Весь Хайнлайн. Вне всяких сомнений (сборник) - Роберт Хайнлайн

Блейк обратился к Эйзенбергу:

— А вы разве не ихтиолог?

— Да что вы! Я океанограф и специализируюсь в экологии.

— Ишь как уворачивается. Расскажи-ка лучше капитану Блейку про Клео и Патру.

Эйзенберг слегка смутился.

— Это очень симпатичные существа, — с вызовом сообщил он.

Блейк был заинтригован. Грейвс объяснил ему:

— Он вышучивает меня, а у самого тоже есть ахиллесова пята. Пара золотых рыбок. Представляете! Можете заглянуть в умывальник в его каюте.

— Научный интерес? — с непроницаемым выражением лица поинтересовался Блейк.

— О нет! Он полагает, что они чрезвычайно преданы ему.

— Это замечательные существа, — стоял на своем Эйзенберг. — Они не лают, не царапаются, не пачкают. А Клео настолько выразительна!

Несмотря на свое первоначальное сопротивление их планам, Блейк начал активно искать способ совершить задуманный эксперимент, не подвергая риску экипаж или судно. Эта пара начала ему нравиться; его покорило это сочетание самоотверженности и предельной осторожности. Они были настоящими профессионалами. Экономическая мотивация для него, как и для них, была чем-то второстепенным.

Для проверки механизмов батисферы он предложил услуги своего старшего водолаза, сержанта-отставника.

— Да, кстати, вы знаете, есть основания предполагать, что ваша батисфера действительно может сделать этот круг, помимо того, что все поднявшееся должно рано или поздно спуститься. Вы слышали о VJ-14?

— Это не тот гидросамолет, что пропал в самом начале исследований?

— Да, — он позвонил вестовому. — Принесите папку с документами по VJ-14.

Воздушная разведка с целью разобраться со странным «застывшим облаком» с водяными отростками была предпринята сразу после его обнаружения. Узнать удалось немногое. Самолеты залетали в облака. Тут же пропадало зажигание; выходить из облака приходилось в режиме планирования, других повреждений не было, и сразу по выходе из облака зажигание вновь было в порядке. Назад в облако — снова отказывают моторы. По вертикали облако простиралось выше, чем потолок любого самолета.

— VJ-14 выполнял облет Столбов 12 мая, — рассказывал Блейк, время от времени заглядывая в папку, — его сопровождал корабль ВМФ «Пеликан». Кроме пилота и радиста на борту самолета были кинооператор и главный аэрограф. Собственно, для нас существенны только две последние записи: «Меняю курс. Направляюсь между Столбами — четырнадцатый» и вот еще: «09–13 — самолет не слушается управления — четырнадцатый». С «Пеликана» в телескоп увидели, что самолет по крутой спирали стал подниматься вокруг столба Канака, сделал примерно полтора оборота, а затем его засосало в Столб. Падения не видели. Между прочим, с пилота, э-э-э… лейтенанта Мэтсона по итогам проведенного расследования сняли все обвинения. Посмертно… А, вот это-то нам и нужно, это из судового журнала «Пеликана»: «17–09 — поднят обломок, отождествленный как. деталь VJ-14. Описание смотри на вкладыше». Ну, это описание для нас не важно. Дело в том, что этот обломок они нашли в четырех милях от основания столба Вахини, в противоположной стороне от Канака. Вывод очевиден — похоже, ваша схема верна. Правда, это не означает, что вы выживете.

— Я попытаюсь, — заявил Эйзенберг.

— М-м- Да. Но я бы советовал вам послать туда что-нибудь неживое, скажем, упаковку яиц в большой бочке.

Прозвенел вызов с мостика. Капитан поднял голову к медному рупору.

— Слушаю!

— Пробило восемь, капитан. Срок каторги истек. Заключенные спокойны.

— Спасибо, — капитан поднялся из-за стола. — Давайте утром обсудим наш план.

Пятидесятифутовая моторная шлюпка покачивалась за кормой «Мэхена». К толстому буксирному линю, соединявшему шлюпку с кораблем, был привязан телефонный провод, заканчивающийся парой наушников на голове у сигнальщика, который расположился на корме шлюпки. Рядом с последним лежали сигнальные флаги и подзорная труба. Из-под задравшейся робы сверкала яркая обложка «Жутких историй» — взял с собой, чтобы не умереть от скуки.

Экипаж состоял из рулевого, моториста, шлюпочного старшины, ну и, конечно, Грейвса и Эйзенберга. На носу шлюпки располагался бочонок с питьевой водой, две пятидесятигаллонные канистры с бензином и большая бочка. В ней был не только тщательно упакованный контейнер с яйцами, но еще и дымовое сигнальное устройство, которое приводилось в действие тремя способами: часовым механизмом с задержкой на восемь, девять или десять часов; радиоуправляемым реле, которое включалось с корабля, и, наконец, при попадании соленой воды также должны были замкнуться контакты. Старший водолаз, бывший торпедист, заботам которого поручили сбрасывание бочки, уверял, что хоть одно из этих устройств сработает и поможет найти бочку. Сейчас он занимался батисферой, пристраивая к ней аналогичное, но еще более надежное устройство.

Шлюпочный старшина просигналил на мостик о готовности. Усиленный мегафоном голос прогремел в ответ: «Трави помалу!» Шлюпка начала медленно удаляться от корабля в направлении столба Канака, до которого оставалось около трех миль.

Столб нависал над ними. До него еще оставалось более мили, но он уже подавлял своей громадой. То место, где он сливался с облаком, было почти над головой, и казалось, что Столб валится на них. Пятисотфутовый хобот был иссиня-черным, как будто это была не вода, а вороненая сталь.

— Рулевой, попробуйте снова запустить мотор!

— Есть, сэр!

Мотор кашлянул и заработал устойчиво, моторист включил сцепление, винт врезался в воду, и лодка рванулась вперед, ослабляя натяжение буксирного троса.

— Линь ослаб, сэр.

— Стоп мотор, — шлюпочный старшина повернулся к пассажирам. — Что случилось, мистер Эйзенберг? Дрожь в коленях?

— Нет, черт возьми — морская болезнь. Не переношу эти маленькие лодки.

— Ничего не поделаешь. Я сейчас погляжу, может, там в провизии найдутся соленые огурцы.

— Нет, спасибо, огурцы мне не помогают. Ничего, я потерплю.

Старшина пожал плечами, отвернулся и скользнул взглядом по Столбу, вздымающемуся на головокружительную высоту. Он присвистнул, как и всякий раз, когда глядел на Столб. Эйзенберг, ставший раздражительным из-за своего недомогания, почувствовал, что с удовольствием кинул бы в него что-нибудь тяжелое.

— Фью! И вы действительно намерены залезть на эту штуку, мистер Эйзенберг?

— Да, действительно!

Старшина, ошарашенный его тоном, неловко засмеялся и добавил:

— Если хотите знать мое мнение, это будет похлеще морской болезни.