Том 1 - Василий Ян

Затем старик взял полную чашу вина, слил с нее несколько капель на свою сморщенную левую ладонь и подал чашу Будакену. Одновременно он слизнул вино с левой ладони и прищелкнул языком. То же самое он повторил, передавая другие чаши Фейзавлу и скифам. Все поняли, что если разливающий старик пьет первый, то в чашах нет яда и вино можно пить без опасения.

Фейзавл взял чашу обеими руками и, подняв глаза кверху, воскликнул нараспев:

— Пусть хранит Ахурамазда великого царя царей, нашу землю и всех почитающих высочайшего! — И он выпил одним духом всю чашу.

Будакен наблюдал, что делает Фейзавл, и старался повторять его жесты. Выпил вино — оно было душистое, сладкое и крепкое.

Будакен стал задавать вопросы:

— Как здоровье царя царей? Где теперь великий, непобедимый правитель Персии?

Фейзавл развел руками:

— Вы, саки, достойные и мудрые доители кобыл, живете в беспредельных степях, так что все новости приходят к вам через год. Про какого царя царей ты спрашиваешь? Если про великодушного Дараиавауша, [174]то его уже нет — его призвал к себе на небо Ахурамазда; где его семья — неизвестно: или погибла, или — еще хуже — обращена в рабство Двурогим злодеем. Выпей еще этого вина — оно пролежало в земле много лет и потому стало густым, как мед.

— Что же случилось с царем царей, какие несчастья могли обрушиться на него? — продолжал расспрашивать Будакен.

— Что можем мы знать здесь, в маленьком городке, на границе с соленой пустыней! Мы должны тихо молчать и ждать приказаний великих людей, которые правят нами. — И Фейзавл скромно опустил глаза.

— Но сатрап Бесс? Наверное, он жив и правит по-прежнему Бактрией и Сугудой?

— Ты, я слышал, кажется, хочешь проехать в Мараканду?

— Да, я проеду в Мараканду, к сатрапу Бессу. Он звал меня к себе как гостя еще год назад.

Фейзавл покачал головой:

— Ты совсем ничего не знаешь, что произошло. Сатрапа Бесса уже нет. Великому создателю этого мира благоугодно было сделать Бесса царем царей, возложить на него царскую тиару [175]и передать ему жезл правления всей Персии. Теперь не так легко и просто приехать в Мараканду в гости к Бессу.

— Если Бесс стал царем царей, то, вероятно, потому, что он полон справедливости, — сказал Будакен. — Царь должен помнить и исполнять свои обещания. Я думаю, что Бесс не забыл двух жеребцов, сыновей славного Буревестника, полученных им от меня в подарок, и вспомнит, что звал меня навестить его.

Фейзавл стал говорить сладким, вкрадчивым голосом:

— Теперь царь царей находится в Мараканде и строго охраняется: никому не разрешается въезд в город без особого вызова и письменного приказа за печатью. Не лучше ли тебе отдохнуть здесь, в этом городе, и переждать, пока мой гонец съездит в Мараканду с письмом и просьбой разрешить тебе приехать? Тогда ты свободно проедешь в Мараканду — она ведь теперь новая столица всей Персии.

Будакен уже выпил несколько чаш сладкого вина. Хотя он был очень силен, но вино разгорячило его, и слова Фейзавла показались ему оскорбительными и обидными.

— Мы, саки, — народ свободный и не состоим на службе ни у сатрапа Бесса, ни у царя царей. Мы живем где хотим; если не понравится, снимаем свои шатры, грузим их на телеги [176]и уходим к другим колодцам. Ты думаешь, что сможешь нас задержать в этой глиняной ловушке, полной клещей и скорпионов, и послать в Мараканду донесение, что Фейзавл один, без войска, только своей мудростью и хитростью взял в плен непобедимого князя Будакена и двадцать свободных скифов? Ты ошибаешься, Фейзавл, и, верно, забыл походы Афрасиаба. Эй, воины, приведите мне моего коня! — закричал Будакен. — Я посмотрю, как ты со всеми своими воинами попробуешь задержать Будакена, который один уводил целые караваны согдов!

Будакен вскочил, схватил боевую секиру и стал со свистом размахивать ею.

Фейзавл отбежал в сторону и, пятясь, издали старался успокоить гнев Будакена:

— Мы нарочно отвели для тебя этот двор, чтобы тебе не мешали любопытные жители города!..

— А ты не нашел места похуже? Сюда приходят сумасшедшие, чтобы собирать клопов, и здесь ты захотел заморить меня с моими воинами?

— Закройте ворота, не выпускайте никого! — кричал, прячась за колонну, Фейзавл.

— Там собрано целое войско, — говорили скифы. — Кидрей хотел выйти из ворот, а его встретил лес копий.

Снова секира Будакена с воем завертелась над головой Фейзавла. Он протягивал Будакену дрожащие руки:

— Успокойся, князь! Ты можешь переехать в летний дворец нашего князя. Там ты будешь в саду, под тенью деревьев, лежать на ковре и есть сладкие персики. А наши певцы споют тебе лучшие песни.

— Прикажи своим воинам, чтобы они уехали от ворот, а не то мои воины покажут, как летают сакские стрелы, как наши копья пробивают сразу трех человек.

В воротах раздались крики:

— Саки взбесились! Они садятся на коней! Они сейчас бросятся на нас!

— Улала!.. Улала!.. — заревел Будакен боевой клич саков.

— Улала!.. — ответили ревом двадцать скифов.

За воротами послышались крики команды и топот лошадей, бросившихся вскачь по улице.

— Я должен увидеть премудрую дочь правителя Курешаты! — наступал Будакен на Фейзавла.

— Наши женщины не боятся мужчин, но ты два мужчины! — отвечал Фейзавл. — Рокшанек умрет от страха, когда ты войдешь в ее дом.

— Ты меня проведешь к ней. Мы, саки, ни женщинам, ни детям зла не делаем. Веди меня к ней!

Фейзавл поднял руки к небу:

— О всемогущий! О создатель луны и шести планет! Ты видишь, что я не виноват; избавь меня от гнева моего князя Оксиарта!

— Какого Оксиарта? — остановился изумленный Будакен.

— Князь Оксиарт — владелец города Курешаты и всего округа. Только его здесь нет. Он уехал доставать коней для войска царя царей. Вместо него правит мудрая дочь его, Рокшанек.

Будакен с досадой вспомнил о появлении в его шатре Оксиарта и обо всем, что потом с ним произошло.

— Подожди меня, — говорил Фейзавл, — я съезжу сейчас к княжне Рокшанек, переговорю с ней и привезу ее ответ.

— Но могу ли я верить, что ты вернешься?

— Я тебе оставлю в залог самое ценное, что имею: золотой пояс, стальной меч или янтарное ожерелье.

— Этого и у меня много.

— Тогда я тебе оставлю еще более ценное — мою бороду… — Фейзавл снял свою серебристую завитую бороду, которая искусно держалась на золотых крючках, зацепленных за уши, и оказался моложавым красивым персом с гладко выбритым лицом.