Открыватели дорог - Николай Асанов

Правда, для этого перехода пришлось даже поссориться с Богатыревым, но Кириллов не без умысла напомнил Богатыреву, что Гиреев его, Богатырева, ученик и не грех бы этому ученику помочь на первых порах. И Богатырев отпустил, а Гиреев просто обрадовался. А когда создавали партийную организацию в новом институте, сам назвал в числе первых имя Кириллова как опытного партийного руководителя. И стал Кириллов опять секретарем партбюро…

Конечно, ничего не скажешь, Гиреев покруче характером и к людям построже, но тут-то и нужен добрый советчик. И пока у Кириллова с Гиреевым столкновений не было. Это вот сейчас Кириллов сидит и раздумывает, а чем бы помочь молодым физикам, над которыми грянул гром божий.

Что гром такой грянет, Кириллов давно догадывался. Он видел, как это случалось и в других местах, не только в гиреевском институте. И в науке встречаются хитрые люди: один выйдет в поле с сошкой, а семеро уже поджидают урожая с ложкой. А у Чудакова или у Горячева урожай всегда выдавался добрый. При таком иному лодырю и кормиться приятнее. Тому же Крохмалеву. Или даже самому милейшему Михаилу Борисовичу Красову.

Михаил Борисович, конечно, уже настроил Гиреева против молодых супротивников. А если Гиреев размахнется, то может крепко ударить. Как же, подрыв авторитета! Или, скажем, непослушание. Формулировочки Михаил Борисович умеет сочинять складные. Подкинет товарищу Гирееву одну такую, да еще с ядовитой ухмылочкой, тот и трахнет! И даже не задумается: а почему, мол, трахнуть надо этих молодых, а не вас, милейший Михаил Борисович, когда именно вы довели их до белого каления? Потом, может, и пожалеет, что вот этак бездумно ударил, но будет уже поздно…

Размышления эти были неприятны, но, к сожалению, у секретаря парторганизации далеко не все дела приятны. И Кириллов сердито потянулся к телефону.

Он вызвал Дубну и долго ждал, пока разыскивали Богатырева. Лицо у него было мрачное, так что заглядывавшие в его маленький кабинетик люди быстро закрывали дверь, боясь помешать этому мрачному раздумью. Но когда Богатырев наконец подошел к телефону, заговорил секретарь спокойно, как о чем-то давно им обоим известном:

— Ну, Павел Михайлович, завтра наших мальчишек поведут на заклание. По-видимому, похороны назначены по первому разряду. И если вы не вмешаетесь, все так и случится. Я, конечно, понимаю, что вставать в шесть утра и мчаться сломя голову в Москву после тяжелой рабочей ночи не очень приятно, да жалко ведь ребятишек! А приехать надо пораньше, пока наш Иван Александрович не наломает дров. Я бы на вашем месте сейчас позвонил ему, напросился с визитом с утра пораньше, а уж там поговорил, как бог на душу положит. Ну, ну, я так и думал. Недаром же и поработал рядом с вами, и повоевал под вашим началом! У меня все. — И, положив трубку, вздохнул свободно, откровенно.

Итак, «пожарная команда» вызвана. Можно было и отдохнуть.

А вот не отдыхалось.

Он вышел из кабинета и медленно направился в машинный зал.

Зал был пуст, двери приоткрыты, только за столиком сидел дежурный. Кириллов машинально вынул из карманов металлические предметы, положил перед дежурным.

— Что-нибудь забыли в зале или новый опыт готовите? — спросил дежурный.

— Именно забыл! — непонятно ответил секретарь и прошел в массивные двери под зеленый сигнал.

В зале он остановился у тех приборов, на которых так недавно молодые физики увидели и зафиксировали античастицы. Их опыт был красивым. Да они все делали красиво. А для этого надо не только понимать свое дело, но и любить его. У тех, кто хоть и понимает, но не очень любит это самое дело, почти ничего не получается. Возьмем того же Кроху или Подобнова. Даже и самого Михаила Борисовича. Да и опасно подолгу сидеть в этом зале. Не потому ли Михаил Борисович давно уже не заглядывает сюда? А молодые ничего не боятся. Они согласны даже на риск. И уже по одному этому правы в своем споре. Почему они должны отдавать на растерзание свои работы? И с какой стати молодые прометеи должны отдавать на растерзание свою печень? И Михаил Борисович не такой уж орел, чтобы от него нельзя было отмахнуться. И если завтра «пожарная команда» ничего не сделает, тогда Кириллов сам пойдет в президиум академии и доложит там свое мнение, а нет, так он в другие учреждения вхож. Это он только в угоду своеобразному местничеству, чтобы не выносить сор из избы, постучался к Богатыреву. А может быть, правильнее как раз вымести весь сор? И спросить товарища Гиреева: как же это он не замечает, как захламлен дом, в котором он живет?

Нельзя сказать, чтобы от этих мыслей настроение у секретаря стало лучше. Но до главного-то он додумался: так просто этого дела не оставит. Не только сор из избы выметают, даже авгиевы конюшни порой чистят, хотя для такой работы и приходится звать на помощь Геркулеса.

Себя Геркулесом он не чувствовал, но помощников — он это теперь понимал — найти всегда можно. Надо только оглядеться вокруг.

Вот он и оглядывал все вокруг, чтобы в случае необходимости было на кого опереться. На инженеров. На ученых. На коммунистов. В потемках прятаться не трудно, а вот когда свет зажгут… И он чувствовал, что рука сама тянется включить этот свет.

27. ДВИЖЕНИЕ ВОДЫ

Ровно в девять утра Кириллов поднялся в приемную академика. Ни Гиреева, ни Богатырева еще не было. Марина Саввишна, без удовольствия поздоровавшись с ним, отрезала ледяным голосом:

— Вряд ли Иван Александрович сможет вас принять. У него сегодня очень загруженный день.

— Поживем — увидим, — невозмутимо ответил Кириллов и прошел к окну.

Там он и остался стоять, пока не увидел, как подошла запыленная «Волга» с дубнинским номером и из нее вылез Богатырев. И в ту же минуту показалась машина Гиреева. Гиреев выскочил легко, прямо неся среброволосую голову, вокруг которой вроде бы посверкивало сияние — совсем как венчик над головой святого. Он был без пальто, без шляпы, и Богатырев, подошедший к нему от своей «Волги», выглядел старомодным провинциальным врачом: серая шляпа, длиннополое пальто. Но поздоровался Гиреев дружески: видно, заранее сговорились встретиться прямо у подъезда, пока академика не завертело в потоке дел.

Академик пропустил гостя вперед, и они скрылись в здании. Кириллов обернулся к двери.

Войдя в приемную, академик встретил взгляд Кириллова.

— Вы с чем, Николай Иванович?

— Да вот поджидаю движение воды, — ворчливо ответил Кириллов. — В евангелии писалось о каком-то целебном источнике: больные должны были ожидать возмущения воды, а тогда уж не зевай, ныряй, авось вылезешь здоровым.

Академик слушал вполуха, помогая гостю повесить пальто. Но что-то недоброе мелькнуло в его лице в ответ на слова Кириллова. Проведя гостя в кабинет, он сухо сказал с порога:

— Ну что ж, входите и вы! Наверно, еще вчера сговорились?

Кириллов небрежно уронил:

— А как же!

Марина Саввишна с глубоко обиженным видом — ведь говорила же Кириллову, что академику сегодня не до него! — вошла следом с папкой почты. Академик усадил Богатырева напротив, спросил:

— Наверно, не завтракали? Я нашего Кириллова знаю. Уж если вцепится в человека, то, как бульдог, зубов не разожмет! — И приказал секретарше: — Принесите кофе!

Богатырев усмехнулся, ничего не ответив, и Марина Саввишна вышла, гордо неся перекрашенное лицо. При академике она всегда не столько служила, сколько священнодействовала. Здесь все зависело от нее, кроме непредвиденного прорыва Кириллова, Но придется угощать и его. Другое дело — Богатырев! Он и сам член-корреспондент. А бывало время, когда Богатырев даже начальствовал над ее обожаемым шефом. С ним надо считаться. Не исключена возможность, что Богатырев снова окажется на коне… Все эти мысли не имели, конечно, отношения к делам, но хороший секретарь тем и хорош, что может предвидеть все возможные комбинации…

Секретарша принесла и поставила перед каждым малюсенькие чашечки с отличным кофе, а разговор все не складывался, не шел дальше: «В Москве нынче очень жарко!», «Нас Волга спасает!», «Я решил в этом году съездить на Иссык-Куль!». Но вот Марина Саввишна исчезла, и Богатырев не торопясь приступил к делу.

— Мы повторили опыт Горячева и Чудакова. При атаке античастицами металлических мишеней металл словно бы перерождается. Аннигилируют именно связующие частицы ядра. Ядро становится «дырявым». Если удастся выделить античастицы с большей частотой явлений, то прикладное значение эксперимента неоспоримо.

— Рад, что вы подтвердили мои предположения, — любезно ответил Гиреев.

Кириллов улыбался про себя, но так, чтобы собеседники не заметили. С его точки зрения, этот разговор ничем не отличался от предыдущей болтовни о погоде. Но уж если Богатырев приехал, то не для светской беседы.