служил главой магистрата уезда Лу… Конфуций знал, что его слова слушать не будут и его распоряжения исполнять не станут. Он проанализировал успехи и провалы последних 242 лет [промежуток времени, описанный в «Летописи»], чтобы разработать стандарт для своего мира. Он осудил Сына Небес, развенчал крупных землевладельцев и сановников, все ради того, чтобы выполнить задачи царя». Перед приходом к власти династии Восточная Хань автор трактата, приписываемого тому же самому Дун Чжуншу, научил, как использовать закодированные суждения «Летописи», чтобы принимать важные судебные решения. До той степени, в какой использовались данный и сходные трактаты, восприятие «Летописи» в качестве письменной формы рафинированного языка закона стало политической реальностью29.

Связь «Летописи» с предполагаемой ролью Конфуция как мирового судьи выглядит очень важным делом. Право, наряду с религией и искусством управления государством, считается одной из сфер деятельности человека, в которой язык чаще всего играет исполнительную роль. Декларации судьи, как и декларации чиновника или священника, порождают социальные реальности. Присуждение им вины кому-то создает факт вины в таком виде, который нельзя выразить словами простых людей. Когда автор «Летописи» назначает вину или объявляет о невиновности либо предоставляет определенный статус или отказывает в его предоставлении, он выступает в качестве судьи. В притчах IV века до н. э. Цзо-чжуань отношение к историкам выражено как к судьям. Такое представление, что историки пользуются правом вынесения суждения по поводу событий прошлого, прижилось на Западе, однако автор «Комментария Гуньяна» и его последователи при дворе династии Хань относятся к фигуре речи как буквальной действительности. Предполагаемая роль Конфуция как судьи и назначение им наказаний послужили главным источником мифа, возникшего вокруг этого философа в начале правления династии Хань30.

Право в виде рафинированного языка фигурировало не только в философии, комментариях и истории, но также и в юридических документах. Нагляднейшие примеры этого появляются в циньских юридических документах из Юньмыня. Многие разделы текста на этих плашках состоят из определений юридических терминов. Когда речь заходит о семье как юридическом лице, находим толкование терминам, касающимся домашнего хозяйства: «Под домашним хозяйством [бу] подразумеваются „все те, кто живет под одной крышей“[тун цзюй]. К ним причисляются подневольные люди [ли – слуги и рабы], но подневольные люди не относятся к хозяйству семьи. Что подразумевается под словосочетанием „люди дома“ [ши жень]? Что подразумевается под словосочетанием „жить под одной крышей“? „Живущими под одной крышей“ считаются только те люди, кто числится в семейном списке. Под „людьми дома“ подразумеваются все обитатели семейного дома, то есть все те, кого зачислят подельниками какого-нибудь преступника»31.

Из некоторых других источников времен династии Хань мы знаем, что эти словосочетания использовались и в обычной речи. В указе императора Хуэя (правил в 195—188 годах до н. э.) используется юридический термин тун цзюй в том же самом семантическом поле с иероглифом цзя, означающим понятие «семья». То есть данные термины служат синонимами, и оба означают «семья» в широком смысле этого понятия32. Точно так же иероглиф ху в текстах империи Хань означал «домашнее хозяйство» или «семья». Так получается, что в юридических документах словам и фразам придается формальное значение, которое у них присутствовало в обычной речи. В приведенном выше примере понятие юридической «семьи» для циньских властей определялось не кровными узами, а фактом совместного проживания под одной крышей, причем вне зависимости от общеупотребительного значения данного слова в тот исторический отрезок времени. Сходные абзацы из текстов на деревянных плашках содержат технические значения остальных иероглифов. В них также оговаривается, подходит ли данный человек или случай к конкретной юридической категории. В этих моментах наблюдается практическое проявление философского видения закона как формы существования рафинированного языка, посредством которого поддерживается общественный порядок.