Психология масс - Дмитрий Ольшанский

Следствием развития настроений такого рода, испытывавших и подъемы, и определенные спады, стали итоги общенационального референдума 1988 г., который вынес приговор политической системе диктатуры. Настроения недовольства выросли и распространились настолько, что против Пиночета проголосовало более 50 % участников референдума[91].

«Диктатуру свергла ее экономическая политика. Трудящиеся требуют немедленного ухода Пиночета и повышения заработной платы», — таково было мнение чилийской печати[92]. Пиночет в определенный момент потерял возможность дать большинству народа достичь обещанного. В ответ на это массы проголосовали против него и диктатуры.

Дальнейшее развитие событий было достаточно любопытным. Начавшиеся после референдума политические преобразования (введение ряда поправок к конституции и т. д.) совпали с очередным экономическим подъемом. Так, достигшая после кризиса 1982 г. 30 % безработица упала к концу 1989 г. до 6 %. Темпы развития вновь стали самыми высокими на континенте. Однако теперь уже большинство населения связывало это не с наследием диктатуры, а наоборот, с начавшимися социально-политическими переменами. В соответствии с этим демократические силы расширили свою социально-психологическую базу. Произошла очередная модификация политической системы — переход от авторитарной военной диктатуры к буржуазно-демократическому режиму.

Ситуация 70-х—80-х гг. в Чили является одним из достаточно ярких и динамичных примеров влияния массовых настроений на процессы модификации политической системы. Здесь нет бурных всплесков радикально направленного поведения, которые захватили бы подавляющее большинство населения на длительный срок и привели бы к кардинальному разрушению старой и утверждению стабильной новой политической системы. В чилийском примере есть другое: быстрая динамика функционирования разнонаправленных настроений и соответствующая по темпам реакция на изменения настроений в виде изменений политической системы. Пример Чили наглядно показывает механизм действия тех факторов, которые определяют характер и направленность настроений, а также придают им значительный динамизм.

Рассмотрев динамику функционирования быстро меняющихся настроений разной направленности и отражение этой динамики в процессах модификации политической системы, обратимся к иной ситуации. В Иране конца 70-х гг. XX века проявились процессы накопления, кристаллизации и массового распространения настроений одной направленности — радикального протеста против прежней политической системы. В отличие от Чили, они охватили подавляющее большинство общества и привели к слому монархии, место которой заняла новая политическая система, возникшая после иранской исламской революции.

Исламская революция 1979 г. в Иране является своеобразным примером действия массовых настроений. Начнем с того, что в данном случае имел место достаточно сложный комплекс настроений, во многом определявшийся религиозными чувствами людей. Однако по своей направленности против шахского режима, по характеру вызванных ими действий, по политическим последствиям это были именно политические настроения.

По мнению С. Л. Агаева, вплоть до падения шахского режима иранская революция благодаря совместным действиям всех революционных сил развивалась по восходящей линии как в смысле массовости — вовлечения в политическую борьбу различных общественных слоев, так и в плане наращивания политических требований и соответствующих настроений. «На первом этапе — от начала революции в январе 1978 г. и до введения военного положения в сентябре того же года — революционная борьба, охватывавшая пока что в основном традиционные слои населения, развивалась под лозунгами демократизации существующей общественно-политической системы. На втором этапе, характеризовавшемся политическим маневрированием шахского режима и завершившемся передачей им в начале января 1979 г. части власти правительству Ш. Бахтияра, представлявшего либеральную часть «новых средних слоев», которые… активно включились в революционную борьбу, среди масс постепенно зрело сознание необходимости полной ликвидации монархического строя. На третьем этапе, в январе — феврале 1979 г., революционное движение всего народа, приняв ярко выраженный наступательный характер, добилось решающей победы — свержения шахского режима» (Агаев, 1981).

Не вдаваясь в глубинный анализ объективных условий, предпосылок и факторов иранской революции (они подробно исследованы в литературе[93]), остановимся на ее субъективно-настроенческих слагаемых. То, что в основе действий масс лежали настроения недовольства прежним режимом и, одновременно, ориентации на новую систему, строй жизни, подтверждается многократно. По оценке шаха со стороны Р. Хомейни, «возмездие начало преследовать преступника уже с января 1978 г., когда против него поднимались один за другим иранские города. Волны, набегая друг на друга, к осени набрали такую силу, что ни пулеметы, ни танки, ни самолеты уже не могли остановить мусульман». По свидетельству одного из участников событий февраля 1979 г.: «Всюду проходили демонстрации, на перекрестках воздвигались баррикады. Лозунгом было: мы должны вооружаться, ведь это — единственная возможность покончить с шахским режимом…Господствовало революционное настроение»[94].

Такого рода настроения возникли не сразу. Революция победила через 13 месяцев после начала первых революционных выступлений, почти через месяц после отъезда из страны шаха и через 12 дней после возвращения из ссылки Хомейни. Все это время настроения накапливались, генерализуясь, что ярче всего проявлялось в многотысячных толпах, по несколько дней собиравшихся на площадях перед теми или иными акциями. Фактором кристаллизации стало появление лидера харизматического типа — имама Хомейни: «Из Мехрабадского аэропорта, неизвестно как вместившего миллионное человеческое море, в сторону кладбища мучеников Бехеште-Захра плыло ритмичное скандирование: «Аллах велик! Шах ушел, имам пришел!». Аятолла… ступил на иранскую землю, и восторги встречающих достигли апогея. Женщины пели: «Пусть каждая капля мученической крови обратится в тюльпаны…». От Мехра-бада до Бехеште-Захра кортеж пробирался сквозь густые толпы, сдерживаемые тремя рядами молодых людей из 50 тысяч добровольцев, прошедших проверку на лояльность у духовенства. Через три с половиной часа наконец удалось достичь места назначения. У ворот кладбища сотни тысяч ревностных поклонников окружили кортеж, а некоторые даже вскарабкались на машину, в которой находился имам»[95].

О сложившемся в конце февраля 1979 г. положении в стране М. Базарган — последний премьер-министр шаха — писал так: «В завершающей своей фазе революция понеслась, закусив удила, и все стало развиваться слишком быстро: народ привык к ускоренному ритму событий, и на их гребне хочет совершенной, тотальной и немедленной революции»[96]. Еще за неделю до вооруженного восстания иностранные военные атташе в Тегеране предвидели грядущие события: «Технически военный переворот может быть осуществлен. Офицеры захватят дворец шаха и другие стратегически важные пункты. Но что потом? Потом они будут вынуждены пролить море крови и, тем не менее, их захлестнет народная волна. И они это знают»[97].

Механизм бурного всплеска таких настроений в Иране понятен из анализа истории страны предыдущих лет: «Политическая стабильность не может сосуществовать с крайними формами нищеты и неравенства доходов. Революция в Иране снова подтвердила это положение…» (Jabbari, 1981).

Лидер революции имам Р. Хомейни достаточно долго вместе со своими многочисленными сторонниками, представителями шиитского духовенства, формировал у населения Ирана притязания на лучшую жизнь. Это были притязания на «царство Аллаха на земле», на подлинную исламскую республику. Еще в 1964 г. Хомейни обвинял шаха и формировал оппозиционные настроения: «Как можете Вы модернизировать Иран, если бросаете в тюрьмы и убиваете умных людей? Вы хотите превратить иранцев в послушное и пассивное орудие Вашей власти и господства Ваших иностранных хозяев. Подлинная модернизация состоит в том, чтобы воспитывать людей, умеющих осуществить свое право критики и свое право выбора, людей, способных бороться с иностранным гнетом, несправедливостью и грабежом»[98].

Притязания на свободную и безбедную жизнь без угнетателей усиливались массовым недовольством политикой режима шаха. Лозунги и декларации «белой революции», объявленной режимом, мало чем подкреплялись наделе. Обещание ввести Иран «в первую пятерку промышленно развитых стран мира» еще при жизни одного поколения создало столь высокие притязания, что реализовать их уже не было никакой возможности. Широко разрекламированная политика индустриализации представляла собой, по сути, импорт частей и деталей для сборки заграничной техники с использованием дешевой местной рабочей силы. «Нефтедоллары» уходили за океан, умножая личное состояние семьи шаха. Планы строительства более двух десятков атомных электростанций, потребовавшие миллионы долларов, не давали ощутимых результатов.