Легкое поведение - Линда Джейвин

Сгорая от волнения, Моррисон поднялся следом за ней.

Глава, в которой наш герой выдерживает самое напряженное интервью и вознаграждается глотком счастья

Моррисон оглядел номер, роскошно декорированный в стиле Людовика XIV, — европейская фантазия в нежно-розовой гамме. Мартин Иган оставил неуловимые, но безошибочные следы своего присутствия: галстук здесь, флакончик лосьона для бритья там, пара носков и подтяжек и даже подписанный автором экземпляр «Зова предков». Моррисон задался вопросом, было ли это случайностью или хитрой уловкой, а может, это те самые… блуждающие мины.

Он сделал осторожный шаг в сторону Мэй, но она отступила назад с виноватой полуулыбкой на лице. Жестом указав ему на кресло, сама она, шурша юбками, устроилась на стуле.

— Эрнест, дорогой, я так рада, что мы наконец можем поговорить. — Пальцы затеребили ленты на платье. — У нас ведь такое бурное прошлое, не так ли? — Ее глаза искали у него подтверждения.

Моррисону страстно хотелось прикоснуться к ней. Но пропасть, разверзшаяся между его креслом и ее стулом, казалась непреодолимой.

— Это было самое приятное время в моей жизни, — сквозь зубы процедил он.

— Наверное, нам следует оставить все как есть. О, посмотри на меня, милый.

— Я думал, мы могли бы… особенно после того, как… ну, ты знаешь. Я не понимаю, почему ты сказала миссис Рэгсдейл, что это был Иган, — выпалил он.

Мэй подалась вперед и прижала палец к его губам. Он взял его в рот, и она рассмеялась — своим настоящим, свободным, естественным смехом, — впервые за этот вечер.

— Эрнест, дорогой, ты знаешь, что я без ума от тебя. Но я знаю и то, что в глубине души ты никогда не помышлял о том, чтобы жениться на мне. Ты человек солидный, амбициозный.

— Ты смеешься надо мной. — Его голос прозвучал хрипло.

— Вовсе нет. Но я знаю, что мои заботы зачастую казались тебе легкомысленными, даже скучными.

— Легкомысленными — да, возможно, временами. Скучными — вот уж нет, это слово к тебе неприменимо.

— Спасибо тебе. Ты так часто произносил слово «скучный» в отношении других, что иногда я начинала бояться, что оно касается и меня. Правда. С тех пор как я тебя знаю, ты так часто жаловался на то, что вот этот обед был чертовски скучным, а этот ланч оказался пустым. Каждый день ты общаешься с людьми, которых считаешь занудами или они попросту раздражают тебя, — ты ведь не станешь это отрицать. Исключение составляют лишь Молино и Дюма, и все равно одного из них ты постоянно упрекаешь в несдержанности, а другого в отсутствии честолюбия. Что же до твоих коллег, я выслушала столько жалоб в их адрес. Джеймс капризный, Мензис подхалим, Грейнджер неумеха, Бедлоу болтун…

— Ты права в отношении других, но, Мэйзи, ты вовсе не зануда, и любой обед с твоим участием никогда не был скучным. Господи, да если и были за эти месяцы нескучные обеды и ланчи, так это только благодаря тебе.

Мэйзи принялась играть с пуговицами на рукаве.

— Ну что мы прилепились к этой скуке? — Улыбка тронула ее губы. — Ты действительно ни разу не упрекнул меня в этом.

— У тебя талант развлекать и веселиться, и ты щедро делишься им. — Разговор складывается совсем не так, как я рассчитывал.

Она поджала губы:

— Я знаю, ты никогда не одобрял того, что я встречаюсь с другими мужчинами.

— Вопрос не в этом, Мэйзи.

— Хотя я и вынуждена держаться в рамках приличий ради спокойствия своей семьи, признаюсь, скромность — это не мое. И как тебе известно, я не приемлю лицемерия, даже если это означает, что мое поведение, не говоря уже о каких-то брошенных словах, приносит боль окружающим.

— Любая боль, какую ты мне причиняешь, несравнима с тем счастьем, что ты даешь. Я действительно считаю, что у нас с тобой гораздо больше общего, чем ты думаешь. Я тоже презираю лицемерие, Мэй. Всей душой.

— Ты много раз говорил мне это, Эрнест, но так ли это на самом деле, дорогой? Ты вот критикуешь многих, но разве ты когда-нибудь говорил им в глаза, что думаешь о них? Я слышала, что наедине с собой ты высказываешь куда более резкие суждения, чем в своих телеграммах, — о той же войне, например. Ты ведь не всегда пишешь, что думаешь; ты пишешь то, что считаешь нужным. Мне кажется, ты любишь свое положение в обществе куда больше, чем ненавидишь лицемерие, к которому приходится прибегать, чтобы сохранить это положение.

Хотя и слушая ее с открытым ртом, Моррисон не мог подобрать слов для ответа. Она била точно в цель.

— О, Эрнест, дорогой, — пробормотала она, — я так виновата. Мне не нужно было заводить этот разговор, и я совсем не хотела ссориться.

Моррисон, несчастный, встал и протянул к ней руки:

— Если ты не презираешь меня, иди ко мне.

Она театральным жестом приложила ладонь ко лбу:

— Не могу. Я твердо обещала Мартину хранить ему верность.

Я готов провалиться сквозь землю.

— Тогда зачем ты просила меня приехать? Просто чтобы помучить меня?

— Конечно нет, дорогой. Просто я люблю тебя.

— Тогда почему Иган?

Голос Мэй опустился до шепота:

— Потому что он не так опасен для моего сердца, как ты.

— Выходит, я в тебе ошибался.

Она насторожилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Помнишь наш разговор в тот день, когда мы бродили по старому Шанхаю? Ты говорила, что обожаешь риск, что не хочешь жить тихой жизнью в угоду общественному мнению. Я поверил тебе, но теперь думаю, что это была всего лишь бравада с твоей стороны.

Она обмякла, словно марионетка, выпущенная из рук кукловода.

— Touche[45], — еле слышно произнесла она. — Но это не было бравадой. Я готова подписаться под каждым своим словом. И все-таки, — она взмахнула рукой, — я не знаю, что делать. Я обещала Мартину, понимаешь?

— Да, но ты обещала и… — Он уже собирался сказать, что она обещала то же самое и ему, когда до него вдруг дошло, что этого не было.

— Нет, тебе я никогда этого не обещала, — сказала она, словно читая его мысли. — Я стараюсь не давать пустых обещаний. И стараюсь держать те обещания, что уже дала. Можно смеяться надо мной, но таково мое понимание морали.

Моррисон не сразу осмыслил ее слова.

— Ты выходишь за него замуж?

— Нет. Да. Может быть. Я вовсе не стремлюсь к этому. Но он хочет.

Обескураженный ее абсурдной логикой, Моррисон не сумел возразить. Он размышлял о том, как лучше уйти, чтобы не потерять лица, когда она вскочила, бросилась ему на шею и прошептала:

— О милый, ты и я, мы оба в отчаянии, ведь так? В любом случае, Мартин вернется из Токио лишь завтра.

Со стороны порта донесся гудок парохода. Электрический вентилятор скрипнул под потолком, медленно закружив лопастями.