Ричард Длинные Руки – фрейграф - Гай Орловский

Мириам постучала каблуком возле моего уха.

— Эй, рептиль!..

Я прорычал сердито:

— Чего тебе, пласкатик?

Она тут же поинтересовалась:

— Это кем ты меня обозвал?

— Летать не умеешь? — ответил я. — Значит, передвигаешься в плоскости. Что тебе, существишко?

— До моего королевства, — сообщила она высокомерно, словно была императрицей Римской империи времен ее расцвета, — еще далеко. Я не хочу, чтобы ты прилетел обессиленным. Вон там впереди озеро, можем отдохнуть немного.

— А, — сказал я понимающе, — одежку надо прополоскать?.. Ладно-ладно. А то я слышу запах, гм… и что-то течет по мне.

Мириам возмущенно завопила, принцесса озадаченно молчала, не поняв моих загадочных слов, а я с подозрением рассматривал блеснувшее далеко впереди озеро.

— А в нем кто живет?

— Никто, — заверила Мириам.

— Точно?

— Абсолютно, — крикнула она. — Мы трижды останавливались на его берегах и отдыхали.

— Вода пресная?

— Конечно, — ответила она удивленно. — Хорошая вода.

— Пили?

— И сами пили, и коней поили…

— Хорошо, — ответил я с удовлетворением. — Будем считать, что уже снизились, сели, искупались, отдохнули и полетели дальше. Уже без остановок. Где, говоришь, это странное королевство?

— Почему странное?

— Ну, его еще нужно отыскать…

Она сказала зло:

— Я слыхала, что Сен-Мари вроде бы побольше. Ну и что?

Я пробормотал:

— Да, в самом деле… Ну и что?

Навстречу плывет целый ледоход облаков, я не стал врезаться в это неприятное месиво, поднялся выше, и некоторое время мы летели, словно над заснеженным полем.

Принцесса пискнула, указывая розовым пальчиком на крупную полынью, на самом дне которой виднеются крохотные домики. Я послушно нырнул, а когда облака остались выше, рассмотрел сразу два города, связанные общей широкой дорогой и домики по обе ее стороны.

— Лианекс, — вскрикнула Мириам. — Уже близко! Как быстро ты летишь, оказывается… А с виду так медленно…

— Повтори такое, — пригрозил я, — когда я пойду над самой землей!

Мириам умолкла и не проронила ни слова, пока из-за появившейся реки не проступили белые известковые горы, а за ними дома и башни. Принцесса что-то у нее спрашивала, Мириам беспокойно задвигалась, я чувствовал, как она привстала, преодолевая встречный ветер, напряженно всматривается в проступивший впереди большой город. Домики, на мой взгляд, мелкие, аккуратные, улицы извилистые и хаотичные, и все это окружено довольно толстой стеной, по ней могут пройти двое плечо в плечо.

Конечно же, в самом центре площади торчит черная стела. Крупный дворец расположен, как и водится, на краю площади, чтобы народ мог собраться и выразить свое ликование при виде любимого правителя.

Я услышал нежный голос принцессы:

— Это и есть Меркер?

— Да, — ответила Мириам почему-то упавшим голосом.

— Я думала, — произнесла принцесса, — что он побольше…

— Я тоже так думала, — ответила Мириам невесело. — Почему? Я такая глупая? Или я выросла?

Я сказал утешающе:

— Это просто вид сверху, пласкатики. На самом деле внизу все мелко. Даже Гандерсгейм не так уж велик… если полетать и над другими землями.

Мириам вздохнула, но промолчала. Я снизил скорость полета, надо подумать, как явиться, а то все слишком по-женски: собрались и полетели. Как же, щас нас ждут не дождутся.

Несмотря на общее разочарование, город все же достаточно крупный. Я в задумчивости раскинул крылья и задержался в одной точке пространства. Видны как бы два, даже три города, вложенные один в другой, как кольца. Такое нехарактерно для этой эпохи, а здесь в центре вон самый древний город, его окружают дома и здания заметно другого стиля, а вокруг этого, отделенного кольцевой дорогой, третий город, самый большой, шумный и многолюдный.

Присмотревшись, я увидел вбитые глубоко в землю следы широкой крепостной стены, стена явно мешала и раздражала настолько, что в конце концов снесли, но дорога на ее месте получилась узкая, хотя и ровная, как будто нарисованная циркулем: древние строители свое дело знали…

Улочки во всех трех частях города кривые и бестолковые, везде в самых неподходящих местах лавки. Кони или верблюды на привязи, даже столы с табуретками вынесены из душной и жаркой харчевни. Люди то ли едят, то ли пьют, то ли просто сидят там и мешают остальным передвигаться.

Я повел головой по сторонам, сердце стиснулось непонятной тоской. Город странен, чужд, постройки непонятны, кроме массивной черной стелы, угрожающей острием самому небу, много храмов, и пусть они все стары и ветхи, но церквей нет, а из меня хреновый принуждатель даже к светлому и чистому. Я из тех, кто после первой же безнадежной попытки машет рукой и говорит: не хотите, придурки, идти к свету — сидите во тьме!.. А я не буду с вами возиться.

И либо в самом деле пройду мимо и дальше, либо велю все старые храмы сжечь, всех несогласных поставить на колени и окрестить насильно. Но, учитывая, что за моими плечами мощь всей армии Сен-Мари, или Орифламме, как ее здесь называют, наверняка выберу второе.

И пусть знаю, что слишком нетерпелив, что так нельзя, но… так же делалось? И получилось? Непокорных язычников-саксов, зверски распинавших всех христианских миссионеров, Карл Великий истребил две трети, оставшихся окрестил насильно, и вскоре они стали костяком его христианской империи.

Я чувствовал, как накренилась влево Мириам, рассматривая центральную часть города, где величием и пышностью построек выделяется королевский дворец.

Мириам прошептала с печалью:

— Как все стало иначе…

Я буркнул:

— Всего за десять лет?

— Вы живете по тысяче, — сказала она с печалью. — Что вам такие перемены… Вам надо, чтоб море высохло или горы поднялись из песков, тогда заметите…

— Мы живем по сто тысяч лет, — с достоинством возразил я. — Потому такие умные. Но дворец вроде бы тот, что как-то видел мельком сто лет назад.

— Он стал темным, — произнесла она. — Я вижу крылья зла. И все мои цветы увяли.

— Что такое цветы? Ах да, трава так размножается… Дура.

Мириам спросила непонимающе:

— Почему?

— Корнями надежнее, — сообщил я. — Вегетативно. Скрыто под землей, стыдливо и строго. А цветы… Бесстыдство какое-то. Вот так, прямо наверх, чтоб все видели…

Она задумалась, щечки внезапно покраснели, бросила на меня взгляд искоса, но я ждал ответ, она пробормотала:

— Так это же цветы…

— И что?

— Им можно, — сказала она чуть окрепшим голосом. — И вообще… Как-то странно у рептилий мозги устроены. Такое видите, что нормальный человек никогда не подумает.